Искра на Счастье (СИ) - "Zzika Nata" - Страница 40

Две молодые девушки, одетые в скромные платья-туники, низко поклонились Аниколь.

— Госпожа что-нибудь желает?

Госпожа желала.

Бедные девушки с ног сбились, таская разные яства, переставляя мебель, передвигая магическое опахало, раздвигая и сдвигая занавеси, открывая и закрывая окна, перенастраивая амулет нагрева\охлаждения помещений.

Баронессе было жарко. Нет, теперь уже слишком прохладно. Чашка недостаточно красивая. А теперь отвар слишком приторный. Кровать должна стоять напротив окна. Нет, лучше вдоль стены. Я передумала — поперек комнаты будет самое то.

Наконец, дю Плиер выдохлась и решила прилечь отдохнуть.

Обе служанки переглянулись и тихо выдохнули — какое-то время без капризов!

Дни полетели один за другим. Делать было нечего. Вот, совсем нечего! Шить, вышивать, плести и вязать баронесса не любила. Петь, танцевать — помилуйте, она почтенная женщина, мать семейства! Тем более, какая радость в танцах, если зрители одни женщины? Выходить гулять можно, но сад хоть и большой, но окружен такой высокой стеной, что опять же, кроме других женщин, изнывающих от ничегонеделанья, никого и не видать.

Баронесса гоняла служанок и только этим и развлекалась. Ее приказы сообщить Борису и повелителю, что она просит о встрече, и с поклоном выслушивались, но на этом и все.

Тихо зверея, Аниколь начала подозревать, что выражение «золотая клетка» довольно точно характеризует ситуацию, в которой она очутилась.

Однажды, женщина поймала себя на мысли, что с умилением вспоминает родное поместье и мужа. Пусть у нее не было такой роскоши, и новое платье она могла себе позволить не так часто, как ей хотелось, зато она ходила, куда хотела. И ела, когда хотела, а не когда установлено правилами. И всегда могла выпросить для себя все, что хочется, даже если поначалу барон был категорически против. А эти евнухи — кивают, кланяются и исчезают, так и не выполнив ее приказа.

Примерно через пару дней, как Аниколь попала сюда, ей пришлось быть свидетельницей наказания. Две девушки что-то не поделили и поскандалили. Евнухи уложили их на пол, привязали ноги девушек к деревянным скамейкам — в империи на таких дрова пилят — и исхлестали им ступни розгами. Девушки так кричали и плакали, что у Аниколь голова разболелась.

После этого в гареме воцарились тишина и порядок. Да, наглядная демонстрация, чем грозит непослушание или неправильное поведение учат сдержанности лучше, чем просьбы и уговоры.

Наконец, спустя три недели, Табиб пришел с известием, что зять повелителя Борис согласился встретиться с баронессой.

— Сейчас? Идем же скорее! — Аниколь готова была бегом бежать.

— Не сейчас, леди, — поклонился евнух. — Завтра после завтрака и второй утренней молитвы я зайду за вами и отведу туда, где вы увидитесь с господином.

Баронесса почти не спала ночью, ожидая утро и встречу с сыном.

Табиб, как специально, никуда не спешил, шел медленно, по пути останавливался и беседовал то с одним, то с другим. Наученная горьким опытом, благо, что не своим, Аниколь скрипела зубами, но покорно ждала.

Баронесса мечтала вырваться из границ гарема, но ожидания не сбылись — встречу им с Борисом устроили в саду, который примыкал к гаремной части парка.

— Борис! — кинулась мать к сыну. — Как ты? Почему так долго не приходил? Я тут измучилась вся, меня никуда не выпускают, будто я наложница повелителя!

— Т-ш, матушка, что ты такое говоришь? — Борис нервно дернулся и заозирался. — Повелитель оказывает тебе гостеприимство!

— Но если я гостья, то почему меня поселили в гареме? Почему я никуда не могу выйти? Почему, чтобы поговорить с сыном мне приходится ждать неделями?

— Мы в Восточных Землях, здесь такие порядки! Женщины живут на женской половине и без разрешения мужчины, под чьим покровительством находятся, не могут никуда выйти.

— Но ты — мой сын! Я нахожусь под твоим покровительством! Прикажи мне поселить меня рядом с собой! Ты женат на дочери повелителя, здесь все обязаны выполнять твои указания!

— Я не могу, — Борис потупился. — Тут все не так, как мы думали. Я женат на дочери повелителя и не она мне, а я ей принадлежу. И не она мои приказы выполняет, а я — её.

— Но, как? — баронесса пораженно посмотрела на сына. — Ты только что сам говорил, что женщина здесь ничего не решает!

— Женщина — да. Но дочь правителя, как оказалось, не просто женщина, — Борис скривился. — Повелитель находит время навещать Мадину, регулярно справляется, довольна ли она, счастлива ли и радует ли ее муж. Один раз Мадина пожаловалась, что я был груб.

Борис затравленно посмотрел на мать:

— Ты не представляешь, что со мной сделали!

— Что? — баронесса в ужасе прижала руки к груди. — Ну, не молчи!

— Меня высекли. Как сопливого мальчишку! — Борис горько усмехнулся. — Отец меня пальцем не трогал, а тут…

— Но как они посмели! — вскипела Аниколь. — Ты не раб, ты барон дю Плиер!

— Я — муж ясноокой Мадины и только потом барон дю Плиер. Если бы я знал об этом раньше!

— Но это такая блестящая партия! — беспомощно пробормотала баронесса. — Как же так? Почему?

— Повелитель, — Борис нервно оглянулся и понизил голос. — Повелитель, оказывается, очень чадолюбив и особенно внимателен к дочерям. Горе тому, кто огорчит принцессу, и для повелителя неважно, кто это — неласковый муж или нерадивая служанка.

— Но ты сказал, что был груб? Конечно, так нельзя, она же принцесса, — пролепетала баронесса. — Наверное, поэтому и меня тут заперли, из-за недовольства твоим поведением!

— Матушка, вы слушали меня? Женщины здесь не могут жить, где им заблагорассудится, только на женской половине. А моя грубость заключалась в том, что я не пожелал развлекать жену.

— То есть?

— Мадина хотела погулять в саду, а мне не хотелось. Но она не оставила и тогда я рассердился и накричал на нее. Что бы знала свое место и оставила меня в покое, если я ей велел.

— И дальше?

— Она и оставила. А на следующий день повелитель объяснил мне, что главная моя задача — это счастье Мадины. Что ее нельзя огорчать и все ее пожелания надлежит немедленно выполнять. Особенно теперь, когда она ждет ребенка. А потом меня высекли, чтобы лучше запомнил. Я не мог сидеть неделю!

Баронесса всплеснула руками:

— Куда мы попали? Это же настоящее варварство! Нам надо немедленно возвращаться в империю!

Борис покачал головой:

— Я навсегда привязан к Восточным Землям и ради собственного благополучия должен следить, чтобы моя жена была весела и счастлива.

— Постой, ты сказал, что твоя жена — беременна? Уже?

— Увы, — развел руками Борис. — Сам не ожидал, что это так быстро произойдет. Целители говорят, что это мальчик. Сама понимаешь, моя жизнь теперь прочно связана с Мадиной и Восточными Землями, да и здоровье тоже. А вот ты можешь вернуться в империю. Как же я тебе завидую!

Разговор с сыном оставил гнетущее впечатление, баронесса поняла, что должна обязательно поговорить с повелителем.

Табиб и другие евнухи выслушивали просьбу баронессы, кивали и… дни летели за днями, но ничего не происходило.

Борис больше не приходил, и до баронессы долетали слухи, что он ужом вьется вокруг жены и только что пылинки с нее не сдувает. Подумать только, ее мальчик, на которого она возлагала такие надежды, мечтала, что он возвысится сам и поможет возвыситься матери, превратился в подкаблучника, про мать совсем забыл! Впрочем, с такой поддержкой за спиной его жены, как повелитель, ее сыну сложно сопротивляться. Получается, зря она радовалась этому браку. Надо возвращаться, все-таки, в империи у нее больше свободы и возможностей.

С «возвращаться» пока получалось не очень, но баронесса не теряла надежды и продолжала забрасывать евнухов прошениями.

Как говорится, капля камень долбит. Не прошло и трех месяцев, как правитель соизволил вспомнить о гостье и принять ее.

На этот раз встреча произошла не в саду. Аниколь велели надеть абарские одежды и под конвоем евнухов вывели из гарема. Женщина шла, поглядывая сквозь щелочку в накидке, чуть не плакала от счастья, что вырвалась из ненавистных стен золотой клетки. Пусть не навсегда еще, но и на час — уже радость.