Ученики Ворона. Черная весна - Васильев Андрей - Страница 53

— Уже какая-то ясность, — произнес Монброн, глядя на нашего гостя. — Орден Истины.

— Именно, — подтвердил тот. — Орден Истины. Впрочем, дело не только в тех вопросах, которые я как клерик ордена хотел бы задать вам. Есть еще кое-что.

Гость повернулся к Монброну и скинул с головы капюшон.

— Великие боги. — Гарольд поморщился. — Жуть какая.

— Жуть, говоришь? — снова закхекал незнакомец. — А ты вглядись, Монброн. Может, узнаешь?

Монброн приблизил к нему свое лицо.

— Ты? — Я впервые видел своего друга настолько изумленным. — Погоди, но… Это невозможно, я же сам все видел, своими глазами!

Да кто это такой?

У меня было мелькнула кое-какая догадка, но я ее отбросил как невозможную. Тот человек мертв, давно и бесповоротно.

— И невозможное бывает, — прошипел визитер. — Правда, я до сих пор не уверен, что мое существование можно назвать жизнью.

Человек на кресле повернулся ко мне. Я как раз поднялся на ноги, но, увидев то, что было у ночного гостя вместо лица, снова сел на кровать.

По сути, это было вообще не лицо. Более всего это напоминало проржавевшую сталь. Знаете, когда ее проедает время, просверливая тысячи желтых и коричневых дырочек в когда-то надежном клинке. Вот и здесь имело место нечто подобное.

Возникало ощущение, что множество муравьев поработало над лицом этого существа, или кто-то многозубый его пожевал и выплюнул. Единственное, что роднило его с человеком, так это глаза, все остальное выглядело омерзительно и пугающе.

— Нравится? — Безгубый рот визитера растянулся в улыбке, его щеки при этом существовали как будто отдельно от лица. — Красив?

Я понял, что знаю если не этот голос, то интонации — точно.

Но этого не может быть!

— Да ладно, — даже отмахнулся от страшного гостя я. — Ерунда какая.

Ерунда, не ерунда, но это он. Тот, о ком я подумал.

— Форсез. — Монброн смог сказать то, что не отважился произнести я. — Виктор Форсез, верно?

— Верно. — Клерик встал с кресла и подошел ко мне. — А если точнее — тот, кто когда-то им был.

Он нагнулся, положил свои холодные, почти ледяные ладони мне на щеки и приблизил свое лицо к моему.

— Смотри, фон Рут, — требовательно прошипел безгубый рот. — Смотри на меня. И представь, каково жить таким, какой я теперь есть.

Мне очень хотелось зажмуриться, а еще лучше — проснуться и поверить в то, что это все — просто ночной кошмар.

Но, увы, это был не сон.

— Да отпусти уже, — оттолкнул я его от себя. — Вцепился как клещ.

— А вот тут ты угадал, — почти дружески сказал мне Форсез. — Вцепился. И уже не выпущу, пока не увижу, как вы все корчитесь в огне. Все! И ты, и ты, и Фальк, и де Лакруа. И конечно же все ваши шлюшки-подружки.

Бум! Монброн успел раньше меня, и удар в челюсть, ну или то, что было у Форсеза вместо нее, отбросил того в угол комнаты.

— Выражения выбирай, — посоветовал ему мой друг. — В следующий раз я тебе что-нибудь сломаю за такие слова.

— Ах, извините. — Виктор встал с пола и сплюнул. — Я лично предам костру всех ваших соучениц. А накануне аутодафе я каждой из них еще и прощальный вечер устрою, с участием десятка-другого городских стражников. Они очень любят побаловаться с магичками, это тешит их самолюбие.

На этот раз его ударил я, причем без особых раздумий и сомнений. Страх прошел, ведь пугает неизвестность. Это был всего лишь Форсез, причем совершенно не изменившийся внутренне. Да, лицо изуродовано, но нутро прежнее. Разве что злобы добавилось, а так — все то же самое.

Хотя как он выжил, мне было непонятно. Флик его раза три или даже больше ударил кинжалом в живот, такие раны и магу залечить непросто, а он им не был. Даже если он не умер сразу, то долго в пустыне точно протянуть не смог бы, просто истек бы кровью.

И вот здесь я вспомнил ту тварь, что выползла в стенной пролом, тварь с тысячью лиц. Как там ее Ворон назвал? Многоликий червь. Уж не она ли над ним поработала? Вот только тогда все совсем непонятным становится. Эта мерзость, насколько я понимаю, еще более смертоносна, чем несколько ударов кинжалом в живот.

— Ах, как же вы нелюбезны, — попенял нам Форсез, снова поднимаясь с пола. — Я честно рассказываю им про будущее, оказываю такую честь, а они меня кулаком по лицу. Ладно учтивость, но где ваши манеры, господа? Я все-таки благородный человек, со мной так нельзя обращаться, это оскорбление моему роду.

— Не уверен, что ты вообще человек, это невозможно, — сказал Гарольд. — Я же сам Флика помогал из-под твоего тела доставать, ты был мертвее мертвого. Да и внешне в тебе ничего людского не осталось.

— Невозможно, — согласился с ним Виктор. — Я и умер, представь себе. Почти умер. А потом пришел он…

По телу нашего бывшего соученика прошла дрожь.

— Кто «он»? — уточнил Гарольд.

— Он. — Форсез уставился на меня. — Ты же видел его, фон Рут? Видел, я знаю. Ты заметил его тогда, когда добил Августа Туллия, который был еще жив, и обчистил его карманы. И заодно обрек меня вот на такую жизнь.

— Ты чего-нибудь понимаешь? — спросил я у Монброна.

— Ну, так, — ответил мне он, задумчиво вертя в руках шелковый шнурок, который непонятно откуда у него взялся. — Не совсем. А ты в самом деле этого Августа Туллия добил? Он действительно после удара Жакоба не умер?

— Не понимаю, о чем он говорит, — немедленно сказал я. — Чушь какая-то.

Ага, так я и рассказал, как оно было на самом деле. Это, по факту, признание в убийстве клерика ордена. А если нас сейчас подслушивают?

— Конечно, чушь, — насмешливо просипел Форсез. — Монброн, если ты не забыл, то у Августа были бумаги, связанные с вашим любимым наставником, Герхардом Шварцем по прозвищу Ворон. А твой дружок фон Рут на все готов ради него, как, впрочем, и любой из вас. Даже пустить в ход кинжал и добить раненого.

— Ты, кстати, тоже не прибедняйся и жертву из себя не изображай, — с вызовом произнес я. — Кто нас в Гробницах к стенке припер? И до того ты нам палки в колеса вставлял. Да, Флик тебя подрезал, это правда, но за дело же? Да к тому же ты нам шансов не оставил. Либо подписать бумаги, либо умереть.

— Жертва? — Форсез весело закхекал. — Я не жертва. Я теперь проклятие, которое всегда будет висеть над вашими головами.

— Какой слог. — Монброн сложил длинный шелковый шнурок вдвое и задумчиво посмотрел на меня. — Красиво говоришь, сразу видно, риторике тебя учили на совесть.

— Да риторика тут ни причем. — Виктор засопел. — Просто боги за меня, и судьба — тоже. Даже странно, что вы этого не понимаете. Вы обречены. Вы все.

— Становится скучно, — показушно зевнул я.

— Меня прислали сюда, на край света, чтобы я оправился от того, что пережил, — продолжил Форсез. — И как же я удивился, узнав от братьев по ордену, что двое подмастерьев мага, прибывших откуда-то с Запада, устроили в Форессе изрядный переполох, да еще и пустили в ход магию. Я сразу подумал, что один из них Монброн, и ведь не ошибся! Боги привели вас сюда, ко мне. И не беда, что пока я не могу сделать с вами все то, что хочу. Я подожду. Я умею ждать.

— По-моему, ты немного свихнулся, — уже без наигрыша сказал ему я. — В том, что с тобой случилось, винить надо только себя. Ты сам ушел из замка, ты сам связался с орденом и сам пришел к Гробницам. Не надо свои ошибки перекладывать на нас.

— Я всегда теперь буду где-то рядом с вами, — продолжил Форсез, по-моему, даже не слыша меня. — Я буду в тенях, я буду в ночных сумерках, в тумане. Я буду там, пока не придет время выйти на свет и поднести факел к костру.

Монброн явно боролся с собой. Было видно, что ему очень хочется накинуть шелковый шнурок на шею Виктора и как следует затянуть.

Хорошо бы так сделать, но нельзя. Убить этого полуидиота, конечно, дело благое, но вот только тогда на всех наших остальных планах можно поставить жирный крест.

— Каждого, — бормотал Виктор, похоже, уже даже не осознавая, где находится. Он заламывал руки, и его скрюченные пальцы, казалось, сдавливают чье-то горло. — Лично! Каждого из вас сожгу! Фон Рут, Монброн, де Лакруа, де ла Мале…