Лоханка - Калашников Сергей Александрович - Страница 14

– Познакомься с Софико, – сказал мне старый товарищ, сияя от гордости.

– Беспамятный, – смутился я, протягивая руку.

– Кобыландыева, – улыбнулась красавица, непринуждённо подавая мне свою тонкую ладошку.

Сразу видно, что из благородных. Из «бывших», как сейчас говорят. Не зевает, однако, мой друг. Да и в петлице у него уже не треугольник, а квадратик – их ещё кубарями зовут. Всего-то несколько месяцев прошло, как мы расстались, а уже два повышения в звании, причём он теперь не младший командир, а средний. Комвзвода – это примерно лейтенант.

Пока мы с гостем радостно смотрели друг на друга, его супруга продолжала «докладывать»:

– Нас послали в Москву на курсы читать лекции о тактике применения бранзуколонны для доставки довольствия и питания в действующие войска в сложных дорожных условиях. Но он – такой хитрый! Хочет воспользоваться случаем и ходатайствовать о направлении его на учёбу. Поэтому ему надо где-то оставить меня на время, пока он всё это уладит и ещё попросить вас посмотреть тексты докладов и схемы маневрирования. И таблицы проверить, – и взглянула на меня просительно.

– Так ты, Софья, к Анне на квартиру просись – ей лишние деньги нынче не помешают, – встряла Павла Никитична. – А мужики пока в Ивановой халупе с этими… докладами, поразбираются. У Анны-то чистота и порядок – так что пошли, провожу тебя.

Ну да, не в моей мазанке такую «принцессу» принимать – этот намёк я понял. А с Кобыланды взял обещание сходить со мной на завод и поговорить с людьми – война-то в Грузии так и не завершилась, поэтому встретиться с фронтовиком людям будет интересно. Тем более, что воюет он на нашей технике.

Вообще-то, деньги для Анны я оставлял в её дровянике в бумажном конверте. Она забирала, отписывала в ответ благодарное слово, но встречаться нам больше не случалось. Видно, о моём таком участии в своей жизни она тётке не рассказывала – похоже, грех, что между нами был, тяготил её. Возможно, возникло у женщины чувство вины после потери дорогого человека. Сильно она своего Никодима любила – даже прелюбодействовала со мной, считай, ради него. Поэтому, я старался не мельтешить у неё перед глазами.

А с другом мы просидели над его бумагами довольно долго. Было видно, что они переписаны грамотной рукой Софико, но та не вполне владела технической терминологией, поэтому вмешиваться мне пришлось во многое. Ну и не обошлось без теоретического спора.

– Слушай, зачем ты обязательно хочешь ставить крупнокалиберный пулемёт? – возмущался Кобыланды. – Мы на наши машины ставили и Максимка, и Дегтяря пехотного – помогает отбиваться от обстрел и засада. Хотя, конечно, крупняк лучше, – добавлял он смущённо.

– А потому, голова твоя светлая, что в грузовом отсеке можно вместо груза разместить целое стрелковое отделение – красные командиры обязательно до этого додумаются. И станут посылать бранзулетки прямо на поле боя, где в них винтовочным огнём сразу сделают много-много дырок. Значит, в зону поражения лёгким стрелковым оружием входить нельзя, а для этого стрелять придётся с полутора-двух километров. То есть из крупняка.

– Ай, Ваня, зачем стрелять? Привезли людей, высадили и поехали назад.

– Ага-ага! Так командир и отпустит назад машину, вооружённую пулемётом и защищённую хоть каким-то железом в то время, когда его подразделения идут в атаку на зарывшегося в землю неприятеля. Надо ведь чем-то давить пулемёты, – продолжаю я втолковывать упёртому азиату.

– Против пулемётов полагается применять пушки, – стоит он на своём.

– Мало ли что полагается. Но они то ли есть, то ли нет. А приказ атаковать уже получен.

Так вот мы и теоретизировали о разных случаях, проводили расчёты, прикидывали всячески подходы – от этого доклад моего товарища распух и сильно переструктурировался.

Оказывается, вскоре после того, как меня демобилизовали, в наш полк привезли ещё четыре гусеничных транспортера, когда-то сделанных у нас в мастерских для уважаемых людей и спешно мобилизованных для армейских надобностей. Командовать этой колонной поставили моего товарища, отчего он и в звании быстро подрос, и заработал репутацию расторопного и распорядительного командира – давалось ему дело военное.

На завод он заглянул, поблагодарил рабочих за нужные машины, поглядел на наши наброски, на фанерный макет, воздвигаемый на козлах в углу сборочного участка и вывалил целую кучу мелких замечаний. И как пробку топливного бака защитить, и куда лопату прикрепить, по составу ЗИПа прошёлся и напомнил о необходимости «приблизить» землю к водителю спереди – а то не видно, что творится прямо перед машиной.

Потом он уехал, а недели через три и супруга за ним последовала. В этот вечер, после того, как я отвёз Софико на станцию и посадил на поезд до Сталинграда, ко мне пришла Анна. Началось у нас всё, как обычно, в сарайчике на верстаке. Она в этот раз лица не прятала и выражение его мне понравилось – видно, что не напрасно стараюсь, хотя и темновато тут. А потом она меня сильно озадачила:

– Знаешь, Ваня, – сказала она теплым голосом, – не сватайся ко мне – не пойду я за тебя. Ты, конечно, хорошо зарабатываешь, не злой и грешить с тобой сладко, а только нет в тебе душевного тепла – одни железки на уме.

И опять в жизни моей наступил период тишины и приятных хлопот – мы как раз завершили макет новой машины в дереве и принялись за воплощение её в металле. Так уж вышло, что она сильно напоминала МТ-ЛБ, с которыми я был неплохо знаком, только уменьшенный – четыре метра в длину и метр семьдесят в ширину. Метр семьдесят – это по днищу, да плюс гусеницы по тридцать сантиметров на каждую сторону, но над ними не крыло, а тоже герметичный корпус – мы умудрились так согнуть лист, что образовали пазухи, нависающие над ходовой – дополнительный запас плавучести. Этот прием нам не стоил даже добавки массы, только трудов на листогибке. Корма прямо обрублена и в ней две герметичных двери – тут крышки палубных люков – только-только протиснуться человеку ползком. Ну и снарядный ящик проходит, если не самый большой. Зато наверху над грузовым отсеком тоже два люка – на этот раз продолговатых, размером с обычную дверь. Если их приоткрыть, то вполне можно отстреливаться из пистолета.

Водительская башенка слева совсем низкая – исключительно, чтобы можно было поднести глаза к смотровым щелям, направленным сразу на восемь сторон. Она не поворотная и без люка, но с хорошим обзором. Пулемётная же повыше, поворотная, и тоже без люка. Лаз для экипажа находится по центру – ему как раз между башенками хватило места – он такой же, как в корме. Тут ведь у нас ширина два тридцать – вполне просторно.

Двигатель из самого переда нам пришлось сместить назад и он теперь между грузовым отсеком и кабиной – иначе машина бы слишком «клевала» носом в воде. Теперь «кабина» управления находится в самом носу, поскольку всё равно остаётся довольно много пустого места рядом с частями трансмиссии. Водомёты – те же насосы с электроприводом от генератора постоянного тока. Их можно переводить и на осушение «салона», если возникнет течь.

Скорость, поскольку двигатель не стал мощнее, те же десять-двенадцать километров в час. Ну, можно разогнаться и до пятнадцати, но так насиловать мотор не рекомендуется. По воде получается вытягивать пару километров. Зато нагрузить можно аж полторы тонны, хотя, для себя, мы проверили до двух – везёт и даже по воде плывёт.

А потом начались испытания, устранение косяков, технологические отступления – обычный набор проблем рождения новой техники. Только летом тридцать третьего года мы со спокойной совестью сменили предыдущую модель «бранзулетки» новой. Если кто-то интересуется мнением госкомиссии, то её не было. Как и на первой модели. Просто комбат Кузьмин вылез из-за рычагов, проконтролировал взвешивание груза, с которым «катался» по Волжской пойме, хранящей следы недавнего половодья. Потом придирчиво осмотрел машину и махнул рукой: «Давайте делать такие. Подписываюсь».