Что-то не так (СИ) - "gaisever" - Страница 5

Затем пятнистый достал из-под плаща жезл – засверкавший холодно-голубым огнем, что было странно в багровости полумрака, – ткнул Марку в лоб и произнес короткую фразу. Жезл полыхнул, так ярко, что Марк вскрикнул, согнулся и вцепился руками в лицо. Некоторое время он ничего не соображал; когда боль в глазах утихла, а звон в голове рассыпался, он рискнул посмотреть – коварный незнакомец снова направил свою железку. Марк вскочил со стула и кинулся в сторону. Гессех натянул цепь.

– Еще одна такая вот шутка, и я разобью вам башку, обоим! Вот этим вот вашим шаром! – Марк указал на шар, черневший на столе маленьким призраком.

Незнакомец, однако, снова приставил железку Марку ко лбу и произнес новую фразу. Жезл засверкал сухими холодными искрами; искры собрались в колючую сферу и скатились по лицу, волосам, куртке и далее джинсам вниз; рассыпались по полу и растворились.

Гессех и незнакомец переглянулись и покивали – с озадаченным недоумением. Незнакомец тронул жезлом шар; шар засветился и стал показывать свой радужный калейдоскоп. Они внимательно смотрели в шар, обмениваясь короткими репликами. Досмотрев, незнакомец вернул жезл под плащ, еще раз оглядел Марка, сверкнув зрачками, бросил Гессеху финальную фразу и вышел.

Тот уселся на стул, вытянув ноги и скрестив на груди руки. Эта ночь прошла так же как предыдущая, за одним исключением – Гессех не пялился в шар. Зато сразу вытащил из глаза линзы-кристаллы и осторожно уложил в черный чехол из неопределенного материала.

– Интересно что это у тебя такое, – хмыкнул Марк, посмотрев на чехол.

– О́йггенест, – сказал Гессех.

Спрятал чехол под плащ, закрыл глаза и окаменел. Марк заснул на своем стуле и до утра не просыпался. Проснулись они опять почти одновременно. Гессех надевал свои линзы; затем встал, подхватил ножны, дернул цепочку и направился к выходу.

– Слушай, хватит таскать меня как болонку на поводке, – Марк дернул цепочку в ответ.

– Каасе́ммтерт, – отозвался Гессех резко, тоном не допускающим возражений. Дернул цепь еще раз, еще сильнее, указал снова выйти из комнаты первым.

Пока они шли обратно к трапезной, Марку подумалось, что в ножнах у Гессеха на самом деле не меч, как думалось все это время. И что это не ножны, а какой-то чехол. Грубый материальный колюще-рубящий меч со вспышками, искрами и аннигиляциями никак не вязался. Люди убивающие обычным мечом не в состоянии добиться такой совершенной красоты вещей. И вешать, как этих вчерашних, тоже логично – без крови... Марк отворил дверь и снова остолбенел. Если вчера под стропилами висело то ли четверо, то ли пятеро, сейчас трупов было минимум двадцать.

– Что это такое, вообще? – Марк обернулся. – Как это понимать, вообще?

– Теэде́йнгет, – Гессех указал на дверь, в которую они накануне вошли.

Утро было прекрасное – прозрачный хрустальный воздух, бездонное матово-голубое небо – ни облачка; на востоке из-за далеких гор поднимается жемчужное солнце. Здание из которого они вышли копировало вчерашнее. Только здесь добавлялась башня, на которой, в огненном круге, переливался всеми цветами спектра загадочный герб-схема; яркостью он мог поспорить с солнцем, а сочностью красок – с живописностью утра.

Из арки в центре фасада появился человек – из тех в безликой одежде, – с конем Гессеха под уздцы. Гессех запрыгнул в седло, и они снова двинулись в путь. Теперь можно было разглядеть дорогу как следует. Прямая ровная лента стремилась на запад, в холмистую перспективу предгорий (вчерашние горы, из-за которых карабкалось солнце, остались теперь за спиной, и были уже далеко). Дорога пронзала пространство шпагой, игнорируя детали рельефа – либо пролетая насыпью и мостом, либо прорезая выемкой и выбранным склоном. Мозаика сверкающего полотна простиралась идеальной плоскостью.

(Интересно – что будет с водой во время осадков? Она должна как-то растекаться по сторонам, собираться в сточные желоба, оформленные бордюром, по которому бежит вездесущий узор. Или это не сточные желоба? Все совершенно ровное – куда деваться воде? Если пойдет дождь, желоба наполнятся как корыта. Пока ничего не понятно.)

Марк продолжал оглядываться, ожидая увидеть другие строения – те же, например, жуткие деревянные короба, – но нигде вообще ничего. Здание стояло одно, обращенное гербом фасада на юг. Как видно, это был некий существенный перекресток – одна дорога лучом приходила с востока, от гор (вчерашний путь); другая, сходным лучом, прибывала с северо-запада. Ничего подобного Марк никогда не видел – бесконечная холмистая плоскость, далекие горы на горизонте – царство природных кривых, пронзенное строгой геометрией здания и дорог.

Солнце поднялось к полудню, когда луч дороги вывел их в плоскую чашу-долину, окаймленную серо-зеленым кольцом холмов. В поперечнике километра два, прикинул Марк, оглядывая неестественно плоское дно этой огромной тарелки. Похоже, когда-то здесь было озеро. Дорога лентой насыпи стелилась вперед, пересекая круглую плоскость по диаметру.

Когда они оказались в центре, Гессех остановился и выхватил из-под плаща жезл. Секунду он смотрел на него, затем спрыгнул с коня и сбежал с дороги. Затем сбился с ног и повалился в траву – вокруг вспыхнула все такая же искристая сфера, а самого Гессеха спас все такой же искристый кокон, возникший от жезла.

Гессех сорвал с плеч ножны и перевернул их. На траву выскользнул странный предмет, похожий на телескоп – черная матовая труба; с обоих концов два широких кольца, с инкрустацией червонно-золотого узора; вдоль трубы несколько сложенных планок. Гессех повернул кольцо – планки соскользнули с трубы и образовали штатив, который Гессех тотчас воткнул в землю.

– Макхи́ггет! – сказал он со злостью, обернулся и вытянул руку на северо-запад, на цепь серо-зеленых холмов.

– Это у тебя что такое? – Марк указал на трубу.

– А́йстет, – Гессех тронул устройство.

Затем он стал смотреть в телескоп, медленно передвигая трубу по цепи холмов. Пару долгих минут Марк с мучительным интересом ждал чем все это кончится.

– Ттоо! – воскликнул наконец Гессех и обернулся. Зрачки блеснули разноцветными искрами. – Макхи́ггет!

Он вскочил, отбросив мягкую тень в лучах мягкого солнца, обернулся в ту сторону куда целился телескоп, поднял жезл над головой. Затем огласил короткое заклинание. На северо-западе целый сектор цепи холмов осветился; далекий огонь рассыпался порошком искр, угас. Затем на одной из вершин что-то вспыхнуло, пронзив серо-зелено-голубой антураж жгучей колючей точкой.

– Макхи́ггет, – хмыкнул Гессех с удовлетворением. Схватил телескоп, сдвинул кольцо – штатив собрался и прилип к черной трубе, – сунул устройство в чехол, закинул за спину.

– Отличная у тебя пушка! – хмыкнул Марк. – Ты ее навел, а потом как бы зарядил и выстрелил?

– Таахе́йнгес! Геэссе́йнгесай! – Гессех дернул цепь и повлек Марка к коню.

Дорога бесконечной лентой разреза́ла предгорья. Солнце наконец закатилось за зубчатый горизонт, опустились сумерки. Гессех спешился, свел коня и Марка с дороги, остановился у группы небольших глыб. Достал из-под плаща – узор мягко переливался в сумерках – небольшой сверкающий многогранник из шоколадно-вишневого камня. Затем достал жезл, присоединил камень к торцу; камень мягко зардел, жезл раздвинулся как телескопический монопод. Гессех воткнул его в рыхлую землю.

– Ммейхе́тт-ттеэ ка́йреммдейта́й, – произнес он, посмотрев в небо и оглядев цепи холмов по горизонту.

Затем улегся прямо на землю, повернулся на бок и замер. Ничего не оставалось делать как улечься рядом. Проснувшись, Марк сначала не мог сообразить где находится. Он несколько раз огляделся – прежде чем события двух предыдущих дней вспыли в памяти. Гессех стоял рядом и осматривал западный горизонт. Повсюду, насколько хватало глаз, блистал в восходящем солнце снежный покров. При этом высота здесь была не такой чтобы в августе, пусть даже ночью, в холодном воздухе с гор, могло выпасть такое количество снега.

И сразу стало понятно зачем Гессех втыкал свой жезл-монопод в землю. Они находились в центре круга, диаметром метров десять, в котором по-прежнему царило лето. За пределами круга все покрывал снег – слоем толщиной в полметра.