Исчадие ветров - Ламли Брайан - Страница 51

Де Мариньи охватил гнев на оцепеневшее вялое тело, которое не повиновалось его командам, и на глупую голову, в которой не было ответов на его вопросы. Где он, черт побери, находится? Что произошло? Кажется, он лежит лицом вниз не то на крупном песке, не то на рыхлой земле.

К нему стала возвращаться память, перед глазами промелькнула вереница ярких картинок: поляна в лесу, пруд с пиявкоподобными тварями, варвары с волчьими головами, стоящие вокруг Часов Времени.

Часы Времени!

Если с ними что-то случилось…

Он поднял голову, чтобы вытряхнуть из зубов песок, затем попробовал прикусить губу и убедился, что это принесло очередную волну боли. Он поморгал и, несмотря на боль, обрадовался слезам — они промыли глаза, и он чуть не ослеп от дневного света. Пусть в этом мире он был и неярким, но де Мариньи казалось, что вокруг сверкают тысячи ярких молний.

Немедленно вернулась тошнота, заставив его закрыть глаза. Только что увиденный им пейзаж — зеленые тени над песчаной поверхностью — сменился тупыми пульсирующими красными волнами, стон боли и отчаяния сорвался с его разбитых губ. Очень похоже, что после того, как он потерял сознание, его жестоко избивали.

Он подумал, что с руками и ногами что-то не так — он не чувствовал там сильной боли, однако не мог пошевелить ими. Неужели дикари что-то ему отшибли? Он снова попробовал шевельнуться и понял наконец, в чем дело — руки были связаны за спиной, а ноги — в районе щиколоток. Его шея тоже была стянута какой-то петлей, он почувствовал это, помотав головой. Он мрачно обдумал свое положение — устав развлекаться с потерявшей сознание жертвой, мучители связали его — но для чего?

Де Мариньи вспомнил об ужасных обитателях пруда, о том, что их внутренние жидкости придали воде ненатуральный синий цвет, и вдруг поймал себя на мысли — а что, если его…

Он снова заставил себя открыть глаза, на этот раз медленно, чтобы привыкнуть к свету, и постепенно окружающий мир принял четкие очертания. Он лежал в неглубокой впадине, уткнувшись подбородком в крупный песок — почву тихой лесной поляны. В отдалении были еще какие-то зеленые пятна — стена леса на том берегу пруда. Де Мариньи задрожал, и не только потому, что болезненный холод постепенно проникал до костей.

Аккуратно повернув голову налево, он увидел натянутый кожаный ремень, который тянулся от его шеи к колышку, вбитому глубоко в землю. Точно таким же он был привязан и с правой стороны. Он понял, что ноги тоже привязаны, когда у него не получилось согнуть их в коленях. Все попытки вырваться были тщетны, и он их быстро прекратил и принялся медленно и методично ругать себя за глупость. Как можно было быть настолько беспечным, проявить такую преступную тупость и попасть в подобную переделку? Немыслимо!

Преисполненный отвращения к себе и к своему печальному положению, он все же попытался проанализировать свою ошибку. Он верил, что знает, почему так произошло.

Приключения в мире земных сновидений, ужасные опасности и угрозы, с которыми он там столкнулся и победил, и почувствовал себя оттого почти непобедимым, усыпили его бдительность, и он уверился в ложной безопасности. Как же ему удалось, пройдя сквозь столь многое, в конце концов пасть жертвой каких-то дикарей на безымянной планете на окраине реальности?

Что больше всего рассердило пришельца с Земли, так это то, что на нем был антигравитационный плащ, который Титус Кроу принес с Элизии. В нем человек мог взлететь ввысь как птица, без малейших усилий. Он был уверен, что в мире сновидений сможет инстинктивно среагировать на опасность — нажать кнопку на ремне и вознестись в небо, но здесь, в этом непонятном новом мире… такое ощущение, что все происходило быстрее, чем он успевал на это реагировать.

Вот если бы высвободить одну руку и достать до кнопки…

То, что он увидел, отвлекло его от дальнейших мыслей о спасении и мгновенно вытеснило их из его головы — над краем ямки, в которой он лежал, внезапно показалась пиявкообразная тварь с синей кровью. Маленькие красные глазки твари тут же уставились на него; пульсируя всем медузообразным туловищем, тварь поползла вниз по откосу — прямо ему в лицо.

Застыв от ужаса, де Мариньи смог только подумать: «Мое лицо! Глаза!» Пульсирующая пиявка уже скалила зубы в нескольких дюймах от него, еще около дюжины ужасных тварей почти одновременно возникли над краем ямы, а он все не мог отвести взгляд. Словно загипнотизированный этой немыслимой ситуацией, злым роком, нависшим над ним, де Мариньи не мог пошевелиться и ждал, когда произойдет неизбежное…

Земля позади него содрогнулась, и нога в кожаном ботинке наступила на страшную тварь как раз в тот момент, когда она уже нацелилась в его лицо. Тварь впечаталась в сухую землю, и синяя жидкость обрызгала де Мариньи.

В следующий миг дважды блеснуло лезвие чего-то вроде копья, и ремни, стягивавшие шею де Мариньи, были перерезаны. Он почувствовал холодное прикосновение металла в районе кистей, и его руки стали свободны, затем ноги. В следующую секунду началось и вовсе удивительное зрелище — перед глазами де Мариньи возникла рычащая и ворчащая куча белого меха — медведь почти одиннадцати фунтов ростом неуклюже, но быстро топтал отступавших к пруду пиявкообразных тварей, и земля дрожала под его весом.

Прежде чем изумленный землянин смог собрать мысли и обдумать все эти чудеса, его аккуратно поставили на ноги. Останься он так стоять, окровавленный и слабый, он непременно упал бы, но твердые руки надежно держали его, а острый проницательный взгляд смотрел на него, сперва вопросительно, затем приветливо.

Он, в свою очередь, взглянул на того, кто его поднял, поперхнулся, затряс головой, не веря своим глазам, и в конце концов с трудом пробормотал:

— Хэнк? Хэнк Силберхатт? Я не…

— Я тоже, Анри, — перебил его техасец, — но как бы там ни было, я рад тебя видеть.

— Взаимно, Хэнк, — от всего сердца согласился де Мариньи, — так рад, что и слов нет!

Он посмотрел на мускулистых спутников Силберхатта — двух бронзовокожих индейцев и оливкового эскимоса и на чудовищного медведя, что топал и ревел уже на берегу пруда:

— Но где мы находимся, в каких таких пересечениях пространства и времени?

Понимая, что прибывший в Борею испытал страшное потрясение, Силберхатт осторожно отпустил его и удовлетворенно кивнул, когда де Мариньи, пошатнувшись, смог все же устоять на ногах.

— Мы в Борее, Анри, в одном из миров чужой вселенной. Я живу здесь уже какое-то время с тех пор, как Итаква притащил меня сюда. Что до тебя — я видел, как ты прилетел. Значит, получается, что Кроу говорил правду о своих старых часах, да?

Слова Силберхатта произвели на его собеседника немедленный эффект.

— Часы? — Челюсть де Мариньи отвисла, цвет сошел с его лица. — Часы Времени!

С неистовой дрожью он начал вертеться по сторонам в безумной попытке отыскать на поляне свою фантастическую машину.

Он увидел глубокий след в песке на том месте, где стояли Часы, от него шел глубоко вдавленный в почву двойной след, заканчивавшийся под неровной тенью леса, дальнейшее направление терялось в подлеске, но его можно было проследить по обломанным веткам и примятой траве. Де Мариньи повернулся к Силберхатту и его разноязычным товарищам.

— Нет, нет! — вскричал он, яростно мотая головой. — Я должен вернуть Часы. Я…

Но в конце концов его и так уже перенапряженные тело и разум дошли до предела. Будто яркий свет сверкнул в его голове, и, все еще шепча что-то, он зашатался и упал. Уже теряя сознание, он подумал, что Силберхатт наверняка поймает его могучими руками и вынесет с поляны подальше от пруда с пиявкообразными тварями.

Де Мариньи снились ледяные звезды и планеты, вмороженные в галактические ледники, что неспешно текут из глубочайшей бесконечности потерянных измерений. Гончие Тиндалоса преследовали его в ледяных коридорах меж бритвенно-острых синеватых скал, вздымавшихся высоко над головой. Внезапно на него свалилась лавина из огромных зазубренных осколков льда, расколов Часы, как скорлупу ореха, и выбросив его наружу на лед. Тут же его настигли Гончие, черные ошметки смерти, неземное эфирное чутье которых не позволяло им сбиваться со следа. Он отчаянно пытался убежать, но…