Лоханка - Калашников Сергей Александрович - Страница 30

Мы с Федотовым быстро поняли: одному стрелку-водителю с машиной не справиться хотя бы потому, что он элементарно запутается для чего куда глядеть и как трактовать два отражённых изображения, одно вывернутое справа налево, которое сзади, и одно прямое. Двух членов экипажа пришлось располагать рядом друг с другом ногами вперёд, причём водитель сдвигался к носу так, что голова его оказывалась за пределами башни.

Соответственно, система наблюдения для него делалась отдельно и не изменяла ориентации относительно корпуса. Широкая низкая горизонтальная панорама вперёд и слева перископическое окошко назад. Хотелось бы ещё и вправо-влево глядеть, но это уже никак не лезло в наши габариты. Назад обзор у водителя получался вдоль движения в растворе градусов десять влево, но никак не круговой. Впереди же поле зрения было вполне приличным – почти как на автомобиле через лобовое стекло..

Стрелок же мог вращать перископ во все стороны руками настолько, насколько шея позволяла ему крутить головой, но заднюю и переднюю полусферы обозревал через разные стёкла. И, поскольку сам не мог крутиться вокруг окуляра, как капитаны-подводники, то окуляр ездил по дуге вокруг его головы. То есть элементы двигались по периметру башни внутри неё, огибая человека и опираясь опять же не о башню, а о корпус. Наизобретались мы до осточертения, пока добились того, чтобы приборы наблюдения не задевали макеты пушки и гранатомёта. И, чтобы всё это не свернуло голову наводчику. Вот после этого я и вызвал телеграммой Якова Таубина, потому что нужно было решать вопросы с заряжанием и прицелами.

К счастью, наши разговоры по дороге из Коврова и потом в Москве не прошли даром – он оказался готов к тесноте, в которой это всё размещалось и даже наработал кое-что. Во всяком случае рукоятка перезаряжания пушки и спусковое устройство были перенесены туда, где к ним удобно присоединялись тяги от педалей, а пространство для присоединения магазина мы расположили верно. С пушкой совсем быстро управились – она всё-таки более привычно устроена, и тоже с магазинным питанием аж на восемьдесят один патрон. И теперь уже совсем автоматическая, но палить одиночными из неё можно, потому что темп стрельбы невысокий. Ну, или двойка получается, если подзадержался «отсечь» очередь – не так уж и плохо.

Только после завершения размещения оружия, приборов наблюдения и головы башнёра, стали мы «описывать» танк вокруг смакетированного комплекса и обоих членов экипажа..

Знаете!? Опыт – великое дело. Двигатель встал впереди справа перед стрелком, трансмиссия, а она короче, разместилась левее перед водителем – как раз удобно для присоединения органов управления. Центробежный насос на валу отбора мощности, загонял воду в два сопла с заслонками, чтобы управлять тягой по каждому борту и менять, таким образом, направление движения. Башня практически в самой корме чуть не нависает над прямо срезанной задней стенкой. Через низкий, но широкий лаз в ней экипаж и проникает на свои места независимо, не мешая друг другу. Словно в тубус прямоугольного сечения ногами вперёд приходится «вставляться» в машину, сразу распластываясь на спине. Уклон у ложа, конечно есть, но совсем небольшой. Опора под плечи и затылок тоже имеется, однако её приходиться выдвигать снизу уже потом, когда сам пролез..

Нос мы слегка заострили, а гусеницы выбрали самые узкие от танкетки Т-27 – их давно уже сняли с производства, но траки пока выпускали для ремонта находящихся в войсках машин. Когда это всё обозначилось в очевидном виде, пришла пора рассчитывать массу машины и её давление на грунт. Вот тут и ждало нас «открытие». Танк этот никак не мог нести брони, потому что перетяжелялся, если делать обшивку толще тех же «волшебных» шести миллиметров. В общем даже от пистолетной пули такая «защита» может спасти не каждый раз – зависит от пистолета. Зато для конструктивной прочности этого было более, чем достаточно. А ещё верхняя точка машины в районе башни отстояла от земли немного меньше, чем на метр. Ширина оказалась заметно больше – метр тридцать. В длину мы проиграли той же самой Т-27 около полуметра – получилось три десять вместо два шестьдесят.

Образец собрали за месяц и начали испытания. Удивительно, но по ходовой части, двигателю, трансмиссии и корпусу доделок оказалось немного. Бегала наша машина со скоростью сорок километров в час и по воде легко делала десяточку. Основную проблему составило привыкание к лежачему вождению и стрельбе из положения лёжа на спине. Кроме того, всплыла необходимость серьёзной амортизации ложементов, иначе езда вынимала из людей печёнки-селезёнки. Что же касается собственно вооружений – вот уж где получил я по сусалу!

Гранатомёт на поверку оказался отнюдь не столь безотказен, как показалось мне спервоначала при демонстрации под Ковровом. Он не перезаряжался при попытках стрельбы по близким целям, когда я направлял ствол почти горизонтально – отдача не «доталкивала» ствол до места. При высоком же, близком к вертикальному, подъёме ствола пружина не каждый раз возвращала его в положение для выстрела.

Только с орудийной автоматикой я ещё не разбирался! Нет, устранить задержку было нетрудно – рукояткой дёрнуть – и дело в шляпе. Но кому это нужно в бою, отвлекаться на то, что перестало работать? Сразу вспомнилось, что на штатном станке углы подъёма ствола были ограничены и сверху и снизу, но мне это не понравилось, и в башне я механизм сделал на все возможные углы, которое позволяло внутреннее пространство.

Поковырявшись в гранатомётной автоматике я вроде как всё понял, но никак не мог сообразить, что с этим делать – ведь не могу же я отказать танкис… бранзулетчику, конечно, в возможности лупануть по цели в упор! Захотелось набить Таубину морду. Так я ему и отписал в телеграмме. Он быстро ответил, что сам приедет.

Приехал. Привёз новую пружину и гранаты. После их замены всё заработало.

– Понимаешь, – оправдывался он, – это всё из-за старания сохранить старые гранаты. Вернее – наибольшее количество их компонентов. В общем, мы в качестве вышибного заряда использовали дополнительный картуз от Дьяконовской конструкции. Ну а как твоя телеграмма пришла – плюнули на экономию и увеличили навеску. Ну и пружину навили пожёстче.

Не, ну я понимаю – интеллигентный человек пытается удовлетворить наибольшее количество требований, выдвинутых каким-то бережливым специалистом из артиллерийского управления, но если от экономии техника плохо работает – то все затраты напрасны. Плюшкинизмо-Гобсечество какое-то, право слово.

Однако, теперь, после усиления заряда, граната летела на километр.

Весной тридцать девятого года мы завершили три уже не опытных, а боевых образца, о чем я отписал Иосифу Виссарионовичу с просьбой направить их на войсковые испытания в район Халхин-Гола. Дело в том, что военная приёмка, бравшая серийные бранзулетки, искренне сочувствовала нашим усилиям, можно сказать, болела за нас. Но в их номенклатуре этих машин не было и никто их не заказывал. Директор завода смотрел на наши усилия, трату материалов и отвлечение сил работников – на всё это «баловство» – со смирением философа. Во-первых, не так уж много мы затратили и отвлекли, а во-вторых, после моих с Федотовым подобных «заездов» завод всегда оказывался в выигрыше, начиная выпускать весьма востребованную продукцию. Ту, на которую многое удавалось выменять или сделать неплохую выручку – не вся она учитывалась, не вся стояла в плане… не знаю, как уж он там хитрил, наш директор, но ящики с мазутными котлами или конвекционными печками часто отгружали маленькими партиями или даже поштучно через багажное отделение станции Ахтуба.

Так вот, отправив письмо вождю я очень переживал по поводу того, что мы сделали. Ведь, если посмотреть на новые лоханки взглядом опытного формалиста, то легко усомниться в их ценности для армии. Уже известна танкетка Т-27, которая по куче документированных признаков не слишком отличается от плода моих замыслов. У неё даже броня почти два раза толще… хотя, тоже может быть прострелена из винтовки. Примерно такая же скорость и такой же экипаж. Тем более, что установленное нами вооружение на ней прекрасно поместится. Вряд ли знающие военные люди не «оценят» этого.