Что-то не так (СИ) - "gaisever" - Страница 23

Затем случилось такое чего Марк, как говорится, совершенно не ожидал. Он поднял голову и сделал движение чтобы вернуться к платформе – и вдруг, краем глаза, заметил как серый сорвался с места и метнулся навстречу. Еще ничего не сообразив, больше инстинктивно чем осмысленно, Марк прыгнул назад – над квадратной дырой. До противоположного края было чуть больше трех метров – чуть больше платформы, которая должна в этом отверстии помещаться. В момент прыжка стало понятно, что допрыгнуть так, с места, никак не получится; он – опять же, больше инстинктивно чем осмысленно – левой ногой оттолкнулся сильнее, и в результате оказался за пропастью справа.

Он упал неудачно, соскользнув левой ногой с края и больно ударив большеберцовую кость. Так больно, что, как ему показалось, на миг отключился – очнулся снова лежа на боку за провалом. Перед лицом он увидел серые сапоги – простые, без узоров, без ничего – но привычно-совершенные шитьем и отделкой. Один сапог «замахнулся» – чтобы ударить и столкнуть в бездну.

Не соображая что делает и зачем, Марк, когда сапог был уже перед грудью, смог вцепиться в него ладонями – и не стал тормозить, а дернул дальше, вправо, через себя. Серый соответственно упал навзничь, на пятую точку, упершись руками в площадку. Марк попытался вскочить, но серый вспрыгнул быстрее, набросился; Марк снова вцепился, теперь серому в локти, снова дернув в дыру, едва удержавшись сам.

«Униформист» шлепнулся снова, снова на ягодицы, теперь так, что получилось – словно присел отдохнуть на край, свесив ноги. Марк, снова и снова на каком-то автопилоте, толкнул серого в спину. Чтобы тот рухнул вниз, в бездну, в ту огромную кучу мертвых «коллег».

Однако толчок получился недостаточно сильным. Серый успел обернуться, схватиться за цепочку жезла – который оставался у Марка в руках. И только затем рухнул в дыру. Марк упал на живот, руки в дыре, в руках жезл – пять секунд, десять, пятнадцать; серый висит на цепочке, задрав голову, смотрит – этот ужасный взгляд, осмысленный, и в то же время совершенно пустой. Висит и смотрит, висит мешком, не двигаясь, просто не шевелясь.

Кисти свело так, что они ничего не чувствовали; только ноющая тяжесть, все выше и выше, вот по локоть, вот уже по плечи. Надо разжать скрюченные пальцы – и все, «униформист» улетает вниз... Только вот с жезлом расставаться совсем не хотелось. Эту железку надо оставить, она еще пригодится. Марк, сцепив правый кулак изо всех сил – больно стало даже в ключице, – левый сдвинул ниже, еще ниже, еще – вот карабин, вот кольцо, такое удобное, что сразу легло под пальцы как надо...

Серый, который все это время висел манекеном, не отводя стеклянного взгляда, отделился и стал падать вниз. Он падал, падал, падал – казалось, что повис в пространстве и не упадет до конца никогда – но вот, наконец, исчез, растворился на фоне скопища серых трупов. Марк перекатился на спину, сжимая в руках железку. От напряжения руки тряслись; он лежал так, на спине, напряжение проходило, он расслаблялся – и вдруг заметил, что темно-вишневая сфера хрустального многогранника над головой горит в глубине сочным рубином. Неярко, но достаточно – чтобы пробиться сквозь сверкание бесчисленных граней в лучах восходящего солнца. Еще две минуты назад, когда платформа тронула мертвую голову серого, хрустальный шар был непроницаемо темен.

– Интересное дело, – Марк, наконец, поднялся, замер, пошатываясь, с задранной головой. – Эта хрень загорается... И этот придурок бросается на меня. Так, что ли?.. В общем, так или так, но отсюда лучше валить. Хорошо, что этот кретин успел меня расковать.

Он обмотал цепи вокруг голеней, двинулся по мерцающему узору дороги на запад. К перекрестку стало понятно, что далеко таким образом не уйти – цепи, даром что сами по себе нетяжелые, были все-таки длинные, составляли достаточный груз, кроме того, что идти с такими обмотками – неудобно само по себе. Марк размотал цепи, перевесил концы через шею; в таком «ожерелье» было легче идти, но гирлянды всего это железа, стукаясь и звеня, стали раздражать и бесить – кроме того, что бились о колени и бедра, в одних и тех же местах – отчего уже, наверно, через километр к этим местам будет не прикоснуться.

Тем не менее, надо идти. Время от времени цепи можно перевешивать, как-нибудь по-разному, чтобы били по телу хотя бы в разных местах, а иногда можно снова наматывать на лодыжки – в общем, как-нибудь так.

– Блин, – простонал Марк. – Ну, я попал, короче. Хорошо хоть дома не осталось скорбящей вдовы с сиротами.

И, свернув на перекрестке вправо, он шел, шел и шел на север; и дорога пронзала плоскость плато своим безупречным лучом, и безупречное солнце снова поднималось по безупречному небу, и безупречная чистота дня снова заливала этот безупречный мир... Интересно, кстати, – почему здесь либо идеальное небо, без единого облачка, с идеальной погодой, без единого дискомфорта; либо странный плотный туман, в котором ощущаешь себя словно заблудившись в декорациях в съемочном павильоне? На самом ведь деле – за эти несколько дней ни в каких иных состояниях окружающая среда здесь не проявлялась. Либо идеальный летний день, либо «идеальный» туман.

Он брел, и, чтобы отвлечься от неудобства оков, продолжил попытки сложить наблюдения в целостную картину. Наблюдений, однако, было так мало, и, что главное, они были такие странные, неестественные, что никакой «скелетообразующей» логики из них вычленить не получалось. Через полчаса он снова выкинул из гудящей головы все эти логические упражнения, и все мысли вообще – просто шел и шел вперед, на север.

Близился вечер, и северный кряж, в который целилась лента дороги, близился вместе с ним. Наконец стало ясно, что дорога впереди заканчивается тоннелем. Вход оформлен характерным прямоугольником, который был хорошо виден издалека, отражая лучи закатного солнца. Прямоугольник ворот вырастал; Марк вглядывался, ожидая увидеть обязательный в параллелепипедах шар, но ничего такого не видел.

Только приблизившись к воротам на пятьдесят метров, он заметил, что на дороге перед ними стоит платформа со знакомым уже черным коробом, а на платформе, протянув к обочине ноги, сидит очередной серый. Похоже, сидит здесь неизвестно как долго, и собирается просидеть еще неизвестно как долго. Марк устал до такой степени, что не испытал никаких эмоций; он подошел к сидящему и озвучил, уже машинально:

– Не́йддве-кхи Марк.

Серый не пошевелился. Марк подошел, наклонился – серый сидел закрыв глаза. Присел рядом, так же вытянув ноги. За весь день он позволил себе отдохнуть только два раза – так сильно хотелось добраться, наконец, до кряжа – уйти с этого придурочного плато; и присев сейчас, он понял, что даже волшебная «пружинящая» дорога, наконец, больше не помогает; ресурс кончился, больше не сделать ни шагу. Да и куда идти? В тоннель? Как-то не хочется. В тоннелях мы уже были.

Когда стемнело совсем, Марк очнулся – снова от холода. Если этот серый хоть как-то жив, надо заставить его разогреть платформу. Кстати... Марк поднялся, подошел к сидящему словно окаменев «униформисту». Этот, похоже, также без жезла. Может быть, он уже замерз и мертвый? Если он живой человек, в смысле. Марк тронул его за плечо – серый вздрогнул, открыл глаза, поднял голову, посмотрел. Взгляд вполне нормальный – вполне вменяемый, человеческий; мутноватый, рассеянный – но не такой стеклянный, как у того.

– Не́йддве-кхи Марк! Давно загораешь?

Серый вскочил, удержавшись за стенку черного короба на платформе, выпрямился, застыл.

– Ты что? Тоже немой? Впрочем, так или иначе – толку... Включи платформу! Холодно – не видишь, что ли.

Марк повторил жест с потиранием плеч, вполне сработавший в прошлый раз, с тем сбрендившим серым кретином; затем достал из внутреннего кармана куртки спасительный жезл, протянул этому. Этот посмотрел на жезл и остался стоять – дрожа от холода сам.

– Ну, в чем проблема? Бери и работай! – Марк наклонился, тронул стержнем платформу, выпрямился, и еще раз потер руками плечи, которые дрожали от холода. – Иначе мы до утра не доживем! Оба! – он снова протянул стержень.