Исчадие ветров - Ламли Брайан - Страница 26

Тут я перебил ее. Просто указать ей на то, что мало кто из обычных земных женщин решился бы сказать что-нибудь подобное любому мужчине, было бы глупо. А уж тем более техасцу… Я повернул ее голову и страстно поцеловал ее в губы. Она вскинула руки, ее пальцы скользнули по моей шее и зарылись в волосы у меня на затылке. Мой поступок явно потряс ее, она возмутилась и стала отчаянно сопротивляться. Я же не обращал на это внимания, и вскоре она перестала биться, вонзила ногти мне в кожу и стала пить мое дыхание так же страстно, как я — ее. Это продолжалось лишь несколько секунд! Потом я ослабил хватку, и она отдернулась от меня и отвесила мне такую пощечину, что у меня в голове зазвенело.

— Прекрасная ведьма! — проговорил я сквозь стиснутые зубы. Но тут она предостерегающе вскинула голову, и мне показалось, что в ее глазах промелькнул розоватый отблеск. И без того огромные глазищи расширились еще больше, и все еще влажные волосы словно по собственной воле приподнялись над плечами и зловеще повисли в воздухе. На мгновение она утратила все человеческое, что я видел в ней, и снова сделалась богиней. А потом, как это ни удивительно, она вдруг разрыдалась и поспешно закрыла лицо руками!

Это были самые нормальные слезы женщины, которую неожиданно постигло глубокое душевное и физическое расстройство или разочарование. Слезы женщины, а не существа, наделенного сверхъестественным могуществом. Очень осторожно, так, чтобы остаться незамеченным, я прикоснулся к самому краешку ее эмоций и обнаружил там остров горькой неудовлетворенности, безжизненно застывший в море одиночества.

Тут же мне на ум пришли слова Уайти о том, что Итаква ищет себе спутника. «Ему же чертовски одиноко, — сказал он тогда, — вот так шляться в зазвездных сферах». Насколько истинным могла оказаться эта догадка в отношении человека или получеловека, каким было дитя Снежной Твари, в котором нечеловеческое могущество оказалось запертым в человеческой душе и обрамлено человеческими эмоциями?

С той же осторожностью, сосредоточившись на том, что делал, я позволил своей симпатии протечь по односторонней до этого момента линии связи, которую установил, и мрачная безнадежность, окутывавшая сознание Армандры, немного просветлела. Она вскинула голову и наклонилась ко мне, всматриваясь в мое лицо огромными, как блюдца, глазами. Слезы вдруг просохли.

— Хэнк, там… когда отец поймал меня… в самом деле, ко мне пришел ты?

Я кивнул и ответил единственным возможным способом, который сразу и удовлетворил бы ее любопытство, и снял бы все сомнения, которые могли у нее иметься.

«Да, — мысленно сказал я. — Так оно и было. Я наделен такой способностью».

Она ясно видела, что это правда, что я разговариваю прямо в ее сознании. Я видел подтверждение своего успеха в том, что она задумчиво нахмурилась и ее глазищи сделались еще больше.

— Очень опасная способность, — сказала она, тщательно подбирая слова. — Разве может женщина доверять мужчине, который подслушивает ее мысли?

— Прежде всего, ей нужно будет поверить, что он не станет делать этого против ее желания, — ответил я. Потом я перешел к объяснению своих телепатических способностей, вкратце повторив то, что недавно рассказывал Совету старейшин.

— Так что, — закончил я, — среди моих коллег-телепатов в Материнском мире слушать других без разрешения считается непростительным проступком. Кроме того, мои способности крайне специфичны.

Тут я замялся. Не мог же я теперь, когда Армандра собственной персоной подверглась действию моей телепатии, сказать, что могу проникать лишь в мысли совершенно чужеродных существ, отвратительную ментальную невнятицу чудовищ! Так что нужно было очень тщательно подбирать слова.

— Я могу воспринимать мысли только… только очень особенных существ.

— Других людей?

— Из людей я могу таким образом общаться только с одной женщиной, — уклончиво ответил я, — и она мне как сестра, почти как Трейси.

— Но ты же слушал мое сознание. Разве не так?

— Не совсем так. Когда ты шпионила за своим отцом на снежных равнинах и попалась в ловушку, меня затащило туда вовсе не телепатией. Это была твоя собственная сила и сила твоего отца — силы, ни в малейшей степени не схожие с тем, что есть у меня. Они совсем другие и гораздо больше.

Она кивнула, все теплее воспринимая возникшее между нами сопереживание.

— Я верю тебе. Потому что знаю — это правда. Сила, которой я обладаю, которая перешла ко мне от отца, не такая, как у тебя. Но разве ты не слушал мои мысли, уже находясь в этой комнате?

— Нет, — снова покачал я головой. — Я лишь почувствовал твою боль, твое одиночество и попытался немного успокоить тебя. Я не похитил ни единой мысли из твоей прекрасной головки, хотя такой соблазн возник бы у любого мужчины. Особенно если бы он заподозрил, что ты думаешь о нем. — Я многозначительно взглянул на нее.

— Хэнк Силберхатт, когда-нибудь я, возможно, и предложу тебе заглянуть в мои мысли, — совершенно серьезно сказала она. — Ты придешь, если я тебя позову? Если ты мне понадобишься?

— Обещаю.

— Впрочем, погоди. Я ведь слышала, как твой голос разговаривает в моем сознании, но откуда же нам знать…

— Не хочешь провести эксперимент?

Она с готовностью кивнула.

— В таком случае подумай что-нибудь для меня. И посмотрим, сумею ли я прочитать твои мысли.

Она широко раскрыла глаза и уставилась на меня. Это было очень странное ощущение, будто в глубине какого-то ментального колодца негромко, но чисто звенели золотые колокольчики, и звук их медленно усиливался, приближаясь к поверхности и формируя образы. Я поднял глаза и вслух усмехнулся, увидев, что в глазах Армандры вновь зажглись шаловливые огоньки.

— Да, — кивнул я. — Мне тоже кажется, что Нортан страшно разозлится, если узнает, что я побывал здесь. Но меня это нисколько не беспокоит. Армандра, ты боишься его?

— Бояться Нортана? Я боюсь только Итакву… но мне известно, что военачальника боятся многие из моего народа, в том числе и некоторые старейшины. — Она задумчиво прищурилась. — Он амбициозен. И не любит, когда его амбициям что-то препятствует. Хэнк, тебе нужно быть внимательным. Остерегайся Нортана.

— Меня удивило, — сказал я, — что его не было в Зале старейшин во время твоего… ясновидения.

— Нет, он, конечно, отправился отмечать победу кораблей над волчьими воинами. Такие торжества, бывает, растягиваются на несколько дней. О, бахвалятся и задирают носы они ничуть не меньше, чем их далекие предки. Вообще, они во многих отношениях схожи с детьми.

— Ну, — ответил я, — сражение было выиграно только благодаря твоей помощи. А вот без тебя Нортан оказался бы в очень незавидном положении. К тому же его репутация изрядно пострадала, когда я ответил ему ударом на удар. Так что я не вижу особых поводов для торжества.

— Ничего, он поставит на место несколько человек, которые, как ему покажется, глянут на него без должного почтения, выдумает убедительное объяснение тому, как ты смог побить его на его же корабле и поразит своих дружков демонстрацией силы. — Она вновь прищурилась. — О, я хорошо знаю военачальника Нортана. Если он посчитает, что его авторитет пошатнулся, то подкрепит его, не теряя время. Он очень амбициозен.

Опять это слово.

— И на что же могут быть направлены его амбиции?

— Разве это не очевидно? — Она вскинула брови. — Он стремится поселиться со мною в этих покоях. Народ Плато доволен своей принцессой, Нортан же хочет дать ему короля, верховного жреца. И старейшины его в общем-то поддерживают, потому что хотят, чтобы у меня были дети.

— Но ты сама его не хочешь?

— Могло бы быть и хуже. — Она перекинула успевшие высохнуть волосы через плечо и принялась расчесывать их. — А что, тебя это задевает?

— Нет, — поспешно ответил я, но тут же прикусил язык и беззвучно добавил, обращаясь прямо к ее сознанию: «Сама же отлично знаешь, что задевает, и еще как!»