По тонкому льду (ЛП) - Ааронс Кэрри - Страница 11

Натан был таким искренним, настоящим, что я понимала — ему действительно было жаль. Это был его способ выпустить пар. Как никто другой в мире я знала, каково это — кататься в одиночестве, в тишине, наедине со своими мыслями. Холлис Хаус пустовал многие годы, и, как говорил мой отец, Натан проделал хорошую работу, поддерживая особняк в отличном состоянии. Несколько мгновений удовольствия в конце рабочего дня вряд ли можно назвать преступлением.

Но боль по-прежнему душила меня. Даже стоя там и отлично понимая этого высокого, стройного мужчину с густыми каштановыми волосами, свисающими на глаза… я позволила своей упрямой гордости взять верх.

— Я бы не хотела, чтобы вы снова использовали каток. Не хочу, чтобы кто-либо сюда заходил. Можете забросить и разморозить его, но заприте эту комнату на замок.

Я не могла это выдержать. Даже тогда я чувствовала боль при виде ледового катка. Нечто, когда-то давно так сильно полюбившееся мне, теперь представляло опасность, и именно это привело к гибели моих родителей. Я не могла ступить на лёд, не разрыдавшись и не впадая в истерику.

— Я понимаю. Больше этого не повторится, — Натан поднял клюшку, сердито качая головой.

Он выглядел так виновато… так мило. С тех пор как я приехала сюда месяц назад, он всегда был мил со мной, но при этом у нас не было ни одного осмысленного, полноценного разговора. Честно говоря, его открытость и неподдельная искренность в том, чтобы окружить меня заботой и привнести в мою жизнь покой, выбивали меня из колеи. Он заставлял меня нервничать. И, если уж быть до конца честной, дело было не только в том, какую должность он занимал.

— Не хотите прокатиться на ледовом комбайне, раз уж вы тут?

Я обернулась, чувствуя, как сердце вот-вот выскочит из груди. Натан был удивлён не меньше моего, он выглядел так, будто вовсе не собирался задавать этот вопрос вслух, будто у него это вырвалось случайно:

— Я хотел сказать, я всё равно собирался почистить каток, и подумал, было бы неплохо, если вы составите мне компанию.

Раз задав этот вопрос, он ждал ответ. Должно быть, я тоже потеряла рассудок, как и он, потому что кивнула в ответ:

— Я… конечно, я не против.

Его глаза цвета серых, грозовых туч впились в меня, и на мгновение мне показалось, что я увидела частичку того очарования, которое, я уверена, покорило ту девушку вечером перед танцами неделю назад. Это заставило меня почувствовать себя женственной и даже желанной. Меня охватило странное, лёгкое возбуждение, нечто такое, что ни один мужчина не заставлял меня чувствовать. Это было похоже на вдох гелия из воздушного шарика — почти неопасно, но слегка головокружительно.

Натан развернулся и укатил, словно собирался кататься, а не пройтись. Словно катание было его родным языком, а обычные ботинки давались с трудом. Мне было знакомо это ощущение, мне до боли хотелось взять его за руку, чтобы он укатил меня по ледовой глади катка.

Он вышел через широкие двойные двери, и спустя две минуты большая ледовая машина уже катилась по льду, издавая лёгкий гул. Улыбка Натана была похожа на восход солнца — согревающая и волнующая, словно лучи солнца были направлены исключительно на меня. Неожиданно я почувствовала себя неловко, потому что Ледовая принцесса начала таять, стараясь идти грациозно рядом с ним.

— Ваша колесница подана, принцесса.

Никто раньше не дразнил меня так. Я рассмеялась, потому что на самом деле мне не хватало того, чтобы со мной разговаривали как с нормальным человеком. Я обнаружила, что, хоть он был прислугой и отлично поддерживал порядок в Холлис Хаус, он был единственным человеком, который не ходил на цыпочках вокруг меня.

Я не смогла сдержать улыбку, изо всех сил стараясь, насколько это было возможно, будучи одетой в ночную шёлковую рубашку, грациозно залезть на пассажирское сиденье ледового комбайна. За последний месяц это был единственный раз, когда я настолько близко подошла ко льду. Возможно, месяц — это не так уж и долго, но для кого-то, кто катался на льду больше, чем ходил пешком, это целая вечность. Со дня пожара я не могла найти в себе сил вернуться к катанию. Возможно, это был какой-то психологический блок, но я не могла встать на лёд, если моего отца не было где-то поблизости.

— Как спокойно, не правда ли? Вот почему я прихожу сюда по ночам, — Натан умело управлял машиной, щёточки шустро скользили по льду, оставляя позади блестящую, скользкую поверхность, в отражении которой я могла увидеть себя.

— Да, действительно. Я люблю находиться на льду одна, только я и лёд.

Не знаю, почему я это сказала. Он вдруг посмотрел на меня своими бездонными серыми глазами, и мне захотелось раскрыть ему свою душу.

— Тогда почему вы не хотите открыть каток и использовать его? — вопрос прозвучал совсем не обвинительно или пытливо, а невинно, без укора и тихо.

Я теребила свои пальцы, наслаждаясь ощущением плавного движения машины по льду.

— Я просто не могла… со дня пожара. Отец любил наблюдать, как я катаюсь, и не думаю, что я смогла бы…

— Понимаю. После того как отец проиграл битву с болезнью Альцгеймера, я больше двух недель не мог приехать в Холлис Хаус. Для меня это место переполнено воспоминаниями о нём. Я чувствую его мудрость в каждом уголке. Но при этом мне нравится, что здесь я будто ближе к нему. Мне понадобилось время.

Я не сразу вспомнила, что его отец умер. Я слышала раньше, как родители с воодушевлением говорили о Мартине Раш, но мне никогда не приходило в голову, что он был важным человеком для меня. Что он годами управлял этим поместьем, а ведь я никогда не ценила этого. В моей жизни было много людей, которых я не ценила.

— Мне жаль, что вы потеряли отца.

Натан повернулся ко мне, и взгляд его неожиданно стал мягким.

— И мне жаль, что вы потеряли ваших родителей. Они были по-настоящему замечательными людьми.

Он был прав, и от этой правды слёзы скопились в уголках моих глаз. Они были замечательными. И я должна была помнить, что он также знал и другую их сторону, ведь он был их сотрудником.

В порыве эмоций я шевельнулась, случайно задев ногой ногу Натана. Шёлк заскользил по моему бедру, и искорка желания затлела под кожей. Более того, я чувствовала, как жар его кожи пропитывал мою насквозь, согревая меня. Я так давно никого не касалась, даже вне секса. И, будучи Ледяной принцессой, до этого дня я не позволила ни одному мужчине касаться меня интимно.

Я слышала, как Натан вдохнул, не удержалась и наклонилась к нему. Как хорошо иметь друга, хоть кого-то, вот он — шанс выбраться из одиночества.

Не произнеся ни слова, я прильнула к нему, опустив голову ему на плечо. Ледовый комбайн встал, комната погрузилась в тишину. Крепкие руки обняли меня.

Я не удивилась, что он ответил на мои объятия, и хватала ртом воздух, будто задыхаясь, отчего руки Натана только крепче сжали меня. В животе кружили и бунтовали бабочки, мне было так хорошо в его объятиях, что я расплакалась.

Это было нечто очень личное и шокирующее, но я не могла отказаться от чувства защищённости, которое испытывала в объятиях Натана. Так мы провели целый час, сидя в объятиях друг друга на комбайне посреди ледового катка в тёмной комнате.

Глава 12

Натан

Странно, но я всё ещё чувствовал её худые, трясущиеся плечи в моих руках.

Двенадцать часов спустя, лёжа в своей постели, я потирал ладони, пока солнечные лучи пробивали себе дорогу сквозь окна моего жилища. Я мог поклясться, что всё ещё ощущал шелковистость и тепло её кожи.

То мгновение или несколько мгновений, что мы вместе разделили, сидя в ледовой машине, были самыми искренними и настоящими за всю мою жизнь, тем более наедине с женщиной. Я держал её так, словно был последней спасательной шлюпкой в ледяной воде, в которой она цеплялась за жизнь. Не уверен, что Камилла Валон осознавала, что бормотала вслух невнятное о своей утрате и об отчаянии, тихонько всхлипывая в моих объятиях на протяжении целого часа. Она казалась потерянной… хотя наша связь будто помогала ей. Возможно, человеческое прикосновение было необходимым потрясением и очищением для неё.