Аджим-Ушкай подземный - Камбулов Николай Иванович - Страница 4

…Майор Рихтер спал в кресле, не раздеваясь.

Тайный ход вывел группу Бурмина в чулан немецкого штаба. Разведчики бесшумно заняли двор, уничтожили охрану. Бурмин нажал на дверь. Она открылась. Уронив на стол голову, храпел вражеский телефонист.

Было два часа ночи. Рихтер пошевелился, открыл глаза и… бросился на Бурмина. Но тут же был прикончен разведчиками.

Телефонисту скрутили руки, и он ошалело моргал глазами.

В немецком штабе появился Ягунов. Он начал руководить боем. Бой шел до самого утра. Батальон Белова взорвал склады с бомбами. Было захвачено большое количество боеприпасов, оружия, продовольствия, штабных документов.

Роты заняли свои посты. Отдыхали свободные от нарядов. Впервые за многие дни раненые получили по кусочку хлеба. Вспомнили о бездействующей походной хлебопекарне. Начпрод лейтенант Желтовский облюбовал для нее отсек. Прикатили «походку», установили попрочнее. Накололи дров, задымила пекарня. Нашлись мастера печь хлеб. Трофейной муки хотя было и немного, но к делу отнеслись солидно, будто открывали настоящий хлебозавод.

В штабном отсеке шло совещание командного состава. Подводили итоги ночного боя. Ягунов был весел, рассказывал Парахину, как только что он беседовал с бойцами, и они просили его послать Гитлеру письмо, даже текст сочинили, похлеще, чем запорожские казаки турецкому султану.

— Да, Павел Максимович, — подхватил Парахин, — это прекрасно. Какое мужество проявляют наши бойцы! Вот схватили тут фашистов за ноги и сечем их… Гитлер орет, что его войска движутся к Сталинграду, а наш гарнизон сражается вон где, в глубоком тылу врага. Да в каких трудных условиях! А это значит — Красная Армия непобедима.

По требованию Ягунова принесли трофейные мины. Одну из них положили на стол. Полковник, подмигнув майору Панову, сказал:

— Этой «штукой» мы будем уничтожать врага. — Он подошел к столу, обвел взглядом усталых и похудевших командиров, остановился на лейтенанте Ефремове. Видимо, изнуренный и истощенный вид порученца тронул сердце Ягунова, и он по-отечески бросил — Я сам эту штуку посмотрю, Коля.

Он взял мину. Грянул взрыв…

Мрак еще долго стоял в отсеке. Когда рассеялась темнота и люди оправились от неожиданного взрыва, увидели насмерть сраженного полковника Ягунова, с оторванной челюстью майора Панова и лишившегося одной стопы капитана Левицкого…

Через два дня хоронили полковника Ягунова. К месту захоронения его несли в гробу, а следом плыли факелы. Люди молчали. И только когда опустили гроб, услышали голос батальонного комиссара Парахина:

— Он делил с нами поровну всю тяжесть, которая выпала на долю бойцов подземного гарнизона. И твое имя всегда будет с нами, клянемся тебе, Павел Максимович.

Еще короче сказал подполковник Бурмин. Он стал на колени, произнес:

— Я принимаю командование гарнизоном, Паша. Поверь мне, не отступлю, до последнего дыхания драться будем.

Смерть немецким оккупантам!

Взрывы, взрывы… Они полыхают над всеми отсеками и штреками. Потолок рушится то там, то здесь. От грохота кровь сочится из ушей. Едва утихнет проклятый грохот, слышится голос:

— Вы обречены, выходите. Немецкое командование гарантирует вам жизнь.

Отвечали ночными вылазками. Уничтожали врага беспощадно и вновь возвращались в подземелье.

Гарнизон Центральных каменоломен продолжал сражаться до глубокой осени.

Когда осталось пятьдесят человек, Парахин приказал водрузить у центрального входа красный флаг.

— Пусть знает враг, что мы никогда не сдадимся.

…Было сырое утро. Подразделение гитлеровцев приблизилось к черному зеву катакомб и замерло в нескольких шагах от входа. Устало шевелилось на древке красное полотнище. Немецкий офицер присмотрелся и вздрогнул: когда-то белое, теперь оно было окрашено человеческой кровью. У древка лежал убитый старший сержант. Это был Женя Бочаров. Неподалеку от него, до плеч заваленный взрывом, задыхался под тяжестью камней лейтенант Ефремов.

Из тетради Михаила Григорьевича Поважного. «…Леня Карацуба — добрый морячок. Оказывается, ему едва исполнилось восемнадцать лет, но ведет он себя солидно: „Товарищ старший лейтенант, вы приказывайте мне — я мигом выполню все“. Вот тебе, Леня, задание: сходи в Центральные каменоломни, узнай, кто там — наши или немцы. Не успеет. Противник подтягивает артиллерию, а вон выползают из лощин и танки. Надо упредить врага, ударить по нему, пока не занял исходного положения. Командиры батальонов рядом, часть бойцов находится в катакомбах, там и начальник штаба Николай Владимирович Шкода, он формирует новую роту: к нам попало много людей из других частей. Пойдут ли они в атаку?

— Леня, передай командирам: всем немедленно идти в атаку, сигнал — красная ракета, — приказал я Карацубе.

Все поднялись в атаку — и наши и те, что попали в катакомбы из других частей. И отошли организованно. Старший лейтенант Шкода подвел итоги боя. Он, бывший учитель, привык быть точным: захватили 200 винтовок и автоматов, восемь пулеметов, противник потерял на поле боя только убитыми не менее 200 человек.

Взяли несколько фашистов в плен. Одного гитлеровца спросили:

— Так где проходит линия фронта? За Ростовом?

— Нет, нет, — закрутил головой ошалелый фашист. — Здесь, под землей, — показал он пальцем и потом признался, что его рота чувствует себя так, словно находится на раскаленной сковородке. Под ними горит земля.

Теперь враг долго не осмелится подойти к катакомбам.

У нас триста раненых. Медикаментов совсем нет, только то, что в санитарных сумках у девушек. Врача нет. Но медицинская сестра Гаврилюкова уже организовала перевязку раненых. Ей помогает Зина Бурдоносова, пятнадцатилетняя девочка. Она пришла в катакомбы вместе со своей старшей сестрой Верой и тетей. Привели с собой корову. Буренка давно съедена. Зина очень смелая девочка. Вчера ходила на разведку катакомб. Я ее пожурил. Она в ответ: „Михаил Григорьевич, я же — боец!“ У нее нет родителей. Я сказал: „Зина, хочешь я буду твоим отцом, приемным?“ „Ага, дядя Миша. Вы славный человек“. Мы договорились: как только побьем фашистов, сразу я оформлю соответствующие документы и Зина станет моей приемной дочерью. Она обрадовалась… Юная героиня!

Подсчитали продовольствие: 2 мешка сахара, полтора мешка муки, мешок риса, мешок вермишели. Комиссар мой, старший батальонный комиссар Манукалов говорит: „Не густо, Михаил Григорьевич“, — и смотрит мне в глаза, что я на это скажу. „У немцев есть продовольствие“, — отвечаю. „Значит, будем драться?“ — и опять в упор глядит. „Для этого и остались, комиссар. Драться до последнего дыхания“.

Подходит Коля Шкода. Он докладывает о людях, об укомплектованности рот. Его данные подтверждают старший лейтенант Нестеренко, старший лейтенант Трубарев, политрук Бубенцов, политрук Пейчев, старший лейтенант Калабуков…

Старший писарь сержант Ильясов составляет первую строевую записку. Людей много, а продовольствия маловато. Устанавливаем дневной рацион на каждого бойца: ложка муки, ложка риса, ложка сахара, пять граммов жиру. Воду каждый добывает себе.

Леня Карацуба возражает: „Михаил Григорьевич, надо организованно. Колодец у нас под носом, несколько метров от входа“. Эх, ты, морячок, да разве противник допустит нас до колодца!

И все же попробовали. Два ведра воды стоили десять жизней. Так не пойдет! А как? У раненых губы потрескались от жажды. Как? Я смотрю на потолок, замечаю мокрое пятно. Штыком просверлили дырку, вставили фитиль. Ждали долго, и вдруг с кончика фитилька скатилась капля, цокнула в подставленной кружке. Потом вторая, третья…

За полдня полкружки. Первые глотки — раненым.

Вторая вылазка. Подготовились хорошо. Ночь. Тишина. Слышно, как переговариваются немцы. Мы лежим громадной темной полосой. И вдруг, как обвал, мы обрушились на поселок. Грохнули гранаты, зарычали автоматы. Гитлеровцы бежали в панике, остановились где-то под Керчью….