TRP (СИ) - Андреев Олег Андреевич - Страница 28

Теперь все ясно видели стоящий в какой-то сотне метров от них катер. По его палубе в панике бегали протоссы, люди и рипстеры, пытаясь успеть скрыться внизу. Рэндэл палил из пулемёта прямо по ним; потом в правый борт чётко попал снаряд Коццо.

— Мы тонем! — заорал Рэндэл из каюты, — без вариантов! Нос и центр пробиты наглухо, спускай шлюпку.

— Не могу.

— Это как?

Он показал Рэндэлу насквозь пробитое дно шлюпки. Скоро оба плавали в воде, чёрной и холодной.

Кент Северин: от первого лица.

Я занимался другими делами, а их было полно. В это время не могла сбежаться сразу вся команда, но меня попросили посмотреть. Я пошёл из любопытства, посмотреть на тех, из-за кого у нас, как мы тогда думали, сейчас случились все беды. Перед этим на палубе кто-то выстрелил, так что надо было разобраться что к чему, тем более что на корабле я был далеко не последним человеком.

Никогда я ещё не видел, чтобы Коццо стоял в таком виде. Весь мокрый, этот головорез, Брат Мафии, как его ещё называли, опустив голову, молча стоял на палубе. У него возле ног в луже крови лежал труп молодого прота, и пока я подходил кто-то спихнул его ногой за борт. Не в первый раз на Коццо наводили ствол и все эти разы были вовсе не в армии, правда всё же чаще стволом угрожал он. Рэндэл смотрел на меня; он заметил меня раньше, чем я его. По его взгляду нельзя было понять о чём он думает.

Я сразу же сказал, чтобы их не держали, типа всё равно не сбегут. Сначала мы все молчали, потом я начал рассказывать как было дело у нас, Рэндэл рассказал о том, что было с ними, и только тогда все поняли какая страшная ошибка произошла только что. До последнего момента наш катер не видел ни яхты, ни корабля, с которым она вела перестрелку — мы попали в туман. Были слышны только взрывы ракет, которые одна за другой вылетали к нам из тумана (они чаще всего падали сзади яхты Рэндэла и скорее могли попасть в нас, чем в них), а яхта тогда была уже совсем близко. Но в тумане дальше ста метров ничего не было видно. Паника у нас на катере стояла страшная — по нам стреляют, а мы даже не знаем откуда. Потом в наш борт всё-таки попали, слава богу выше ватерлинии, тогда уже все схватились за шлюпки. И когда туман немного разошёлся, мы увидели прямо перед собой яхту, больше ничего. Корабль, пускавший ракеты, тогда уже тонул и прекратил огонь, его мы и не заметили. Все схватились за пушки; яхта в свою очередь открыла пулемётный огонь. Многих из наших тогда расстреляли на палубе. Я ведь не знал, что Рэндэл искал именно меня — он сказал об этом уже утром, когда мы подходили к берегу. Тогда Рэндэл сказал мне:

— Самое интересное в том, что несмотря на все проблемы, возникшие вчерашней ночью, если это можно назвать проблемами, для общего дела всё сложилось очень даже неплохо. — Я сделал то, что обещал. Я нашёл тебя, Кент.

— А я думал, что ты приехал ко мне по старой дружбе… — ответил я, не показывая своего удивления. — А что за дело ко мне?

— Тебя предупредить, да и узнать кое-что.

— Предупредить о чём?

— Не стоит тебе в это дело лезть, в восстание и всё такое.

— Какое восстание, братан, ты чего?

— Ладно, не гони, или ты мне верить перестал? — сказал Рэндэл и мне тогда даже показалось, что он обиделся. — Кент, ты пойми, что мне на это ОЗОН плевать! Дело в другом. Если ты просто выйдешь из дела, я буду считать что всё, что должен был сделать, сделал. А война, если она должна быть, так пусть будет.

— Хорошо, говорю честно, операция будет, — ответил я, — и тут ни я, ни ты, ни твоё ОЗОН уже ничего, даже вместе не успеем сделать, — я посмотрел на часы. — Через сорок минут начнётся. Но приведёт эта операция к войне, или нет, я не знаю. Главное, ты поверь, что теперь от меня уже ничего не зависит.

— Но ты за войну, Кент?

— Наверное, да. Но больше всех войны хотят рипстеры.

— Это просто расизм, тупой, чисто биологический. Вечная ненависть людей и рипстеров, и она в крови у этих народов. Тут ничего нельзя не изменить, но разве это относится к протам? Проты не агрессивные, по крайней мере кажутся такими. Настоящего расизма к нам, или с нашей стороны нет и не было, и это не наше дело. Война людей и рипстеров, если к тому будет идти, сама начнётся, а сейчас затишье.

— Но нужно ли нам это затишье?

Вот и сказке конец, а что ещё дальше? Это уже отдельный рассказ, а в самом TRP дальше ничего интересного, правда, может это мне так кажется. Куда ещё? Все эти кассетные скандалы, компроматы, борьба за власть, военные операции… Тем, кто начинал заниматься этим сначала, оно уже реально надоело, другие просто устали. Военная операция, из-за которой так много беспокоились, прошла успешно, но желаемых перемен не принесла — в мире уже изменилось настроение и к этому отнеслись иначе, чем если бы оно произошло несколько месяцев назад.

Клан притих, конечно не пропал полностью, но его здорово придавили, и власть в NUR теперь стала более законной. Новый президент был человеком честным, и ко всей грязи прошлого никакого отношения не имеющий. Состоялось собрание ОЗОН; люди с рипстерами подписали несколько соглашений, по торговле — в пользу людей, а в остальном права народов уровняли (раньше рипстеры на Земле не имели таких прав, как люди). Голливуд уже настроили на пропаганду дружбы двух рас; главными героями фильмов стали человек и рипстер, вместе борющиеся со злом.

— Расизм — это дело особое, — толковал Чип Дэвиду, когда они вдвоём сидели в степи на вершине холма. Был уже август, и всё бескрайнее поле было покрыто высокой сухой травой, шелестевшей на ветру под тусклым солнцем. Шло к вечеру. — Рипстеры сбросили давление, расизм ослабел, и не причём здесь все моралисты, передачи и голливудские фильмы.

— Наверное, ты об этом уже написал в своей последней книге? — спросил Дэвид.

Чип сходил за книгой, новой, вышедшей только месяц назад, но уже ставшей скандальным бестселлером. Скандалы — это по части людей. Книги, авторами которых были проты, во времена Клана у людей не печатали. На Родине Чипа знали очень многие, вручили ему даже две престижные премии, поэтому именно его решили напечатать у людей — там и начались скандалы. Сама книга — рассказы о исторических событиях, в которых Чип сам принимал участие. Писалось про Клан, про Дэвида, про Рэндэла, про то как после войны в Африке Рэндэлу в конце концов выдвинули обвинение и навсегда сослали на далёкую планету. Причём Рэндэл сдался сам, хотя мог бы и скрыться, но тогда посадили бы Кента и остальных. Чип в книге писал, что сам бы никогда так, как Рэндэл, не поступил. А ещё вся книга заполнена его размышлениями и комментариями, почему было так, а не так, и кому от этого хорошо, а кому плохо, и как на всё смотрит сам Чип. В последней главе он написал новый для людей взгляд на жизнь. Книга была чисто человеческой, и у протов популярной не стала — Чип описывал ясные истины, понятные каждому. Теперь он показал их людям, показал другую жизнь, другой взгляд на мир. В общем, это рассказ протосса о жизни протоссов, о культуре протоссов на фоне серьёзных мировых событий.

— Так что, Чип, думаешь конец расизму?

— Нет, конечно.

— Никогда?

— Никогда не говори никогда. Искусственный интеллект и сейчас не знает расизма, может и чей-то народ к этому придёт. В вопросе расизма биолог часто понимает больше, чем психолог или какой-нибудь моралист. Это видно на любом историческом примере — жёлтые и белые, чёрные и белые, евреи, кавказцы, арабы…

— Причём тут биология?

— Потому что та же психология и мораль основываются на биологии.

— Это как?

— Вот в компьютере, например, есть языки программирования, а есть машинные коды, на которых они основываются, поэтому, когда пишешь программу, нельзя забывать об этом. Мораль и биология, язык программирования и машинные коды… не совсем удачный пример, но ты понял? Расизм — это что-то вроде природной борьбы за выживание, вечной конкуренции разных видов, только на более высоком уровне. Вот смотри, живут где-то далеко тирийцы, и ты их в своей стране, скажем, во Франции, вообще никогда не встречал. У них интересные традиции, обычаи, культура, и они тебе нравятся. Ты пригласишь к себе одного из них, он окажется нормальным парнем, или можешь жениться на тирийке — всем окружающим это будет интересно. Они тоже полюбят армянскую культуру, сами даже съездят, как туристы, в Тирию, и так далее. Всё хорошо, нет расизма! Тирийцев я взял так, для примера, потому что так же само было бы в любой стране, и с любым народом. Никакой угрозы для французов, как для народа, нет. И это до тех пор, пока ничего плохого чужой вид не делает. А потом за одним тирийцем в хорошую жизнь приезжает ещё двадцать. Это ещё ничего, французы на это смотрят нормально. Потом ещё сотня. Тирийцы уже открывают торговлю, французы работают в их фирмах только уборщиками, а на высокие должности тирийцы пускают только своих. Интересная культура уже не нравится — у французов тирийцы ничего брать не хотят, говорят только на своём языке, мечети кругом построили! Живут тоже отдельно, развиваются, богатеют, живут за счёт французской земли, помогают друг другу и быстро плодятся. Вот это уже никому не нравится, и начинается расизм. Это есть у каждого животного, у всех видов, борьба за территорию, захват новой. Животные метят свою землю, не пускают чужих, некоторые агрессивные виды всё равно вытесняют их, начинается вражда. Законы людей слишком гуманные, они это плохо предусматривают, поэтому каждый народ борется по-своему, иногда приходится специально вводить новые законы.