Яблоневый цвет (СИ) - "Jaira D" - Страница 17

Ворожея отпустила путы.

Сердце замерло, душа во тьму бездонную опустилась - не вернуться, не выглянуть.

Мрак окружил Северина, ослепил. Давно не виделись с Бесом, и еще бы век не встречаться. Смотрит на парня демон в упор, скалится довольно.

Рок злой не обманешь.

Мягко и легко клинок под тяжестью своей сквозь плоть прошел да к земле опустился. И покатилось всё перед глазами...

Разум опустел, словно дом покинутый. Вместо сердца - дыра глубокая, ветру в ней простор и раздолье, стуже зимней - обитель. Все заговоры тотчас Радмила позабыла - горе всё собой затмило, с головою в саван непроницаемый обернуло.

Грубая сила из омута вынырнуть заставила - за волосы сенелец Радмилу кверху дернул, голову девицы к себе подняв.

- Что ворожея, что травница - всё одно ведьма! - слова ядом змеиным выплюнул, да ранить сильнее уж некуда. - Что, ведьма, подкосило? Погоди, еще не всё!

Потащил за собой, как ветошь немощную, кинул в избу, от огня стонущую, да дверь захлопнул, подперев выломанной ставней. Опомнилась Радмила, бросилась наружу, да сил уж не осталось совсем. Ослабела, осела на пол.

«Прости меня, отче, не послушалась...»

Пламя прожорливое поймало подол наряда обрядного, облизнуло ноги девичьи, побежало по лентам белым да заплелось в косу русую.

«Прости меня, матушка-наставница, подвела тебя, не сдюжила...»

Жар вокруг. Горит всё весело, словно празднество какое, завораживает пламенный танец, а душу лед сковывает. Готова Радмила в объятия смерти кинуться.

«Подожди меня, Северин, не уходи далече...»

Не отрываясь, глядят сельчане на полыхающую избушку. Блестят слезы на лицах, будто воск стекает по свечным огаркам, пламенем раскаленным. Не думал никто, не загадывал судьбы такой заступнице робкой, никакими мольбами содеянное не исправить, вину не загладить - на проклятье вечное, муки душевные сами себя обрекли белокрайцы.

Бросилось мужичье на мытарей - прогнать черных магоборцев, да те немедля мечи в ход пустили. Трава вкруг багровой стала.

Из вишняка белое воинство показалось. Пасти волчьи огромные, клыки - точно сабли, когти - точно ножи. Завыла Погань на все голоса, да поздно. Другая кончина уж людей поджидает.

То ли крик последний из-под поленьев рухнувших вырвался, то ли пламя торжество свое провозгласило, то ли зверь какой на зарево в ночи злился. Средь летучих красных мух, взвихрившихся в высь чернильную, загорелись три глаза чудовищных. Содрогнулась земля от поступи Бесовой. Пурга белая пронеслась - простились яблоневые сады с благодатью. Вернулся древний хозяин здешних мест, как и обещал. И голод свой неистовый всласть утолил...

Эпилог

Уж стих голос старика давно, а Агнешке всё мерещатся среди чудного птичьего пения, окружившего полянку с остовом хаты, людские крики - отголоски бойни, учиненной сенельцами. Вольно-невольно всматривается ведьма в темноту, что за обгоревшими стенами притаилась, и кажется, что вот-вот поднимется белый девичий силуэт, выйдет из избы ворожея навстречу гостям. Но нет никого в округе, кроме Агнешки и Беримира. Сиротливо катится по щеке девчонки слезинка. Уж кому, как не Агнешке, знать, до чего люди жестокими бывают. Хлебнула горя еще в Темнолесье.

Тихо стало. Схоронилось зверье лесное. Ни звука Поганая Пуща не проронит, ни вздоха, будто ждет чего-то.

Чувствует ведьма, как кругом нити незримые протянулись - сети паучьи не иначе. Дернет за одну струнку владыка-паук - вмиг в кокон добычу завернет, глазом Агнешка моргнуть не успеет. А сам хозяин стоит как ни в чем не бывало, годно у него подражание человеку выходит, не зря столько лет под боком яблоневую деревушку терпел.

Досада душу Агнешки заполнила. Не углядела, не поняла! Позорище, а не ведьма!

- Ты...

Голос девчонки глухой, но выразительный. Угроза кому хочешь кровь заледенит.

- Леший.

Произнесла, сама слов своих испугалась. Оборвались колдовские паучьи нити, и наземь старик упал. Мертвым упал - ведьма это своим чутьем углядела. Давно уже душа покинула дряхлое тело, только оболочка оставалась, которой магия темная двигала. Вот уж сотни лет как двигала...

В тот же миг дерево узловатое, что на краю поляны свои лапы-ветви раскинуло, зашевелилось, заскрипело. Обернулся к девочке Хозяин Леса, шагнул, разметав валежник. Раздвинул могучими ручищами поросль да спутавшиеся кроны старых древ, выпрямился во весь свой исполинский рост. Ведьма с него глаз не сводит, и древний дух тоже лунным взглядом Агнешку словно насквозь пронзает.

- Зачем не уберег? Зачем лютой смерти Радмилу предал?

Дернул головой Леший - негодует. Будто сквозь шум ветра слышит ведьма его голос:

- Думаешь, не дорожил я ею? Не отваживал люд злой от Белокрая? Глубоко Бес свои когти в сердца деревенских запустил. Здесь я бессилен был! Коли впустили демона к себе да дали волю, другим ходу нет. Радмила последней печатью была, что его сдерживала. Сами себя люди наказали. И поделом! Нет больше прохода человеку через Погань!

Попятилась Агнешка. С таким не сдюжить. Вскипела магия в ведьме, скрутила огненные шары в ее ладонях.

За спиной мяуканье раздалось. Не ожидав подвоха, обернулась неосторожно Агнешка, и тут же словно окаменела - кошачий взгляд заворожил, заковал. С места не сдвинуться. Тут же из земли вырвались узловатые корневища, опутавшие незваную гостью по рукам и ногам.

Поскрипывают кости Лешего. Посмеиваясь, Хозяин Леса обошел девочку кругом, оценивая и приглядываясь.

- За оружием против богини пришла, значит. К старым владыкам, который до вас всех еще по миру ходили, земли эти хранили. Воистину люди - бесстыжие твари! Мелюзга, позарившаяся на то, что им в руках не удержать!

Девчонка не сдается. С ненавистью на духа смотрит.

- Пусти, пока не обозлилась! Тогда Бес тебе безобидной зверушкой покажется!

Издалека, да не совсем, рассерженный, но не до предела дикий рев донесся до поляны, прокатился по Погани раскатом грома. Хочешь, не хочешь - оробеешь.

- Коль демона не боишься, - промолвил Леший, - то нечего тебе опасаться. Сослужим с пользой друг другу. Не дергайся только и не противься - меньше боли будет.

Подул Леший вкруг себя, так что на поляне ветер вихрем взвился, поднял пепел из хаты, землю и пыль древней земли. Из тени леса вышли гнилые призраки - ворожеи-полуночницы. Наряды почти истлели, лоскутьями свисают. Кости просвечивают. Волосы сальными космами свисают. Обступили ворожеи Агнешку, повели хоровод, начиная зловещий обряд.

- Услышьте нас, Братья - вольны ветры,

Внемли нам, Матушка-землица,

Отзовитесь, Свет и Тьма изначальные.

Снова рев раздался, ближе уже. Следом - волчий вой, то белое воинство Хозяина оповещало, что приказ его выполнен - скоро прибудут на место слуги. Уж чувствуется дрожь земная под чудовищными лапами демона.

- Что задумал ты, старый? - процедила сквозь зубы Агнешка. - На съеденье меня отдать хочешь? Мало будет Бесу одной девицы-то, зря люд от своих владений отпугиваешь...

Молчит Леший, только руками длиннопалыми в стороны поводит - устраивает силки на зверя.

- Тьма бездонная, приди,

Душу с телом раздели.

Оцепи сознанье льдом,

Телу дай забыться сном...

Поняла Агнешка, что за обряд над ней ведут, перестала вырываться. Тот самый заговор плетут ворожеи, что Беса в клети держал, только не курган теперь темницей демону будет, а сама Агнешка.

Растерялась маленькая ведьма, заозиралась испуганно. Такого могучего зверя у себя в услужении иметь - никто не страшен будет, куда там какой-то богине против Агнешки устоять! Но вдруг не удержит? Тогда кончина мучительная девочку ждет.

Пронеслась белая стая по поляне, поскорее с пути заманенного Беса убраться. Тот неистовствует: подобно урагану стволы сметает, землю мнет, ревом лес глушит. Засияли в мглистой сумеречной темноте три глаза, на Агнешку коротко взглянули и тут же на Лешего нацелились.