Любовь на спор. Дилогия (СИ) - Азимут Кристина - Страница 18

Дыхание никак не хотело успокаиваться, дрожь не проходила, и пришлось стиснуть зубы. А губы Северова блуждали по моему лицу, шее, отвлекая, язык дразнил, поглаживая и щекоча, и я сама не заметила, как в самом деле чуть-чуть расслабилась. Подняла подбородок, подставляясь под легкие, как крыло бабочки, поцелуи, оставлявшие на коже огненные следы-искорки. Костя все так же держал мою свободную руку, не пытаясь привязать, и наверное, это и заставило проклюнуться робкую надежду, что, может, он так и оставит… Только вот когда я всего на миг отвлеклась от своего положения, млея от неторопливых ласк, второе запястье тут же обвила лента и притянула к изголовью. Все. Теперь я оказалась по-настоящему беспомощной, еще и ослепленной, и в полной власти Северова. Черт. По спине пробежал холодок, сердце попыталось выпрыгнуть из горла, и я судорожно сглотнула, напряженная, как струна, и чутко прислушиваясь к звукам вокруг.

Шорох, и я осталась одна, ко мне больше не прикасались ни руки, ни губы. Судя по ощущениям, Костя слез с кровати, и мелькнула паническая мысль, зачем — может, взять что-то еще? Снова шорох, а потом матрас прогнулся под сильным телом, и оно тут же прижалось ко мне. Обнаженное. Полностью. Бедром я чувствовала твердый, горячий ствол, но желание не торопилось возвращаться.

— Ви-ик, — тягучий и хмельной, как медовый ликер, голос около самого уха, и тяжелая ладонь накрыла мою грудь, слегка сжав. — Ви-ика-а, — продолжал произносить мое имя Костя, а пальцы уже добрались до твердого бутона соска. — Что ж ты такая пугливая, а. Вроде взрослая, опытная…

Подушечки нежно сжали вершинку и сразу отпустили, и я охнула от острого укола болезненного удовольствия. Мысли моментально начали путаться, слова Северова доходили до ошалевшего и окончательно сбитого с толку сознания с превеликим трудом. Я почувствовала, как пальцы пробрались под кружево, обвели ареолу и совсем отодвинули ткань, высвобождая полушарие. Неосознанно сжала руки, натянув ленты, внизу живота полыхнуло огнем, и между ног стало жарко. Я сдвинула ноги, чуть поерзав, и намокшие трусики потерлись о нежную плоть, добавляя ярких ощущений. Белье стало лишним и раздражающим, а собственная беспомощность уже не так пугала. Костя же в самом деле ничего плохого не делал. Пока. Нотка беспокойства и неуверенности смешивалась с предвкушением и легким напряжением, и от этого гремучего коктейля тело превратилось в обнаженный нерв, чутко реагирующий на малейшее прикосновение. Казалось, от тишины вокруг тихонечко звенит в ушах, кровь шумела, а сердце тяжело бухало в груди, грозя оставить на ребрах синяки.

Костя между тем продолжал. Рука переместилась на вторую грудь, поглаживая, мягко массируя, играя с соском прямо через шершавое кружево. Губы накрыли набухшую вершинку, втянули, язык облизал и нежно прижал к зубам. Я выгнулась, хватая ртом воздух, ощущения окатили ярким конфетти, заставив забыть и о связанных руках, и завязанных глазах. В самом деле, ничто не мешало сосредоточиться на удовольствии, заполнившем тело густым сиропом. Я медленно погружалась в себя, раскрываясь, словно роза, лепесток за лепестком. Или это Северов раскрывал меня? Его рот умело ласкал, посасывал, дразнил, легкие укусы лишь придавали пикантности и только тень боли. Я сама не заметила, как начала постанывать, послушно подаваясь навстречу жарким губам, и ощущение, что я сейчас в полной власти Северова, вызывало уже не панику и злость, а совсем другие чувства. Хотелось… Хотелось принадлежать ему. Хотелось, чтобы он изучил мое тело до самого последнего потаенного уголка. Хотелось сгореть в том огне, что рождали в крови его ласки. Боже, кажется, я сошла с ума…

Поцелуи стекали по моей коже мягким шелком, вплавлялись в нее золотыми узорами. Пальцы порхали бабочками, касались невесомо, как розовые лепестки. И это оказалось так упоительно сладко, просто расслабиться, довериться этим чутким и умелым рукам, позволить окунуть себя в удовольствие, от которого сбивалось дыхание и крик рвался из груди. Связанные руки причиняли лишь одно неудобство: до боли в пальцах хотелось прикоснуться к Косте, сжать бугры мышц, провести по спине ногтями. А губы спускались постепенно все ниже, мучительно медленно приближаясь к низу живота, налившемуся горячей тяжестью. Мокрые трусики хотелось стащить нафиг, они мешали, грубо терлись о нежное лоно, желавшее совсем других ласк и прикосновений. Я хныкала, откровенно приподнимала бедра в молчаливом приглашении приступить поскорее, натягивала шелковые путы. Ноги давно были широко раскинуты, открывая меня для Кости, но он не торопился, гад. Продолжал наказывать? Может быть…

— У-умница, — едва уловила довольный шепот, и широкие ладони поднырнули под попку, а я подтянула колени еще выше, выгнувшись навстречу.

Ну же, давай. Пожалуйста. Я была в шаге от того, чтобы начать умолять, но Костя наконец сжалился. Наклонился, согрел дыханием, а потом я услышала шумный вдох. Почувствовала, как он провел языком прямо поверх кружева, слегка нажимая, и шершавая поверхность заставила вспыхнуть огнем нежное местечко. Я длинно застонала от облегчения, изнывая от желания, восторг пронесся по венам жаркой вспышкой. И снова прикосновение, теперь уже губ, снова через ткань. Нет, нет, я хочу по-другому, без всяких преград…

— С-сними… их… — кое-как выдавила сквозь стиснутые зубы, тело колотила дрожь, и казалось, если сейчас не получу желаемое, растаю, как мороженое на солнце.

Тихий, бархатный смешок, пальцы проникли под трусики и погладили… самый низ живота, где начинались мягкие складочки. Не там, не-ет.

— Просишь, Вика? — вкрадчиво, с предвкушением спросил Костя, и готова спорить на что угодно, на его губах играла сводящая с ума усмешка, в которой таилось обещание всех удовольствий из второго тома Камасутры.

Уверена, Северов легко его напишет и проиллюстрирует лично. Я всхлипнула, прикусив губу, нетерпеливо ерзая и пытаясь подставиться под ласкающие пальцы совсем другим местом.

— Да… Прошу… — покорно выдохнула, чувствуя удивительную легкость и никакого возмущения.

Казалось очень естественным то, как легко я сдалась на милость этого мужчины, подчинялась его указаниям и приняла пикантную игру. Он действительно не делал ничего, чего бы не хотела я сама. И пусть утром я приду в ужас от собственной смелости и откровенности, но сейчас мне хотелось подойти опасно близко к той грани, за которой начиналось доверие. Хотя бы в постели. Я так устала быть сильной и одинокой, кто бы знал…

— Мне нравится, когда ты просишь, — мурлыкнул огромным довольным котом Костя, и его пальцы спустились чуть ниже, слегка раздвинув мягкую, горячую плоть. — Сделаешь это еще, девочка?

Плевать, пусть таким изощренным образом отыгрывается за мое злосчастное бегство. Мне… тоже нравилось. Подчиняться, отдать контроль за ситуацией тому, кто прекрасно знал, что и как делать. Не знаю, как у Кости это получилось, так быстро подобрать ко мне ключик и пробраться за мои барьеры, и не хочу об этом сейчас думать. В одном я была уверена точно: магии он не применял совсем. Не такой Северов человек, чтобы пользоваться нечестными приемами в постели.

— Пожалуйста, дотронься до меня… — повторила я непослушными губами и облизнула их, в груди сделалось гулко и пусто.

Мучительные мгновения ожидания, и с меня начали медленно стягивать трусики. Я опустила ноги, вздрагивая от каждого мимолетного поцелуя, казалось, кожи не было, только сплошные обнаженные нервы, сыпавшие искрами. Наконец, бесполезный кусочек кружева сдернули с моих лодыжек, и тут же теплые губы прижались к ямочке и начали обратное путешествие, оставляя на коже пульсирующий огнем след. Я окончательно растворилась в медовом мареве, утонула в ощущениях и позабыла о недавних страхах. Ладони Кости скользнули по внутренней поверхности бедер, настойчиво развели их, и пальцы мягко погладили набухшие, сочившиеся влагой складочки. О-о-о… Я всхлипнула, подавшись вперед, но его рука властно прижала обратно к постели, и хриплый, низкий голос повелительно произнес: