Что-то не так (СИ) - "gaisever" - Страница 47

Но здесь даже боль и усталость ощущались как-то щадяще – какой-то именно надсаженностью, а не явной болью – мышечной, суставной, как оно там обычно бывает. Руки-ноги-плечи-шея не болели, не «отваливались», а своим ощущением как бы давали понять, что пора бы как следует отдохнуть... Давали понять очень явно, и с каждым часом все больше настойчиво... В общем, настало время всерьез озаботиться каким-то пристанищем, каким-то углом, куда можно, хотя бы на какое-то время, забиться, «зализать раны»...

– Во-первых, я элементарно устал.

Марк обернулся вправо. Старый знакомец снова погасил свой нанотехнологический светоч и сидел теперь, рядом, также прислонившись спиной к кованному парапету (литому? под сверхвысоким давлением? или отпечатанному на каком-нибудь 5-D нанопринтере?), бессменно уложив палку факела между ног. Снова начало рассветать, и рассеянный свет начал формировать из мрака привычные атрибуты мира, здесь «с поправкой на город», – дорогу, бордюры и парапеты, вдоль полосок-газонов, ажурные решета палисадников...

– Во-вторых, проголодался, и так, что подумываю, все-таки, стать каннибалом. В-третьих, у меня голова идет кругом, и сама по себе, естественным образом, и потому, что уже почти сутки, по ходу, я топчусь кругом на одном месте... А в-четвертых, я, кажется, окончательно понял, что счастливую старость мне придется встречать здесь, и поэтому надо как-нибудь обустраиваться. Как у вас тут дела со счастливой старостью, кстати? В каком возрасте выходят на пенсию? Попаданцам ее дают? Если дают, то каковы шансы до нее дожить? Или, в связи с истощением тейстера, равно как запаса ттайргесов, пенсионный возраст у вас отодвигается в вечность? Я вообще так устал, что даже есть, кажется, уже не хочу, и, похоже, уже не захочу никогда... Но поесть надо, даже через силу. Иначе наступит момент когда я свалюсь бездыханный, и от усталости даже сам не замечу... Ты, по идее, должен знать как все это подкрадывается – незаметно... Надо что-то найти. Не может ведь быть – чтобы во всем таком мегаполисе не осталось ни репки съестного. Даром что все отсюда, по ходу, свалили... Твеййессо, внемли, дружище! Надо найти дас-даас!

– Одде́тт о́йхеммде, – отозвался мальчишка, как показалось – грустно.

– Опять о́йхеммде. Я уже понял, что это значит что-то типа «обломайся», или «хрен тебе», или «хрен вообще»... Ну что же, давай снова без дас-даас. И наверняка сейчас опять куда-то потащимся... Если бы не особоэргономическая дорога, экологически свежий воздух, и приятные горные виды... Хорошо, кстати, что у меня кроссовки родные, не палево. Паленые бы расслоились сразу после того как я хапнул ттайргес, и судьба вашего мира повисла бы на волоске... Пошли поищем какой-нибудь хавчик! Дас-даас значит «хавчик» – понял? Хав-чик. «Ч» звук для вас чужеродный, поэтому ты особо не парься, если не зайдет с первого раза... А я все пойму и прощу... – Марк поднялся.

Рассвело уже так, что в круге этих десяти-двенадцати метров до плоти «игхорга» можно было разобрать почти все детали. Твеййессо поднялся вслед.

– Одде́тт о́йхеммде, – обвел рукой стену тумана. – Эйне́хх лотте́йммде сойте́сс, – указал на запад. – Кхаа геэссе́йммдетт! Не-эйне́хх о́йггене́нхест лотте́ммдент, – снова указал на глаза. – Лете́ттеммдент и́гхоорге́йм, айк ххиса́стсерт, – замер; выражение на его лице «не сообщало никакой надежды».

– Я понял, что нам нужно быстрее отсюда валить пока игхорг, – Марк кивнул. – Что мы попытались сделать уже два раза. Когда игхорг кончится – нас, как я понял, сразу локализуют и схватят. Почему нас не могут схватить пока игхорг – я не понимаю от слова «совсем». Никакой известной мне логики пока в этом не вижу – очевидно, здесь вступает в силу какой-то новый, мне доселе неведомый, фактор... Но если так, то мы, получается, в тупике. Слушай, но ведь это дурдом, все-таки! Почему бы не идти и идти себе на запад? Сойт, – он вспомнил «Ле́йнгерге́ммех ре́йсс-сойте́дде», где «сойт» явно значило эту строну света. – Таахе́йнгес, – изобразил двумя пальцами перебирающего ногами человечка. Затем присел, и начертил на кладке дороги ломаную линию – которая, несколько раз изменив направление, стремилась все равно все дальше на запад.

Твеййессо проследил за пальцем, присел, и там где линия кончилась провел перпендикуляр. Затем поднялся, скрестил руки перед собой:

– Айне́хх та́хеэлле́нтде.

– Ясно. Тот выход, в том коридоре, ты открыть смог. Или, даже вернее, он был открыт, в плане вашего плана по похищению меня, как видно... Но я всю малину испортил, и теперь от «сойта» мы – вы, то есть, – отрезаны... Слушай... Но я-то пройду? – он обернулся в туман. – Если там просто ворота, типа какие тогда проходили мы с Гессехом, там, в Ле́йнгерге́ммех, – то я-то пройду?

Он обвел руками очертания ворот, указал на себя, пальцами изобразил проходящего сквозь них «человечка», затем указал на Твеййессо, повторил запретительно-скрещенный жест.

– Те́дегтерт, – тот покивал серьезно. – Не готте́тт лле́йнгедде, – он указал на север. – Кхаа ггаале́тт, – указал на восток, в ту сторону куда они уходили и откуда вернулись.

– Ясно. Путь остался только на север, – Марк достал из внутреннего кармана трубку листа и «стилуса». – Ты знаешь как идти через северные ворота? – указал на север. – Рисуй как там дальше, – протянул трубку.

– Дехх, – лицо мальчика тронула досада. – Айне́нг лле́йнгеде́тт эйса́нгтерт. Лайне́йстерт, нгаасе́сс.

– В общем, понятно – ты доведешь меня до этих северных ворот, а там бросишь на произвол моей горькой судьбы... Ну, хотя бы так, – Марк посмотрел на свиток и «стилус», спрятал обратно. – В общем, задача-минимум – найти ту дорогу, по которой мы должны были двигать на север. Потому что там Гессех и Эйнгхенне. Гга́йргех, которая там, – он указал на запад.

Мальчишка развел руками; с таким видом, что гадать не приходилось – как добраться до той дороги от этих северных ворот он не знает, а если знает, то либо не знает возможно ли это сделать в данный момент, либо что-то вроде того.

– Да, но что будет с тобой? Ты что, останешься здесь? Ейс – одде́тт? – вспомнилось совершенно без напряжения, как-то само собой (что с такой звеняще-тупой головой, в данный момент, было по меньшей мере неожиданно).

– Ка́ггегверт, одде́тт, – мальчишка кивнул.

– На съедение игхоргным шпионам? – Марк хмыкнул и оглядел стену тумана.

Они стояли-молчали, довольно долго; Твеййессо, наконец, сказал:

– Пошли?

– Слушай, – Марк опять разозлился. – Попаданец – я, и, соответственно, это я буду учить ваш язык. А не вы – мой. Понял? Так что заткнись, и пошли, да. И чтобы я больше такого от тебя не слышал.

Мальчишка улыбнулся; зубы сверкнули.

– Ладно, пошли... Кстати, почему ты перестал шептаться? – Марк приложил к губам палец. – Где твое, м-м-м... Ло́мдеххе́йммде?

– Айне́хх таахе́ссеммде ведхе́сс, – Твеййессо огляделся в туман, поморщился.

– По ходу, я тебя неслабо подставил, – Марк так же огляделся, так же поморщился. – Ладно, попытаюсь это как-то исправить... Пошлейнгес.

Твеййессо двинул на север, следуя предложенной схеме – поворачивал всегда так чтобы общее направление сохранялось. И снова – шли они долго, реально долго, оставалось только представить размеры этого местного, без сомнения, мегаполиса, и им удивляться. Хотя удивляла, здесь и сейчас, больше всего плоскость этого города – ни одной ведь ступеньки, ничего похожего на хоть какое-то изменение высоты. Огромный город был плоский как сковородка (или что там обычно бывает плоское с чем принято сравнивать). И даже досадно, что из-за тумана не видно домов... Которые, кстати, от полотна дороги здесь располагались дальше чем в тех городах – в том первом, с белым Гессехом, и во втором, мертвом... Там палисадники за газонами-тротуарами были не шире четырех-шести метров; здесь – десять-двенадцать метров, не поглощенных туманом, – и дальше неизвестно сколько...

Они шли, и Марк, наконец, начал чувствовать, что этот крайне специфичный игхорговый антураж начинает, наконец, как-то реально действовать на сознание. Стало казаться будто происходящее реально происходит с кем-то другим. Будто смотришь на это происходящее чужими, совсем не своими глазами...