Лоханка - Калашников Сергей Александрович - Страница 32

Вскоре и приехали. Встретил нас всадник в танковом шлеме и комбинезоне.

– Товарищ капитан! – обратился он прямо из седла к Кобыланды, находящемуся в кузове полуторки. – Вверенный вам батальон совершенствует позиции и ведёт разведку.

– Здравствуйте, Илья Константинович. Покажете на карте. Караван со вторым боекомплектом прибыл?

– Так точно, – улыбнулся встречающий.

– Вот и прекрасно. Загоняйте грузовик в укрытие, и через полчаса жду вас у себя.

Подчиняясь указаниям посыльных развели мотки по заранее отрытым окопам, где и укрыли их маскировочными сетями.

Вечерело. Спадал дневной зной. От недалёкой реки тянуло влажной свежестью. Прямо в неглубоком окопе за кормой танка мы расстелили шинели и устроились на отдых. Мы – это я и Сеня – механик-водитель нашего «аппарата». Мне предстояло работать башнёром и, как следствие, командиром машины. Так мы с Кобыланды порешили, чтобы я, разработчик, на своей шкуре прочувствовал все прелести и оценил собственные недодумки. Подошёл «кормилец», наделил нас пловом с бараниной сколько вошло в котелки. Он и воды принёс, чтобы наполнить фляги. Мы сразу сделали ему заказ ещё на пару вёдер для двигателя и запасных емкостей. Ещё он забрал записку с требованием на боеприпасы и горючку.

Мне Сеня сразу объяснил, что когда батальон окопался – нечего по нему лазить, кому ни попадя. Есть люди, которые всё доставят, сообщат и вообще, знают скрытные маршруты. Во избежание демаскировки.

Странные, однако, обычаи в монгольской армии! Когда я служил… ну… во время Грузинской кампании, как-то с этим было попроще.

На следующий день решался вопрос с радиосвязью. Наши мотки не могли вместить в себя радиостанций чисто геометрически. Так что в них было зарезервировано местечко под размер «сколько осталось». Пока же в этой нише пристроен боезапас. Доппаёк, так сказать. А воевать без надёжной связи бойцы конвойного батальона уже категорически не желают. Разбаловались, понимаешь! Поэтому «привязали» нас к одной из «бранзулеток», снабдив детекторным приёмником. Благо, об антенном выводе я позаботился заблаговременно. Ну а наушники в шлемах имеются, поскольку переговорные устройства давно стоят на всех машинах, так что дело оказалось несложным.

Потом пришёл художник и раскрасил наши МОТки в камуфляжные цвета, то белил добавляя в зелёный колер, то подмешивая сажи. Работал он вдохновенно, поглядывая на окружающий ландшафт и указывая из какого ведёрка куда наносить краску – в шесть рук мы тоже управились споро. Так и день прошёл в делах. Вечером я всерьёз задумался о том, из чего следует сшить спальные мешки и в каком месте МОТки их хранить – ночи в этих местах холодные, а шинелька какая-то тонкая после дневного-то жара.

Краска высохла только к полудню второго дня, когда солнце снова раскалило все металлические поверхности, ну а потом отделенный, командир нашей ведущей бранзулетки, приказал готовиться к выходу в поиск. Уже в густых сумерках проверили связь, да и двинулись. Общая задача – переправиться через реку и удалиться от неё на полтора десятка километров, преодолев невысокий пологий холм, голый, как коленка. Тут вообще совершенно открытая местность. То ровная, как стол. То совсем немного на спуск или на подъём. Изредка какая промоина встретится, так и та не предлагает надёжного укрытия. Вот насчёт испортить подвеску, если зевнёшь – это запросто. А замаскироваться в складках местности – редкая удача в связи с почти полным отсутствием таковых. Ну и горушки иногда встречаются, но не Кавказ. Ни ущелий, ни скал.

Берега, подмытые рекой, русла речушек – вот и все немногочисленные возможности обеспечить скрытность. А в основном – чувствуешь себя, словно на выставке. Вот так и мы катили в вечерних сумерках к широкой реке у всех на виду по широкой ложбине с пологими склонами. Потом командир ведущей машины дал мне указание двигаться впереди, переправиться на другой берег и прикрывать. Мы и переправились, проломились сквозь прибрежные заросли, а уж потом поморгали зелёным – темнота к этому моменту наступила, а луна нынче совсем тонкая, и свету от неё почти нет.

Транспортёр подтянулся за нами через полчаса и снова пошел впереди, направляясь к вершине далёкого холма. Потом через детекторный приёмник я слышал доклад о прибытии в заданный район, затем и мне приказали остановиться. Почему я слышал передачу с бранзулетки, адресованную комбату? Она ведь шла в КВ диапазоне, а не на средних волнах, на которые настроен наш приёмник. Ума не приложу – неважно я разбираюсь в радио.

Десант с бранзулетки побродил по окрестности, затем нас загнали в мелкую ложбинку. Ну да при нашей высоте наверх торчала только верхняя часть башни. Мы с Сеней чуток подкопали, где надо, и приладили маскировочную сеть. Транспортёр же устраивали метрах в восьмидесяти слева и чуток вперёд, если считать от того направления, каким мы ехали. В этом месте отыскали промоину приличной глубины.

А тут и рассвет. Нам притащили телефон, и я посетовал на свою несообразительность – должен был обеспечить машину собственным аппаратом и вывести наружу клеммы.

Про день, проведённый в железной коробке на солнцепёке ничего рассказывать не стану. Жарко, вот и всё. Одни только размышления об устройстве вентиляции. Ночь тоже ничего особенного не принесла – холод инициировал новый приступ мечтаний о спальных мешках. Утром позвонил командир ведущего транспортёра и сообщил о том, что две другие разведгруппы, как и мы, продвинулись вперёд и замаскировались. Днём мимо пролетел самолёт, но я не смог определить его принадлежности. Только на третий день услышал два взрыва с интервалом в несколько минут, вслед за каждым по рации командирской машины незнакомый голос диктовал цифры. Вечером небольшая группа японской кавалерии проследовала слева направо, но на нас всадники не прореагировали. А меня заранее предупредили, чтобы я себя ничем не выдал. По всему выходит – не разглядели они нас. Не зря маскировались.

Мы ждали следующий день. И он нас не разочаровал:

Конные разъезды проявились ещё в утренних сумерках. И вдали замаячили броневички.

– Четыре Чийоды и две Осаки, – доложил по радио командир. – Идут в сопровождении конных разъездов по направлению к реке.

Ответа удалённой станции я через свой детекторный приёмник не расслышал.

– Так вот, Ваня, – продолжил отделенный уже для меня, – нам следует дождаться тех, кто выслал эту головную заставу. А, как всё начнётся, твоя задача быстро вернуться в расположение. Таков приказ.

– А что начнётся? – полюбопытствовал я уже по телефону.

– Дык рази ж угадаешь! Вон видишь, пехота топает. А за нею ещё кто-то пылит.

– Не вижу пока. У меня голова на метр ниже, а тут ровно, как стол.

– Погоди чуток. Они движутся на нас. Аккурат километром левее должны пройти, где старый след кочевой тропы, его они и держатся. Это я тебе как природный цирик квалифицированно толкую – в голосе командира слышна ухмылка. Мы ведь сейчас все в форме и со знаками различия монгольской армии.

– А как разъезд на нас наедет? – спрашиваю.

– Вот тогда сразу и начнётся. Удирать станем. В случае преждевременного обнаружения демонстрировать страх и панику. Иначе спугнём.

Разъезды нас не засекли – не напрасно мы так тщательно закапывались. Ну и ближе полукилометра никто так и не проехал – фланговые группы двигались далеко, километрах в трёх. Тут ведь ровно и голо – всё насквозь видать. А броневички держались тропы, хотя и не гуськом они шли, но и не разбредались далеко друг от друга. Неспешно катили. И конница пылила следом компактной группой.

Пехотные колонны, между тем, приблизились, а потом ушли за наши спины – я видел их в задний перископ. Лошади тянули орудия, похожие на наши трёхдюймовки. Батареи следовали одна за другой. И еще на повозках лежали какие-то маленькие пушечки с торчащими в стороны носилочными рукоятками. Наконец, показались танки. Одни силуэтом похожие на наши тридцатьчетвёрки – «Чи-Ха», а другие смахивали на тот самый «Борец за свободу Товарищ Ленин», только чуток длиннее – «Ха-Го».