Выбери любимый жанр

Вишенка (СИ) - "Villano" - Страница 16


Изменить размер шрифта:

16

Я силой заставил себя думать о другом. В частности, о не желающем просыпаться Штефане, который разлегся поперек кровати на животе и откровенно на меня забил. Теоретически можно было оставить его в покое еще на пару часов (он закончил очередной эксперимент в лаборатории в три ночи), но практически мне не терпелось отвлечься от кровожадных мыслей и словить кайф от катания с горки. Рано утром заинтригованный донельзя Маннер выдал мне горнолыжные костюмы, а столяр — борд и лыжи, переделанные под моим чутким руководством в горные из тех, на которых народ на охоту по глубокому снегу ходил.

— Пора, пора, порадуемся…

Вжих — в меня прилетела следующая подушка. Ха. Я от пуль уворачивался всю свою сознательную жизнь, а он в меня подушкой. Наивный.

— На своём веку. Красавице и куубкууух!

Вжих! Сапог. Ха! Упс. Бзденьк. Хрясь. Бряк! Хрустальная статуэтка, подсвечник и мраморные часы с грохотом рухнули с каминной полки на пол.

— Это ты зря. Мариша тебя за статуэтку голыми руками задушит, — расхохотался я грозному топоту на лестнице и, прихватив свертки с костюмами, скрылся в своих покоях.

Штефан догнал меня через минуту, а через две мы неслись к потайной дверце в стене, стараясь не сносить бордом и лыжами дверные косяки.

— Вернётесь, я вам уши оторву, пакостники!

Грозный вопль Мариши мы, переглянувшись, встретили дружным хохотом.

— И какого хрена мы бежали?

— Кто его знает?

— Два идиота, — покачал головой Штефан, переходя на шаг.

Открыл передо мной дверцу в стене. Джентльмен, етить-колотить! Я не стал выделываться и ринулся в проход. У меня прям пятки жгло от желания срочно применить полученные девайсы по назначению. Штефан меня обогнал. Еще бы! Два его шага — четыре моих. Ему снег по колено, а мне по яйца! Когда я добрался до места назначения, он сидел в сугробе и разбирался с креплениями на лыжах.

— Что, не терпится? — подколол его я, застегивая ремни борда на укороченных и зауженных валенках. Поерзал, подпрыгнул, проверяя. Вроде норм.

Глянул на Штефана и на мгновение потерялся во времени и пространстве: деревенский парень из 2000-х, собравший свой первый горнолыжный комплект, на старте. И боязно, и хочется, и костюм говно, и лыжи пипецкие, но перед лицом друга заднюю уже не дашь. Меня прям до печенок пробрало. Он был такой… Такой родной!

— Штеф…

— Да? — оторвался от созерцания крутого склона он.

Встал. Поднял палки. Поерзал на лыжах, проверяя сцепление со снегом. Посмотрел на меня и нервно улыбнулся:

— Все будет хорошо, да? Это же твоя затея, а не моя.

— Точно, — хлопнул его по плечу я и скользнул вниз. — Свободааааа!

Мы наебнулись раз десять (восемь из которых Штефан), мы заебались подниматься наверх, мы едва не отморозили щеки и уши, но мы словили нереальный кайф, от которого нас проперло так, что, скатившись вниз в последний раз, мы целовались, без сил валяясь на снегу возле рва, до тех пор, пока за нами не приехал Коннор и не увез на санях в замок, где я пришёл в себя и Штефана с полноценным сексом обломал. Он, конечно, прикольный парень, мой друг и вообще… Но не настолько же! Хватит с него целовашек и дрочилова.

Штефан настаивать не стал: благополучно кончил мне в руку (бросить его со стоящим хером мне мужская солидарность не позволила), переоделся и ускакал в Башню, а я принял ванну и с новыми силами ринулся в бой в прямом смысле слова: целую неделю я воспитывал Коннора и его отряд на новый лад. Они впитывали информацию, как губка, мочалили друг друга на плацу почем зря и из кожи вон лезли, чтобы получить мое одобрительное:

— Молодцы. На сегодня все. Свободны.

Они думали, что я им то, что мне в Академии преподавали, рассказываю (по большому секрету и старой дружбе). Я их не переубеждал. Кому в этом мире нужна моя правда? Да никому! Другое дело систематические, годами выверенные тренировки.

Утром я гонял парней на лыжах вокруг замка, сопровождая их по проторенной Снежком дорожке на злорадно ухмыляющемся Лютике. После завтрака пичкал теорией в библиотеке. После обеда отправлял на полигон учиться стрелять из арбалетов, профессионально юзать ножи и пиздить друг друга тем, что под руку подвернется.

А перед ужином, за час до темноты, уходил с ними на склон — то на лыжах, то на борде. Мне позарез нужны были специалисты в горнолыжном деле. Оружием торговать — это вам не меха задешево соседям сливать. Покупателей я ни перед кем светить не собирался, а значит, путь в Срединное Королевство был только один — через или по краю Гарнакских гор.

Парни скрипели костями и жилами, распахивали носами, задницами и локтями склон, но раз за разом поднимались и продолжали начатое. Упорные — жесть просто! Если бы не магические твари, с приходом темноты собирающиеся возле склона, я б их еще и ночью погонял, пользуясь тем, что мамочка Штефан пропадал в Башне с утра до глубокой ночи и кудахтать надо мной практически перестал.

Оно и понятно — когда есть чем заняться, все остальное уходит на второй план. Даже любовные переживания. Я тому, что Штефан, плюхаясь в нашу постель ночью, был способен лишь на пару минут сонного тискания, радовался неимоверно. Ну. Не то, чтобы неимоверно, но радовался. Ну. Не то, чтобы радовался…

Ай, да ладно! Спустя две недели аврального режима я понял, что темп пора снижать. Мне не хватало неспешных вечерних обнимашек, смешных Штефановских соблазняшек и ниочемной сонной болтовни. Я хоть и бывший (теперь уже) военный, но все-таки человек. У меня тоже есть чувства и желания. Всякие-разные. Потрахаться, например, по-нормальному. Етить-колотить, сколько можно дрочить? Вставить бы кому-нибудь по самые яйца! Но вставлять было даже теоретически некому.

— Эх, жизнь моя жестянка, — вздохнул я, плюнул на все и отправился отвлекать Штефана от пробирок. Просто так. Захотелось.

Обломался, потому что он мне двери не открыл. У него, видите ли, эксперимент шел полным ходом. Я не то, чтобы обиделся, просто… Не дело это, когда я в собственном замке куда-то войти не могу. Пошёл в Кладовую, где результаты Штефановских изысканий хранились, чтобы, значится, ключ от всех дверей подыскать, и…

Заблудился. Я, етить-колотить, человек, который никогда и нигде ни разу в жизни не блудил, заблудился!

Подводные пещеры, заброшенные ветки метро, катакомбы царских времен, да даже лабиринт под одной из египетских пирамид — я всегда знал, где выход. Всегда! У меня талант к этому делу был. Ведун туда проведи, Ведун отсюда выведи — спецоперации, где толком неясно, куда бежать, если вдруг чего, поручали мне и моей команде — людям, на которых возлагалась последняя надежда. Я пресек мысли о парнях в зародыше: начну вспоминать — нажрусь в говно и устрою дебош. Я по пьяни буйный, а буйный я — это реальная проблема для окружающих. Даже в этом немощном теле.

Я споткнулся о камень, едва не прилетел мордой в стену хрен знает когда построенного и заброшенного коридора и выронил из рук очередное неудавшееся на первый взгляд Штефановское изобретение — шарик на палочке, начинавший светиться, когда к нему подходили ближе, чем на метр. В замке с высоченными потолками, большими комнатами и длиннющими коридорами (пока дойдёшь — ноги в темноте переломаешь) он был бесполезен, но для хождениея в катакомбах оказался незаменим. На самом деле я, как выяснилось в процессе, неплохо видел в темноте (недаром, наверное, в моих глазах огонь теплился), но морально таскаться в абсолютном мраке подземелья был не готов. Кто знает, какие зверюги тут водятся?

Я поднял фонарик и шагнул было дальше, но что-то царапнуло подсознание… какая-то мысль… Джеймс про камни что-то говорил…

— Найди магический камень Эрэба, проверь нанесенные на него заклинания.

Точно! Как я мог забыть?! Неожиданное исчезновение лордов Церберусов из рядов Великих! От я безмозглый маразматик. Как же плохо жить в теле пацана, который мозгом не пользовался в принципе. Придётся снова память тренировать. Тьфу! Я опустился на колени возле небольшого, невзрачного на вид булыжника, занесенного пылью. За два часа блужданий мне под ноги ни разу ничего не попалось, а тут, когда Штефановский фонарик неожиданно моргнул, — получи, фашист, гранату. Может, конечно, совпадение.

16
Перейти на страницу:

Вы читаете книгу


Вишенка (СИ)
Мир литературы