Неповиновение (Disobedience) (ЛП) - Алдерман Наоми - Страница 30

- Но есть один вопрос, который мы должны обсудить, - сказал он. - Как Вы знаете, мы организовываем хеспед в конце месяца скорби - черед две недели. К нам присоединятся много выдающихся раввинов со всего мира. Ваш отец был всеми уважаемым и любимым человеком.

Я кивнула. Я уже слышала об этих планах от Довида.

- Мы, совет прихожан синагоги и я, хотим, чтобы этот хеспед стал подходящим поминовением Вашего отца, его религиозного и духовного наследия. Мы хотим избежать ненужных сложностей, понимаете? Мы хотим, чтобы мероприятие прошло гладко.

Он спокойно смотрел на меня, словно пытаясь вычислить, поняла ли я его. Я посмотрела в ответ. Я догадывалась, что последует за этим; я не собиралась говорить это за него.

- Мы бы хотели, совет прихожан синагоги хотел бы, чтобы Вы не посещали хеспед. - Он помедлил. - В ответ мы готовы позволить Вам забрать из дома Рава нужные Вам вещи.

Лицо Хартога не выражало эмоций. На нем не было ни намека на беспокойство или смятение. Интересно, как долго он готовил эту речь?

- Итак, давайте убедимся, что я правильно Вас поняла, - сказала я. - Вы хотите, чтобы я не пошла на поминальную службу своего же отца, и подкупаете меня предложением забрать те вещи, которые уже и так мои по праву?

- Я бы не хотел использовать слово “подкупать”, мисс Крушка. Думаю, мы оба согласимся, что для блага общины…

Тогда я разозлилась.

- Что? Что, черт возьми, случится с общиной, если я приду на хеспед?

- Ну, - сказал он, широко разведя руки и улыбаясь своей едва заметной высокомерной улыбкой, - нам не нужно в это вдаваться, не правда ли? Ходят некоторые слухи, мисс Крушка, некоторая информация, которую Вы сами и не отрицаете. Конечно, совет прихожан не слушает лашон haра, но, поскольку Вы сами это признали… Это было бы просто неуместно.

- Неуместно, потому что я сказала, что я лесбиянка?

Улыбка Хартога покинула его лицо.

- Нет, мисс Крушка, неуместно, потому что за последние четыре дня мне об этом сказали ещё семь человек. Вы теперь пользуетесь своего рода дурной славой. И мы хотим, чтобы хеспед был тихим и радостным празднованием жизни Рава, а не… - Он сделал паузу. - Цирком уродов.

Тут я стала необычайно спокойной.

Я начала думать о том, какое у Хартога чрезвычайно ударябельное лицо, и как его нос сидит прямо по середине, как мишень.

Я почти засмеялась.

- Знаете, - сказала я, - Вы не можете избавиться от этого, избавившись от меня. Я все равно уеду через пару недель, но дело не во мне, Хартог, это не я Ваша проблема.

- Правда? - спросил Хартог. - Тогда странно, что проблема прибыла одновременно с Вами. Я бы не назвал это совпадением. А Вы, мисс Крушка?

Мы смотрели друг на друга. В тот момент я собиралась сказать ему все, объяснить ему, что его маленький идеальный мир никогда не сможет быть идеальным. Что нельзя просто закрыть глаза на тревожащие вещи и поверить, что их нет. Я хотела сказать ему, что этот мир никогда не был идеальным, даже немножко, и что у меня были для этого доказательства. Но, правда, он не поймет. Он не поймет, и Хинда Рохел не поймет, и члены совета прихожан синагоги не поймут. Как говорит д-р Файнголд, только ты сам можешь спасти себя.

Вместо этого я сказала:

- И Вы не думаете, что это “неуместно” - провести поминальную службу для Рава без его семьи?

Хартог махнул рукой:

- Там будет Довид, сестра Рава, возможно, его брат прилетит из Иерусалима. Семья будет, Вам не стоит об этом беспокоиться.

Моя правая рука непроизвольно сжалась в кулак.

- Что именно Вы от меня хотите?

Хартог откинулся в кресле. Он снова потянулся, двигая головой из стороны в сторону.

- Мы хотим, чтобы Вы тихо уехали прямо перед хеспедом. Не нужно ничего драматизировать. Вы можете просто сказать, что на работе возникли вопросы, требующие Вашего внимания. Мы понимаем, что это понесёт за собой некоторые затраты, и мы готовы их возместить и вместе с тем скомпенсировать Вашу утрату.

Он предъявил чек, держа его между большим и указательным пальцами.

- Как Вы видите, мы более, чем щедры.

Он передал мне чек. Я посмотрела на него. Двадцать тысяч фунтов стерлингов. Это где-то тридцать три тысячи долларов. Более чем достаточно, чтобы оплатить двадцать билетов до Нью-Йорка. Я заметила, что, хоть Хартог и сказал «мы», чек не был выписан со счета синагоги; он был с его личного счета. Было очевидно, что Хартог сам финансировал свой план, как бы он ни хотел преподнести это как желание общины.

Я перевернула чек и посмотрела на него испытывающим взглядом.

- И Вы не хотите использовать слово «подкупить», Хартог?

Хартог поджал губы. Я заметила, что его лицо побелело.

- Нет, это слово неуместно, - сказал он.

- А что, если я откажусь? Что, если я приду на хеспед?

Хартог резко вдохнул.

- Ты не понимаешь? – прикрикнул он. –Всем только будет за тебя стыдно. Никто не хочет там тебя видеть. Большинство едва тебя помнит, а для тех, кто помнит, ты всего лишь позорище. Ты хоть представляешь, как сложно Эсти и Довиду принимать тебя? Как им сложно, когда о них так говорят? Ты не видишь? Они уважаемые общиной люди. У них есть место здесь, а ты, - он помолчал, - твое место точно не тут.

Он опустил взгляд на свои руки, а потом снова поднял его на меня.

- Мисс Крушка, - сказал он. – Ронит. Я верю, что мы, совет прихожан и я, сделали тебе очень щедрое предложение. Мы просто защищаем нашу общину, наследие твоего отца. Я не понимаю, я правда не понимаю, почему спустя столько времени ты захотела приехать сюда и атаковать нас. Ты наверняка обосновалась в Нью-Йорке. Думаю, там для тебя намного более подходящее место. Мы просто хотим жить, как привыкли, чего, я уверен, также хочешь ты.

Моим первым инстинктом было сказать Хартогу, что он может катиться со своим чеком к черту. Я не позволю, чтобы мне диктовали, куда я могу ехать, а куда нет, и какое место для меня подходящее. Но когда я посмотрела на него, на его ударябельное лицо с чопорной, высокомерной улыбкой, я подумала: нет. Это не моя борьба. Насчет этого Хартог прав, я уехала отсюда давным-давно именно из-за этой херни. Вместо того, чтобы спорить, я могла бы притвориться, что мы с Хартогом оба цивилизованные люди, я могла бы забрать подсвечники, сесть на самолет и улететь. Я могла просто улететь. В конце концов, я уже однажды это сделала. И вместо того, чтобы ударить Хартога, я поняла, что говорю:

- Можно мне время подумать?

Хартог кивнул, как будто именно такой ответ ожидал, и закрыл свою папку.

***

Я провела Хартога до двери, и он ушел. Он шел резво и уверенно, размахивая своей кожаной папкой. Я стояла в дверях, наблюдая за ним, пока он не скрылся за пределы видимости. Я повернулась, чтобы зайти в дом, и мельком увидела какое-то движение и услышала звук на лестнице. Я подняла глаза и увидела Эсти, сидящую наверху лестницы, обняв колени. Она наблюдала и слушала. Ее лицо было бледным, а глаза – бесконечно черными.

========== Глава девятая ==========

Глава девятая

Да будет это знаком между Всевышним и Сынами Израиля навечно, что шесть день Господь творил небеса и землю, а на седьмой день Он отдыхал.

Исход 31:17, читается в пятницу вечером, в начале Шаббата

Разумеется, нелепо говорить о том, как Господь отдыхает. Разве мы можем верить, что Эйн Соф – Тот, кому нет конца, - устал от Своего труда? Что Его мышцы ослабли? Мы не дети, чтобы верить такому вздору. Тогда что Тора имеет в виду, когда она говорит нам, что Бог отдыхал на седьмой день? Наши мудрецы объясняют, что не столько Всевышний отдыхал на седьмой день, сколько на седьмой день он изобрел отдых.

Важно понимать, что мы не говорим про сон, еду или время, необходимое, для подкрепления уставших мышц. Все это только формы работы. Они существуют, чтобы служить работе. Мы спим, едим, расслабляем конечности и умы, чтобы быть готовыми к последующей работе. А если все, чем мы являемся, - это работа, тогда кто мы? Мы работаем, чтобы нам было что есть и что подложить под голову во время сна. Мы едим и спим, чтобы работать. Мы – бесконечно размножающиеся машины.