Проклятие черного аспида. 1 книга - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 26

– Не надобно. И? Это ведь не все.

– Не все, мой Государь. Утаивает от тебя Ниян одну из избранниц. Нарочно тринадцать везет, чтоб самую красивую и особенную себе оставить. Сама Пелагея ею заинтересовалась и осмотр провела, а у ведьмы глаз зоркий.

– Что за избранница и что в ней особенного, что ты изволил ко мне лично пожаловать, да еще столь непривычным способом? Последний раз я твою сущность много лет назад видел при битве с Мракомиром.

Наклонился Лукьян к уху царя и шепнул так, чтоб никто не услышал, только красные глаза Вия вспыхнули и засветились точками в полумраке, а красивое смуглое лицо вытянулось и ноздри затрепетали.

– Вот как? Помню я тот оброк… и помню, за что обещан был, и как сказали мне, что померла девка, и по закону больше ничего не должны мне гады лживые, поверил им. Да и выбора не оставалось. Покажи мне ее. Хочу увидеть – из-за кого мой брат так рискует и вражду со мной удумал?

Лукьян из котомки блюдо фарфоровое достал и яблоко спелое, наливное, блестящее. Ладонью по окружности белоснежной яблоко прокатил, и сквозь дымку дрожащую всадники показались, через лес пробирающиеся, и женский силуэт в седле с капюшоном на голове. А потом и саму избранницу под номером тринадцать вблизи стало видно со сброшенным капюшоном и развевающимися на ветру волосами цвета морской волны, глаза яркие, бирюзовые и кожа бледная, словно фарфоровая с раскрасневшимися щеками и чуть приоткрытым алым ртом. Грудь бурно вздымается, и глаза смотрят прямо на государя Навского, который вперед подался и брови нахмурил.

– Красота неземная. Даже не думал, что у них такие красивые женщины.

– Опасные. Особенно из царского семейства. Смертоносные, я бы сказал.

В этот момент на изображении Ниян появился и собой девушку от глаз Лукьяна закрыл.

Вий тут же выбил тарелку из рук волхва, но ни она, ни яблоко не упали, описали круг и опустились на колено Лукьяна.

– Хочу ее. Передай Нияну – пусть везет ко мне девку, как и должен.

– Не должен. Двенадцать избранных, а тринадцатую может куда угодно деть, даже себе оставить.

– Пусть другую возьмет.

– Он за эту с Лихом насмерть дрался и моих бесцветных за нее казнил. Не отдаст.

– А если вынудить? Если сделать так, чтоб был обязан отдать? Думай, Лукьян, думай! Я ее хочу здесь во дворце.

Глаза царя полыхали красными сполохами и рот подрагивал в похотливом оскале. Наклонился к волхву и процедил, сжав плечо старика.

– Привезешь ее – верховным тебя сделаю и подле себя оставлю. Достань мне ведьму эту. Да так, чтоб ни с братом не вступать в конфликт и чтоб девка моей стала законно, как полагается.

Волхв покорно голову склонил.

– Любыми способами?

– Любыми, Лукьян.

И за волосы одну из кошек к себе притянул под низ рубахи, зажимая широкой ладонью тонкую женскую шею и насаживая ртом на свою вздыбленную плоть.

– Оставь мне свою тарелку, волхв. Вечером Сава тебе ее в палаты принесет.

Лукьян даже не посмотрел больше на государя, после того как отдал блюдо и яблоко в руки царя.

– Заклинание знаете, – утверждение, а не вопрос.

Царь усмехнулся, делая выпад бедрами вверх и сжимая темные волосы девушки, не давая ей увернуться.

– Конечно, знаююю.

ГЛАВА 12

{Я красавиц таких, лебедей,

С белизною такою молочной,

Не встречал никогда и нигде,

Ни в заморской стране, ни в восточной;

Но еще ни одна не была

Во дворце моем пышном, в Лагоре –

Умирают в пути, и тела

Я бросаю в Каспийское море.

Спать на дне, средь чудовищ морских,

Почему им, безумным, дороже,

Чем в могучих объятьях моих

На торжественном княжеском ложе?

(с) Мельница – Змей}

– Их и так двенадцать. Не отдам ее. Не знает никто о ней. Положенное число девок принес? Принес.

Аспид смотрел на оборванный диск луны и на блики, сверкающие в воде. А внутри дракон бесновался, метался из угла в угол, хлестал своим хвостом, шипованным, по стенам клетки и боль причинял почти физическую.

– Ну да, прям никто и не знает! А Лихо? А Лукьян? А воины твои и девки? А Пелагея, сучка старая? Отдана она ему, не тебе. Избрана им. Знак на ней имеется.

Аспид к Врожке наклонился и в лицо зарычал.

– Моя! Кольцо на палец надел ей… не знал, что мечена, она приняла. Обручены мы с ней теперь. Кровью ее чувствую, вросла в меня она, как колосья в землю врастают, просочилась, как вода. Я весь ею пропитан. Как отдать?

– Как и всех остальных! Головы лишиться хочешь? Или Мракомира судьбу повторить? Не на твоей стороне правда, князь. Уймись. Не можешь ты избранницу себе оставлять.

Их взгляды скрестились, но в этот раз Врожка взгляд не отвел. Выдержал звериный взор своего господина, и у самого рыжего мракобесия глаза в ответ засверкали.

– Ох, чую – худо будет всем от человечки этой, чую – война развяжется, и брат на брата пойдет. Ты куда лезешь? Что творишь? Законы эти незыблемы веками, и не тебе их менять.

– Я не меняю законов. Я свое себе оставить хочу. Лихо повержен – молчать будет о позоре своем. А Лукьян не посмеет против меня пойти.

Врожка кулаками по воздуху ударил, и хоть это и выглядело комично, его глаза метали молнии.

– Еще как посмеет! Он царский зад облизывает уже давно. А ты ему бельмо на глазу. Ко двору не пускаешь, меда да золота лишаешь, и милости царской.

– Не отдам я ее. Помоги спрятать и скрыть от всех. Брат ты мне или не брат?

Глаза карлика сверкнули из-под косматых бровей. Зло сверкнули, словно Ниян проклятие вслух произнес. Шикнул на князя и по сторонам огляделся.

– Ишь разболтался! Скоморох я. Приставлен тебя оберегать да толпу веселить. И никогда меня так не называй. Стыд-позор на род царский такое убожество, как я, в родстве иметь. С тем условием меня псам не швырнули, когда родился.

Шут отвернулся к воде, туда, где плескались блики от уходящей луны, и дорожка пролегла до самого берега. На кончиках разноцветной шапки зазвенели бубенцы. Не в такт и как-то совсем уж насмешливо. Ниян рядом на камень присел и прутом по голенищу сапога насколько раз прошелся.

– Несправедливо это.

– Справедливо. Сущность моя мертва. Не дракон и не аспид я. Позорный урод, явившийся неизвестно от какой твари из чрева матери, Ниян. Кто знает, может, и не брат я тебе.

– Не верю, что мать твоя шлюхой была.

И еще раз прутом по голенищу прошелся, сломал его и выкинул в воду. А хотелось так же чью-то шею рубить, и Ниян знал чью. Если б жив был, вызвал на бой. Только вслух никогда не говорил – ненависть полыхала в князе молчаливо. Она не любила, чтоб о ней беседы вели и кому-то ее показывали. Ненависть к отцу родному, убитому в бою с Мракомиром.

– Зато отец твой поверил волхву. Приказал за ногу, как лягушонка, взять и псам в клетку кинуть, пока никто из слуг не увидел.

Ниян знал правду о рождении Врожа, Пелагея ему давно рассказала. Это она его спасла и уговорила царя не убивать младенца, а отдать в услужение брату. Рассказала, когда князь отказался в оруженосцы карлика брать, грозился на кол посадить. Но ведьма старая уговорила – кровь родная, как-никак, и защитит, и от злых языков спасет. Да и самому царю по гроб обязан будет за прощение и великодушие. Только не признают никогда горбатого урода сыном и братом государевым да княжеским. Рот на замке пусть держит, не то без языка останется.

– Так поможешь или нет?

– И на смерть тебя обреку или на изгнание! И себя вместе с тобой!

– За шкурку свою печёшься?

Карлик ухмыльнулся и камень в воду бросил, тот лягушкой поскакал по водной глади и ушел на дно.

– Пекся б за шкурку свою, давно б тебя предал. Знал я, что не принесет она нам добра. С первого взгляда знал. Увидел, как ты смотришь на нее, и все понял. Сколько деревень сжег из-за нее, сколько девок живьем поджарил и задрал до мяса. На что надеешься? Что в живых рядом с тобой останется? Ты ведь убьешь ее рано или поздно!