Витязь Железный Бивень - Чешко Федор Федорович - Страница 46
- Предыдущая
- 46/62
- Следующая
– Да, – кивнул Фурст. – А почему ты сказал «пока»?
– Так сказалось, – просипело чудовище, поднимаясь на ноги.
Леф тоже вскочил.
– Я с Гуфой уйду, – торопливо выговорил он, глядя куда-то между Фурстом и господином Тантарром.
Виртуоз стали круто изломил бровь, а Фурст на удивление спокойно спросил:
– Ты уходишь совсем?
Ветра Всемогущие, да Леф бы сам с удовольствием спросил об этом кого-нибудь!
– Я должен помочь… Не могу их бросить… Я там нужен пока… – вот и все, что он сумел промямлить в ответ.
Впрочем, Фурсту, кажется, хватило и этого. А Лефу – нет. Его вдруг осенило, кому можно задать проклятый изувечивший душу вопрос.
– Стой… Стойте, вы… Как вас – отец? – Губы плохо подчинялись парню, его невнятный хрип вряд ли сумела разобрать даже сидящая рядом Гуфа, но шагнувший прочь от костра Огнеухий замер и медленно обернулся.
– Скажите… Ученый господин обмолвился, будто вы умеете видеть заранее… Скажите, я вернусь? В Арсд, в свой мир – вернусь?
Леф смотрел прямо в жуткое скомканное лицо чудовища, но всей кожей чувствовал на себе недоуменные, почти испуганные взгляды Фурста и Учителя. Конечно же, они не поняли; конечно, спрошенное кажется им проявлением самого обычного страха. В такой миг, после таких разговоров бывший кабацкий певец, вышибала, недоученный школяр и все остальное способен думать только о будущем своей шкуры. Мгла Бездонная, да неужели же они действительно так думают?!
– Нет.
Это сказал Огнеухий. Его глаза снова на миг выцвели жаркой белизной, и он повторил:
– Нет. Они так не думают.
Еще миг тяжеловесного молчания, и вновь сиплый голос из кривого неподвижного рта:
– Твой вопрос я не могу утолить. Отцы не видим просто, что будет потом. Отцы видим, что будет совсем потом, если не очень потом будет так. – Он как-то особенно громко застонал, и голос его сделался еще невнятней. – Человек уронил горшок. Пришел другой человек, нашел осколки. Сложил – вышел горшок. Поступки – осколки. Сложил вместе – будущее, судьба. Тебе скажу одно: как ни решишь, плохого не вижу. Другого не скажу – незачем. И тебе, дряхлая, – он чуть повернул лицо, переведя взгляд куда-то поверх Лефова плеча, – не скажу, почему взялись отцы. Не поймешь.
За спиной у парня тяжело засопела Гуфа («дряхлая», да еще «не поймешь» – это ей-то!). И, словно бы подхлестнутый ее раздражением, Леф злобно сказал вслед Огнеухому:
– Ну и флагшток тебе в пасть, шакал смаленый.
Огнеухий опять обернулся.
– Не флагшток – вот такое, – просипел он, складывая колечком указательный и большой пальцы приподнятой руки. – Не мне, а тебе. И не в пасть. Сюда. – Указательный палец распрямился, нацелил черный коготь в Лефову грудь. – Скоро. Если будешь злой до слепоты, как сейчас. Ты будешь.
Не в силах оторваться, Леф следил, как убредало к выходу из Прорвы горное чудище; как оно приостановилось возле двух еле различимых в розовом мареве бугорков – шевельнуло руками, нагнулось, пыхнуло из ушей светящимся дымом, и бугорки вдруг превратились в некрупные звериные силуэты. Кажется, это были земляные кошки, хоть на таком расстоянии судить можно было разве что по размерам. Еще две вспышки яркого дыма, громкий протяжный стон, и Огнеухий снова стал удаляться. Кошки брели за ним как привязанные. Именно брели – медленно, неуклюже, пошатываясь.
Когда тени жуткой троицы окончательно растворил в себе струйчатый тяжелый туман и к Лефу вернулась способность интересоваться поведением обычных людей, оказалось, что господин Тантарр сбросил куртку и торопливо распутывает завязки скрывавшегося под ней карранского панциря.
– Возьми, – сказал он, протягивая свое защитное одеяние растерянному парню. – Пригодится. А то, похоже, броня там у вас слабовата.
Действительно, по сравнению с подарком Учителя собственный Лефов нагрудник казался убогим старьем.
– Прими и от меня, – Фурст вытащил из кармана рубчатый железный шар. – Ударь по твердому и без промедления бросай шагов на тридцать, а сам ложись, либо – под прикрытие. Только душевнейше тебя прошу – аккуратней с этим, без небрежения.
Неловко прижимая подарки к груди, Леф попытался благодарить, но в горле некстати заворочался горький комок, и веки набухли подозрительным жжением. Не миновать бы парню конфуза, да, спасибо, Гуфа выручила, отвлекла внимание.
– Нам пора уводить себя, – с деланной бодростью сказала она. – Не вспоминайте злобно – ты, господин недобешеный, и ты, братец.
Пожалуй, только виртуоз стали удивился последнему слову, да и то не очень.
– И ты не помни худого, сестрица, – устало вымолвил вольный эрц-капитан Фурст Корнеро Кирон.
10
– Нет, уж тебе-то с нами никак нельзя, – сказал Нурд.
Хон отвернулся и в сердцах сплюнул в очаг.
– Вот это ты зря, – покачал головой Витязь. – Не к добру это, когда в огонь.
– Зря, – понуро кивнул столяр.
Конечно, все было зря – и плевок, и просьбы. Ясно ведь, что не возьмут! Благодаря ведовству рана от послушнического ножа за одну ночь стала едва приметным розовым шрамом, да только вылившуюся кровь не возместишь никакими заклятиями. После быстрых движений темнеет в глазах, слабеют колени, руки делаются тяжелыми, непослушными… Гуфа обмолвилась, что так будет еще дней двадцать, не меньше, и ее обмолвку слышали все. Так что теперь Хон может выдумывать какие угодно доводы – Нурд будет лишь качать головой. А Торк даже слушать не станет. Достаточно одного взгляда на его облитое мутным очажным заревом лицо, чтобы понять: все мысли охотника уже там, на склонах ущелья, где в расщелинах и за валунами прячутся серые – наверняка самые удачливые метатели из всех обитателей заимок.
Леф и Гуфа вернулись вовремя – так сказал встретивший их в подземном проходе Нурд. Больше Витязь ничего не сказал, даже расспрашивать не стал ни о чем, только велел скорее идти к остальным. Леф было вообразил, что за время их с Гуфой отсутствия ничего примечательного не стряслось. Нурд казался совершенно спокойным и, похоже, не отлучался из входной норы – во всяком случае, Витязь встретил пришедших на том же месте, где они с ним расстались. Да и могло ли стрястись что-нибудь этакое? Когда уходили во Мглу, было уже темно, а сейчас едва рассветает – меньше ночи прошло. Однако случиться успело многое.
В очажном зале помимо Хонова обидчика валялся связанным еще один мужик в серой накидке. Причем если первый послушник лежал как бревно (лишь помаргивал сонно да зевал во всю пасть), то этот новый извивался и бился, словно игуана, которую госпожа Сатимэ когда-то пыталась испечь «по-адмиральски» – в живом соку. Оно и понятно – некому было угомонить его ведовством.
Серый полез в Обитель, едва лишь на небо из-за дальних отрогов выбралась Полуночница. Витязь, карауливший возле самого выхода из норы, заметил его еще издали: надеясь на темноту, послушник не счел нужным особенно осторожничать (а хоть бы и счел – от нынешнего Нурдова взгляда человеку нелегко укрыться даже за камнями).
Дальше все было просто – опамятовал серый уже в очажном зале и связанным.
Вызнавать цель его появления никто не пытался, да особые вызнавания и не требовались. Послушник нес с собою странную посудину – выкованная из бронзы, она больше всего походила на небольшой увесистый горшок с нешироким горлом и острым днищем, оканчивающимся подобием оттянутого полого жала. Горшок можно было нести на ременной ручке, можно было поставить – для этого неведомый (впрочем, неведомый ли?) мастер приладил к нему хитромудрую треногу. Сделано было так, что хоть неси по неровному, хоть ставь на уклоне, а донное жало все равно будет целиться отвесно – не хуже того грузика на шнурке, которым Хон пользуется при складывании стен и вкапывании опорных столбов. А внутри горшочка была вода. Самая обыкновенная вода, которая просачивалась сквозь отверстие в дне и срывалась неторопливыми каплями с жала.
Нурд, Хон и Торк довольно быстро поняли назначение диковинной посудины, хоть Леф, кажется, не рассказывал им о водяных часах. А еще Нурд, Хон и Торк сообразили, что вторая точно такая же посудина осталась у кого-то из Истовых и что конец пережившему ненаступившие дни строению придет, как только из обеих посудин выльется вся вода. Значит, к этому мигу серые мудрецы должны подготовить помост и начать задуманное ими действо.
- Предыдущая
- 46/62
- Следующая