Книга вторая. Магическая Экспедиция - Звездная Елена - Страница 37

Владыка стоял совершенно ошарашенный.

Но у Вачовски все осталось по-прежнему.

— Та-а-ак, — разъяренно произнес профессор Этрас, сворачивая карту и запихивая ее в карман, чтобы после, подвернув рукава походной мантии, произнести: — Эграденус!

Профессор Этрас вообще был сильным магом. Действительно сильным и несколько десятков лет прожившим на заставе у самой границы, соответственно, и резерв имел внушительный, и способности, и спектр применяемых заклинаний. Так что я совершенно и никоим образом не удивилась, когда вместо Владыки на дворе перед университетом оказалась жаба. Огромная, с вытаращенными от удивления глазами и внушительными от магии ушами. Удивились двое — собственно Владыка, который явно ничего подобного не ожидал, ну и профессор, по той простой причине, что у Вачовски все было по-прежнему.

— Да это уже вызов, любезный! — прошипел магистр, еще выше закатывая рукава.

— Ква, — ответил ему Владыка Драконьей долины.

— Не понял? — собственно, не понял профессор Этрас.

— Убью! — вполне четко произнесла иллюзия.

Просто Владыка говорить не мог по причине своего жабообразного состояния. Но даже в этом состоянии соображал Гаррат быстро, а потому, оставив Вачовски стоять на месте, сам торопливо упрыгал в сторону. В этот момент мы с профессором были заняты: он ожесточенно шевелил губами, имея дурацкую привычку размышлять вслух, а я сидела и просчитывала, сколько времени у дракона уйдет на возвращение в нормальное человеческое состояние. В принципе, проклятие принца Эвасэта, длящееся обычно три дня, он подавил минут за десять. Заклинание «Зеленуха» держалось две недели, то есть это будет больше десяти минут, а вот превращение в жабу никогда не продолжалось дольше трех часов, а значит… Не успела додумать, как Владыка стал прежним собой, правда, не в меру ушастым, но и это было неплохо, потому как позволяло обнаженному дракону прикрыться. После чего дракон одним заклинанием восстановил на себе одежду, а уже затем задал мне вопрос: «Сколько?» Правильно поняв его, я ответила одними губами: «Две недели». Тяжело вздохнув, Владыка принял этот удар судьбы, последовательно и очень бережно свернул оба уха в аккуратные валики, запихнул их под неимоверно растянувшуюся шапку и направился ко мне.

А потом уже мы оба смотрели, как профессор Этрас ожесточенно расходует весь свой резерв на иллюзию Вачовски, у которой все оставалось по-прежнему. Точнее, не все, я подошла и демонстративно забрала из его рук свою карту, а потом отступила снова к Владыке, безразлично наблюдая за происходящим.

Чем только не награждал профессор несчастную иллюзию — «Черная оспа», «Угревая сыпь», это были не прыщи, нет, это когда на коже появлялись наросты, которые шевелились и извивались, как угри, следом пошла «Золотуха», «Золотуха» второй степени, «Золотуха» третьей степени — Вачовски, естественно, даже не почесался, а вот стоящий рядом со мной Владыка свои свернутые трубочкой уши нет-нет да и почесывал.

— Слушайте, — не удержалась я от любопытства, — вы же дракон, почему на вас все заклинания действуют?

Нет, я бы не спросила, я знала, что магистры обладают невероятным могуществом, но ни один из них не сумел бы уничтожить Имаджентеро, просто сжав рукой, как это сделал Ирэнарн, или, к примеру, остановить зимний буран, или… да много чего «или», но после знакомства с Главнокомандующим, да и тем же Зэрнуром я знала, что драконы в магическом плане значительно превосходят людей, даже магистров.

К моему искреннему удивлению, Гаррат заметно смутился, затем снова почесал ухо и нехотя ответил:

— Понимаешь, тут такое дело, я с детства не восприимчив к магии особо. В смысле, восприимчив, но мой иммунитет достаточно быстро подавляет любое заклинание, так что я немного… много… вообще Крылатую Академию не посещал. А смысл, да? Я же и так Владыка, меня и так всегда охраняют… — Он осекся, после почесал уже затылок, кажется, начиная осознавать ситуацию.

Наверняка мне следовало промолчать, но я все же спросила:

— А школу вы закончили?

— Конечно! — гордо ответил дракон. — У меня домашнее образование было. И ты знаешь — весело было. Как только я от учителей ни сбегал…

И он снова осекся. После заметно сник.

Профессор же к этому моменту выдохся окончательно и теперь стоял, пошатываясь от усталости и ветра и с ненавистью глядя на Вачовски, у которого все было по-прежнему, разве что кроме настроения, которое, видимо, передалось ему от создателя иллюзии, то есть студент тоже стоял поникший и задумчивый.

— Что, Вачовски, вам плохо стало наконец? — возопил возрадовавшийся хоть такому результату профессор Этрас.

— Нет, — грустно ответил студент, — я только что в полной мере осознал, что всю свою жизнь потратил на всяческую хрень…

Магистр открыл было искривленный от ярости рот, но тут же захлопнул его, осознав, что вот он, идеальный воспитательный момент, а какой же профессор откажется повоспитывать молодое поколение, и Этрас принял преподавательский вид, распрямил плечи и спину, сложил руки за спиной и, отставив ногу, произнес:

— Запомните, молодой человек, никогда не поздно принять свои ошибки и встать на путь исправления! Посмотрите на меня, — все правда и так на него смотрели, включая и Вачовски, и Владыку, — в ваши годы я, вы не поверите, пас коров!

Никто не поверил. В смысле, из тех, кто знал профессора Этраса, который принадлежал к роду герцогов Миренских и родился, что называется, с серебряной ложкой во рту, потому как был вообще единственным отпрыском мужского пола в многочисленном семействе и посему после рождения с ходу стал наследником и герцогом соответственно. Правда, никто не знал, каким образом фактически герцог оказался профессором в УМе и одним из магов-пограничников до того, как в этом самом УМе появился, а потому всем было интересно, и все умолкли, заинтересованно внимая.

— Да-да, — продолжил магистр Этрас, — я пас коров и ничуть не стыжусь этого. Видите ли, молодой человек, когда тебя с самого рождения прочат в герцоги и соответственно королевские жо… э… лизоблюды, а ты в душе гордый маг, то вопрос побега из родных пенатов всего лишь дело времени. Я сбежал в пятнадцать лет, надеясь встретить достойного учителя и развить проснувшийся дар, но достойные маги мне не попадались, а организм настойчиво требовал ежедневной пищи и не только для размышлений, а потому я гордо пас деревенское стадо!

От такого откровения кто-то свалился с многоместной телеги, но едва ли мы все обратили на это внимание, потрясенно глядя на профессора.

— Но в один ясный солнечный день, — продолжил магистр Этрас, — я неловко стеганул главного быка-производителя в стаде, и тот, метко лягнув задним копытом, отправил меня в самый важный полет в моей жизни. За эти несколько секунд подражания пташкам я понял все! Как был неправ! Как бездарно тратил свою жизнь! И то, что, как бы ни были привлекательны деревенские красотки, пора двигаться дальше, к своей мечте, к неизмеримому могуществу, к возможности летать не посредством пинка, а посредством силы мысли! Как летали в тот момент все коровы!

И магистр умолк, выразительно подняв указательный палец как символ истинной мудрости.

И все внимали этому рукотворному памятнику магического призвания и готовы были бы внимать дальше, но тут кто-то из задних рядов голосом Владыки вопросил:

— И че дальше-то было?

Как дракон умудрился сделать это, продолжая стоять со мной вместе с валиками зеленых ушей, непонятно, но в то же мгновение примерно такими же обзавелся кто-то из студентов с тех самых задних рядов, тихонько взвыл, но возражать и ныть, что это не он сказал, не стал, потому как профессор продолжил:

— А дальше… — Вздохнул и уже нормальным голосом дорассказал: — А дальше мужиков из деревни набежало с батогами и дубинами и давай, значит, меня воспитывать на предмет «быки с коровами рождены ходить, а не летать» и «вертай все взад». А как я верну? Всплеск магии бы непроизвольный, как остановить левитацию всего стада, я не знал, зато точно знал, как называется самый надежный путь к спасению.