Волк в капкане (СИ) - Lehmann Sandrine - Страница 57

— Не так уж и дорого, камни мелкие. И потом, это были мои первые призовые. И я тогда очень хотел получить твою награду. Так что считай, что ты его честно заработала.

«В постели!» — уточнила про себя Рене, и ей это совсем не понравилось. Но браслет был такой красивый! Она надела его, Отто помог ей застегнуть. Она любовалась блеском бриллиантов:

— Сегодня вечером я буду в нем. Только в нем.

— Ты и сейчас только в нем. — Отто повалил ее на постель и начал целовать. — Давай, детка, вдохнови меня немножко. — Он уткнулся в ее живот, лаская и целуя, потом скользнул ниже, с силой развел ее ноги. Рене громко застонала, и он не отпускал ее, пока не заставил кончить, а потом вошел в нее и разделил с ней очередной бурный взрыв. Никакие разговоры о том, что надо беречь силы перед стартом, его не останавливали — он ее хотел, и он ее взял. И будет брать столько раз, сколько захочет. Перед стартом или после — он достаточно силен для этого.

Они лежали прижавшись друг другу, щека к щеке, сплетя ноги. Она прошептала:

— Ты не успеешь в бассейн.

— Не успею, — согласился он. — Пора уже завтракать и собираться.

— Да, — она прижалась к нему и поцеловала в губы. — А знаешь, чего я хочу? Провести весь день в постели. Как ты думаешь, что из этого получится?

— Сплошной трах. Заманчиво, — он перекатывал между большим и указательным пальцами ее сосок. — Давай так и сделаем. Завтра можем остаться здесь и никуда не выходить.

— Давай, — она гладила его грудь. — А куда мы поедем потом? И когда?

— Девятнадцатого у нас спуск в Гармише, двадцатого — гигант.

— Мы поедем на машине? — уточнила Рене. Отто чуть поморщился. Неделя, еще неделя, и пора уже как-то освобождаться из этого слишком приятного плена, от этой странной зависимости, в которую он впал. Почему он никак не может сделать то, что ему всегда удавалось так легко — просто взять и расстаться с девушкой? Мол, все было зашибись, детка, но мне пора. Но, черт подери, ему с ней так хорошо. В постели хорошо, и вне — тоже. Может быть, он мог бы побыть с ней еще неделю без особого вреда. Ведь они уже вместе две недели — что изменит еще одна?

— Можем на машине, можем лететь. Ты бывала в Гармише?

— Нет, только в Мюнхене, это в тех краях?

— Примерно. — Отто неохотно освободился из ее объятий и поднялся с постели. По дороге в душ оглянулся через плечо, посмотрел на свою малышку — она нежно улыбнулась ему. Растрепанная, глаза сверкают, как бриллианты на браслете, такая красивая. Он понял, что готов вернуться и снова заняться с ней любовью, но… время уже поджимало, и вообще, он же может остановиться? У него же есть сила воли? Он отвернулся и ушел в ванную, чувствуя себя так, будто одержал пусть маленькую, но все же победу над своим естеством.

— Если ты пройдешь во вторую попытку, получишь свежую трассу^[1], - сказал Регерс, пока ждали старта. Сегодня Отто стартовал в еще более далеких номерах, аж шестидесятым из семидесяти восьми. Ромингер усмехнулся:

— Ну да. Нужно всего-то тридцать человек обогнать.

— Ты вполне на это способен, если только не выкинешь какую-нибудь глупость.

Отто поежился — на старте было -9, и дул ледяной ветер. Не так уж и холодно, но нервозность давала о себе знать. Слалом всегда считался наиболее драматичным видом, и тому были причины. Всегда примерно треть участников сходила с дистанции из-за пропусков ворот, наездов на флаги, падений и ошибок. Во вторую попытку проходили сильнейшие и стартовали в обратном порядке: начиная с тридцатого, и лидеры менялись ежеминутно — потому что зачастую каждый последующий участник показывал результат лучше предыдущего. Интрига сохранялась до конца, поскольку последним стартовал победитель в первой попытке. По сравнению с головокружительными скоростями в спуске и убойными виражами в супер-джи, слалом был не настолько зрелищным, скорости максимум 50–60 км/ч, и только сами спортсмены понимали, какого напряжения требует короткая, не запредельно крутая и не быстрая трасса, как сложно победить и как коварна может быть расстановка ворот.

Здесь, в отличие от скоростных дисциплин, в которых тон задавали более возрастные и опытные парни, царила молодежь. Читай книги на Книгочей. нет. Поддержи сайт — подпишись на страничку в VK. Жан-Марк Финель, который на сегодняшний день считался лучшим слаломистом мира, несколько дней назад отпраздновал двадцатипятилетие, а его основные соперники были моложе. Сильный швед Арне Бурс был старше Отто на год, очень перспективный австриец Андреас Корф младше на месяц, югослав Стоян Влчек, на фамилии которого комментаторы всегда спотыкались, добился высокой пятой позиции в рейтинге в свои двадцать три. Но никто бы не позволил себе скидывать со счетов великого Айсхофера, который был одинаково хорош в скоростном спуске и в слаломе. Он был старшим в первой десятке, ему было 29, но его это ни в малейшей степени не сдерживало. Единственное, что могло ему сегодня помешать — это недолеченная травма позвоночника. Неделю назад он вылетел на трассе супер-джи, по его словам, из-за проблем со спиной, падение усугубило ситуацию. Сегодня он собирался стартовать, но специалисты скептически оценивали его перспективы — тонкие и крутые маневры на высокой скорости требовали идеального состояния позвоночника.

Против Отто сегодня играл только его стартовый номер — трасса будет вся в колеях, покрытие у флагов сотрут до травы, и даже знаменитая команда техников Кран-Монтаны вряд ли сможет в достаточной степени этому воспрепятствовать. За — холодная и пасмурная погода и очень специфическая расстановка трассы. Несколько закрытых ворот подряд, мерзкий контруклон в самом начале трассы, потерю времени на котором было уже невозможно компенсировать, одна реальная ловушка на финишном крутяке. Все эти штучки означали, что добиться на этой трассе успеха могли только участники, отвечающие определенным требованиям. Физически сильные и в то же время гибкие и верткие, выносливые и быстрые, умеющие набирать высокую скорость и справляющиеся с крутыми виражами, но этого было недостаточно. Спортсмен должен был любить и уметь рисковать, атаковать, но при этом видеть и оценивать на ходу ситуацию и уметь просчитывать ее на несколько ходов вперед. Ведь просмотр слаломной трассы разрешался только сбоку, соскальзыванием по специальному коридору, и с этого ракурса трудно рассмотреть все те фишки, что ждут при непосредственном прохождении трассы.

Отто как раз соответствовал всем этим требованиям. Сильный, быстрый и рисковый, авантюрный и отчаянный, но сочетающий свой риск с точным расчетом. Трасса была будто поставлена специально под него, как партитура для звезды оперы — с учетом всех его способностей и свойств и таким образом, чтобы продемонстрировать благодарным поклонникам все грани его таланта. Постановщиком был французский тренер — вполне возможно, он в карманах своей парки скрещивал пальчики за Финеля, но трасса получилась вполне подходящая именно для Ромингера.

На просмотре Отто оказался между двумя аутсайдерами — одним австрийцем и своим соотечественником, местным парнем из Сьона, который к 27 годам не имел ни одного места в десятке и, с точки зрения заносчивого Ромингера, зря тратил свое время, деньги ФГС и квоту сборной, продолжая ошиваться в Кубке мира. Впрочем, тут Брум разделял точку зрения Отто и собирался вывести неудачника из основного состава.

— Паршивая вилка, — сказал он, обращаясь к Отто. — Под конец дистанции уже никаких сил не будет ее обрабатывать.

— Ну так береги силы.

— Рассуждай, — презрительно бросил тот. — Если не будешь беречь силы — не дойдешь досюда. А будешь — время потеряешь.

Отто пожал плечами и ничего не ответил. Он дойдет. Вот будет он двадцатисемилетним старичком — может, тоже будет болтать о том, на что у него будут силы. Но совершенно точно — если у него за спиной к тому моменту будет карьера такая же невзрачная и унылая, как у этого парня — он попросту бросит все и пойдет разводить помидоры. А пока он молод, он будет расходовать свои силы из бездонного запаса и загребать жизнь обеими руками.