Проклятие Пифоса - Аннандейл Дэвид - Страница 47

— Ваша радость безумна, — пробормотал Кхи’дем и удалился.

Каншель бегло осмотрел небо, высматривая новых крылатых охотников. Их не оказалось, но вид мужчин и женщин, патрулирующих стену, не внушал ему никакого доверия. Свои винтовки они держали, словно малые дети. Неужели никто из них никогда не сражался? Иерун сам не был солдатом, но невозможно было провести жизнь на борту ударного крейсера и не приобрести хотя бы базовых навыков в военном деле. Сейчас его окружали наивные дураки, но именно от них во многом зависела оборона поселения. Саламандры отказались бросать людей на произвол судьбы, но их было мало, и они физически не могли поспеть везде.

Железные Руки игнорировали поселение. Аттик разместил свои войска в глубинах подземного сооружения и на защите базы. Колонистам приходилось самим заботиться о своем выживании. Те, кто работал в руинах, приносили прямую пользу Железным Рукам, а потому легионеры за ними присматривали. Время от времени из шахт доносилось приглушенное эхо ружейной стрельбы — это происходили новые атаки личинок. Впрочем, ни одно из них по масштабам и близко не могло сравниться с первым. Судя по всему, Железные Руки изрядно сократили популяцию подземных обитателей. Существа попытались всей массой задавить нарушителей, вторгшихся в их владения, и потерпели поражение.

Но на поверхности живность Пифоса смелела на глазах. Казалось, животные чувствовали, что их добыча стала более уязвимой. По одному и по двое монстры все чаще нападали на стену. Каншель тихо радовался тому, что ни одна стая пока не додумалась до согласованного нападения, но, когда он слышал рычащий хор в джунглях на другой стороне частокола, в нем росла уверенность, что ждать этого осталось недолго.

Ске Врис выпрямилась, все еще улыбаясь вслед удаляющемуся космодесантнику.

— А ты как думаешь, друг мой? — спросила она Каншеля. — По-твоему, наша радость безумна?

— Я думаю, вы не в своем уме. Все вы.

— Мы все оказались вместе на этой планете. Мы гордимся нашей верой. А ты своей, очевидно, боишься. И кто из нас после этого «не в своем уме»?

Раздался бешеный рев, и звук тяжелой поступи сотряс землю. Нечто громадное врезалось в стену. Три стражника бросились к своим постам и открыли огонь. Они смеялись, и в радости их было нечто легкомысленное, словно вера опьяняла этих людей. Каншель вздрогнул. Ске Врис посмотрела на него с недрогнувшей улыбкой. Лазерный огонь продолжался, пока рев не превратился в вой, а затем в тишину. Смех продолжался и дальше.

— Итак? — напомнила Ске Врис.

— Я не знаю, — прошептал слуга.

— Ты ищешь силу.

Каншель кивнул.

— Сила приходит из веры, — умудренно сказала ему Ске Врис.

— Да. И я постигаю ее.

Ске Врис схватила его за руку.

— Замечательно! Возможно, для нас настало время совместного молебна.

Каншель беспокойно глянул в сторону ближайшей ложи.

— Я не уверен.

— Так будь уверен. Вскоре мы будем поминать наших павших собратьев. Присоединяйся.

— Возможно, — уступил он.

— Поверь, тебя ждет вдохновение, — пообещала Ске Врис.

Каншель вернулся к юрте. Минул остаток дня. Нападения ящеров продолжались. Все, кроме одного, удалось отразить без потерь. С наступлением вечера один из стражников потерял равновесие и перевалился через стену. Крики несчастного были милосердно короткими и, похоже, нисколько не потревожили восторга его сородичей, убивших зверя. Каншель задумался, где проходит грань между оптимизмом и бессердечностью. Почувствовав отторжение, слуга решил, что не будет участвовать в службе. Вместо этого он вознамерился работать, пока не прибудут транспорты с базы.

Он стойко придерживался своего решения, пока не начался ритуал. Звуки песнопений заставили его отвлечься от шкур, которые он пытался сшить вместе. Сотни колонистов собрались в первой ложе. Они заполонили все внутреннее пространство, а те, кому не хватило места, толпились на холме. Песня звучала так же празднично, как и все, что Каншель слышал прежде, но теперь в ней чувствовалась еще и сила. Песня была триумфальной.

Обогнув дыру, слуга направился к ложе. Он прислушивался к напевам так, как никогда до этого. Мелодия говорила с ним. Связывала его с колонистами. Еще несколько дней назад он свысока поглядывал на этих людей и их песни. Его отталкивали их суеверия, которые он считал верным признаком воспаленного воображения и отрицания прочных, основополагающих реалий вселенной. Так он убеждал себя. Но теперь Каншель уразумел, что это он все время заблуждался. Он упорно отказывался слышать истину в этой музыке. Он отвергал молитвы, потому что не хотел верить в то, что какая-то сущность может их услышать.

Иерун подошел ближе. Он раскаивался в своей глупости. Звуки сотен голосов, слившихся в песне, кружили вокруг него. Жажда поклонения охватила его с невероятной силой, подгоняя вперед. Мелодия открывала перед ним перспективы безграничных возможностей. Требовала принять их. Навязывала величие. Слуга чувствовал покалывание на коже от мощного прилива чистейших, незамутненных ощущений. Его грудь переполняли гордость и смирение. Он глубоко вздохнул и испугался, когда грудь его сдавил всхлип. Он поднял руку к щеке. Его пальцы смахнули влагу. И хотя из глаз продолжали течь слезы, его зрение прояснилось.

Когда Каншель достиг основания холма, толпа расступилась перед ним. Поднимаясь на вершину, он чувствовал, будто его несет бурный поток. Песнь благоухала резким, но приятным ароматом яблок. Она отрезала слугу его от всего мирского. Иерун больше не чувствовал своих ног. Он парил, а не шел. Он стал одним сознанием, душой, свободной от земной юдоли. Где-то далеко внизу его тело поднимало руки, готовясь взлететь на крыльях песни. Опьяненный чувствами, он рассмеялся такой самонадеянности. Впервые с самой Каллиниды он избавился от страха.

Вдруг рядом с ним возникла Ске Врис. Жрица-послушница взяла Иеруна за плечи.

— Я рада видеть тебя здесь, брат, — произнесла она.

Ее слова прорвались сквозь радостную пелену, объявшую Каншеля, и вернули обратно к реальности. Он вновь оказался в своем теле, хотя чувство экстаза ничуть не ослабло. Неожиданно для самого себя он вспомнил, как складывать звуки в слова.

— Спасибо.

— Выйди вперед.

Ложа была набита до предела, но каким-то образом люди расступились. Перед Каншелем возник путь, ведущий к центру пола. Ске Врис жестом пригласила его подойти к жрецу, стоявшему там. Слуга сообразил, что это тот самый учитель Ске Врис, хоть он и никогда не видел лица мужчины. Даже сейчас жрец не снимал капюшона. Он танцевал, изящно и воинственно. Он был одновременно и верующим, и бойцом. Его посох служил символом его положения и нес ужас его врагам. В танце его мантия развевалась, открывая взгляду солдатское облачение под ней. Хотя размерами до космодесантника ему было далеко, среди своих людей он выглядел гигантом. Другие жрецы окружали его, в точности повторяя танец господина. Также облаченные в мантии с капюшонами, они были практически такими же высокими, как и верховный жрец, но гораздо худощавее его. Их танец был водоворотом мелодии, его же — лучился силой. И именно на нем сходилась паутина света.

«Свет».

Необычайные узоры, которые Каншель видел в пустой ложе, теперь были выражены еще ярче. Слуга изумленно таращился на них, не веря своим глазам. Снаружи стояли глубокие сумерки. Да, ложу окружали факелы, но они никак не могли давать такого яркого света. Сияние лилось сквозь щели в стенах так, словно ложа находилась в самом сердце звезды Пандоракс. И как прежде, чем ближе к центру подходил Каншель, тем большую ясность обретала паутина, превращаясь в зрительный язык. Дай он на то свое согласие, паутина бы заговорила с ним. Она несла послание — то, которое слышал и которому радовался в танце верховный жрец. Нити света переплетались с рунами на его мантии. Каншель видел в них зов и ответ, постоянно сменяющие друг друга. Жрец взывал к божественной сущности в один момент и отвечал божественным призывам в следующий.