Витязь Железный Бивень - Чешко Федор Федорович - Страница 29
- Предыдущая
- 29/62
- Следующая
Бешеный знает, было ли суждено Витязю упасть при мече, но, избавившись от громоздкого оружия, он сумел одолеть спуск без неприятностей. То есть Хону было примерещилось, что Нурд оступился на первой же ступени – Витязь кинулся вниз до того проворно, будто не своей волей бежал, а пытался удержать равновесие. Столяр так заторопился следом, что не успел по примеру Нурда избавиться от меча и впопыхах едва не обронил лучину. Но торопился он зря – Витязю вовсе не требовалась помощь. Когда столяр, сам чудом удержавшись от падения, влетел в подземную пещеру, он едва не ткнулся лицом в спину прочно стоявшего на ногах Нурда. Тот обернулся и вдруг цепко стиснул пальцами Хонов рот, а другой рукой указал на решетку старцевой берложки: гляди!
Под решеткой был свет. Ровное желтоватое сияние, какого не дают ни лучина, ни факел. Это зарево, придавленное дырявой тенью решетки, позволило глядеть на себя лишь краткий осколок мгновения. А потом что-то негромко лязгнуло (то ли в старцевой яме, то ли еще где – не понять), и свет будто прихлопнули.
Нурд и Хон не сразу решились подойти к обиталищу Старца. А когда все-таки подошли, то ничего особенного там не увидели. Свет лучины доставал до самого дна, и довольно хорошо можно было рассмотреть сидящего под решеткой дряхлого недоумка. Запрокинутое лицо, косматая грязная борода, тусклые бессмысленные глаза. И ни тебе дымка, ни запаха гари; а слышно оттуда лишь трудное, с провизгами дыхание да журчание неиссякаемого ручейка, который выбивается из выложенной камнями стены и пропадает в широкой темной дыре под той же стеной. Единственные звуки… А каких еще звуков можно было бы ожидать? Что же до запаха гари, то из ямы разило всяческими другими запахами, способными забить что угодно. Да и Хонова лучина коптила нещадно – может быть, именно поэтому Нурд вдруг отрывисто сказал: «Погаси». Хон погасил.
Некоторое время Витязь молчал и, кажется, не двигался, а потом предложил:
– Давай отойдем немного и посидим без огня. Может, повторится?
– А что это было? – спросил Хон. Он мимо воли понижал голос, и ответ Нурда, говорившего по-обычному, показался ему чрезмерно громким.
– Откуда мне знать? – буркнул Витязь. – Сказал же: подождем. Может, вообще почудилось.
«Что-то многовато здесь стало чудиться всякого-разного», – проворчал Хон, отступая от решетки вслед за вцепившимся ему в плечо Нурдом. Они отошли на полдесятка шагов, и вдруг Витязь тихонько зашептал, щекоча губами Хоново ухо:
– Стой здесь, что бы ни услыхал. Когда я отойду, заговори – вроде ты спрашиваешь, а я на тебя шикаю. И ни с места отсюда, понял?
Он выпустил плечо столяра и пропал. Миг-другой Хон пытался осознать происходящее, потом, опомнившись, сказал громко:
– Ну и долго мы так… – И тут же оборвал себя раздраженным шипением.
Вышло не слишком-то натурально (во всяком случае, так ему самому показалось), и он решил покамест ничего больше не говорить.
Никогда еще Хону не было так скверно. Хуже нет, чем стоять вот так, ничего не видя, не понимая и дожидаясь невесть чего. Ему мерещились осторожные шорохи, чье-то изо всех сил сдерживаемое и от этого еще более явственное дыхание – не свое ли? Что-то отчетливо и дробно процокало по камню возле самых его ног, и он хватанулся было за меч, но тут же сообразил: древогрыз. Потом поблизости вдруг не то упало, не то треснуло, и еще раз, и еще – это было непонятно, а потому страшно, только непонятное вдруг захлебнулось сухоньким мелким хихиканьем, и Хон сплюнул в сердцах: «Бешеному бы тебя на забаву, полоумный!»
А через миг в другой стороне послышался тягучий полувздох-полузевок, и вроде бы осело на камень что-то тяжелое, мягкое. Вот это уже явно не примерещилось, хоть и было почти на пределе возможностей человечьего слуха, и Хон взялся за рукоять меча да поплотней уперся в камень ногами, готовясь к худшему. Но плохого не вышло. С той стороны, где вздыхало, надвинулся негромкий шорох, и, словно глуша его, прозвучал ленивый, с позевыванием голос Нурда: «Зря, наверно, сидим…»
Похоже было, будто Нурд возится у самых Хоновых ног. Он чем-то шелестел, шуршал, потом злобно прошипел нечто вроде: «Погас-таки… До смерти, значит…»
Потом все стихло. Опять куда-то ушел? Хон, чуть выждав, присел на корточки и осторожно зашарил вокруг. И нашарил. За долгое воинское бытие столяр многого натрогался да навидался и теперь сразу понял, что это такое. Он торопливо встал, вытирая ладонь о панцирь, а через миг Нурд, явно предупреждая о новом своем приближении, сказал: «Зря, зря сидим, ничего не будет». На этот раз столяр догадался ответить в тон:
– А нам разве есть куда торопиться?
Витязь с ходу ткнулся губами ему в ухо, и это, пожалуй, потрясло Хона куда сильнее всех закрутившихся происшествий. Похоже, дело вовсе не в превосходстве слепого над зрячим, когда вокруг кромешная тьма. Похоже, что во тьме Нурд вовсе не слеп. Тот самый Нурд, который при свете очага не сумел углядеть под ногами изрядную лужу пролитой пищи, а при лучине едва различал ступени. Пораженный странностями Нурдова зрения, Хон не без труда принудил себя вслушиваться в торопливый шепот Витязя. Впрочем, «не без труда» длилось лишь миг-другой.
– Я еще наверху чувствовал: следит, – шептал Витязь. – И сюда за нами полез. Следил за нашим огнем. В темноте не видел, шел ощупью; на последнем спуске сильно отстал – наверное, ждал, пока отойдем и можно будет светить. Я думал, он один. Но у него под накидкой кресало, а чего зажигать – нету. И руки не пахнут копотью. Думаю, в зале возле спуска еще один – этого дожидается.
Хон зябко передернул плечами. Веселые, однако, дела… А Нурд шептал:
– Я снова уйду. А ты не спеша посчитай до пяти десятков, потом запали лучину и поднимайся в зал. Если там меня не окажется, поднимайся дальше. Ступеней через тридцать в стене впадина – аккурат человеку поместиться. Пройди мимо, потом погаси огонь, вернись да и спрячься. Ежели чужой мимо пройдет – руби. Если кто-то впотьмах красться станет – руби, не окликая. Я-то пойду не крадучись, а другие из наших не пойдут без света.
Нурд ушел. Хон досчитал, докуда было велено, и пошел следом: в левой руке лучина, в правой – меч. Зал оказался пустым, и столяру пришлось-таки подниматься к мелкой пещерке, которую Витязь назвал выемкой (больше всего она походила на устье засыпанного каменным крошевом прохода). Чувствуя себя не воином, а перепуганным древогрызом, Хон вдавился в нее спиною вперед, выставил перед собой меч и стал ждать. Мгла знает, сколько времени сожрало это ожидание. Затекла рука, знобко ныла спина, прижатая к сырому камню, а от попыток расслышать в окружающей тьме хоть что-нибудь не было никакого проку, кроме звона в ушах.
Хон так до конца и не понял, что случилось потом. Вроде бы он лишь на самый короткий миг позволил себе опустить вооруженную руку и расслабиться, но, наверное, переживания и усталость взяли свое. А когда столяр, встряхнувшись, вновь обрел способность чувствовать и понимать, у него возникла непобедимая уверенность, будто совсем рядом, прямо напротив его убежища, кто-то стоит.
– Нурд, ты? – негромко спросил Хон и тут же шарахнулся, до вспышки в глазах ударившись затылком, потому что непроглядная тьма обожгла ему лицо пронзительным воплем.
8
Рана оказалась вовсе не пустяковой. Нож серого объедка не только рассек кожу, как сгоряча показалось столяру, но и глубоко врезался в мышцы.
С немалым трудом заставив возбужденно озирающегося Хона стоять спокойно, Гуфа долго рассматривала его залитое кровью плечо – рассматривала и вздыхала все мрачней и мрачней. А Леф рассматривал нож. Плохой нож, подлый. Выгнутое дугой голубое лезвие отточено так, что, наверное, может разрубить падающий волос, только предназначено оно не для рубки. Этакое пригодно лишь для одного: неожиданным взмахом полоснуть по горлу или, скажем, под ухо – как вот этот ублюдок пытался полоснуть Хона. И если бы столяр в самый последний миг не успел отшатнуться, быть бы вовсе худому.
- Предыдущая
- 29/62
- Следующая
