Волчица лунного князя (СИ) - Замосковная Анна - Страница 54

— Тамара?.. — Ариан проводит ладонью по моей лопатке, зарывается пальцами в волосы.

— А если я забеременею? — шепчу ему в шею.

— Нет, овуляция уже прошла.

То есть он ещё и безопасного периода дождался, прежде чем ко мне подкатывать?

— Тебя это огорчает? — Ариан перебирает мои волосы.

— Радует. Я помыться хочу. — Приподнимаюсь и нарочито пристально смотрю в окна. — Можешь переместить нас прямо в душ?

Помедлив, Ариан отзывается:

— Да, конечно, — и выпускает меня из тёплых объятий.

В душе нас никто не застаёт, в спальню мы возвращаемся по Сумеречному миру, сразу засыпаем, а уловить запахи против воли Ариана никто не может, так что утро встречает меня ничего не подозревающим Ламонтом с букетом роз взамен привядших вчерашних.

Мне стыдно за случившееся ночью. Ариан, никак это не прокомментировавший, дарение созерцает с насмешливым превосходством, от самодовольства чуть не лопается, косится на меня по-хозяйски. Ну конечно: ухаживает Ламонт, а все плюшки ему. Нечестно это. Моё обострённое чувство справедливости — и уязвлённая гордость, поднявшая голову, едва отбушевала страсть и отошла истома — взывают к мести.

Разок захотелось развлечься? Развлёкся. Теперь моя очередь.

Ну, князюшка, ну, погоди.

Самые простые методы часто самые действенные. Вроде бы просто ласково говорю:

— Розы самые прекрасные цветы в мире, всегда мечтала получать их по утрам.

Вроде просто улыбаюсь Ламонту, касаюсь его тёплой руки — а княжеская морда уже вытягивается, мохнатые бровки уползают вверх с видом крайнего недоумения, словно это не он предлагал близость без обязательств.

У Ламонта от перемены в моём настроении лицо тоже немного странное. Но зрачки расширились, это даже в лунном свете видно. И ноздри трепещут. Секунду кажется, он всё поймёт обо мне и Ариане. Розы упругим каскадом сыплются к ногам, Ламонт стискивает мою ладонь и шепчет проникновенно:

— Сегодня ты просто дивно хороша, ты само очарование. Ты…

— Я здесь для мебели, что ли, нахожусь? — вскакивает Ариан. — Лунную жрицу не трогать!

Резко обернувшись, Ламонт оскаливается. Вибрация рыка прокатывается по его лицу почти неуловимо быстрой трансформацией в морду и обратно. Когти на мгновение сдавливают мою ладонь и исчезают, сменяясь мягкостью пальцев. Скрипя зубами, Ламонт вдыхает и выдыхает несколько раз.

Медленно поворачивается ко мне:

— Тамара… — дальнейшее он почти выдавливает. — Прости мою несдержанность.

Он меня не поцарапал даже, но кожа помнит короткое прикосновение молниеносно отросших когтей. Надо осторожнее с ними. И в то же время я имею полное право заигрывать с Ламонтом, улыбаться ему, подпускать к себе ближе. И не только его.

Гордо вскинув голову, улыбаюсь.

— Ничего страшного. Я… мне даже нравится… — скольжу пальцами по его бицепсу, — звериная сила.

У Ламонта такой взгляд, словно… словно он готов перекинуть меня через плечо и утащить в пещеру с весьма недвусмысленными целями. Недели так на две. Меня бросает в жар, к лицу и ушам приливает кровь.

— Что-то тут жарко. — Я отступаю, по ногам скользят колючки роз, пятки зарываются в мех постели из шкур. Ламонт пожирает меня взглядом, а я больше всего хочу увидеть выражение морды Ариана. Но сдерживаюсь. — Прогуляемся перед завтраком?

— С удовольствием, — томно признаётся Ламонт.

Подавшись вперёд, вдыхая запах его чистого тела и трав, понизившимся голосом продолжаю:

— И я разрешаю взять меня за руку. Совершенно невозможно без прикосновений… — шепчу, раздумывая, добавлять ли «и близости», но завершаю рокочущим: — выбрать мужа.

Улыбка растягивает губы Ламонта. На Ариана я коварно не смотрю, будто его здесь нет.

Так много гуляла я лишь в юности, когда на улице искала спасения от домашней тирании. Надо сказать, что идти даже в длинном закрытом платье из нежной дорогой ткани намного удобнее, чем в синтетической юбке до пят и душной колючей водолазке.

Не по улицам мрачного городка красться в одиночестве, опасаясь, что встретятся одноклассники, высмеют или попробуют ударить, а брести по пляжу в сопровождении сексуального мужчины с залитым лунным светом мускулистым торсом просто здорово.

Тогда зачем сейчас, когда жизнь, несмотря на неожиданные приключения, несравнимо лучше, я вспоминаю о дурном? Я же освобождена от этого прошлого, от той другой судьбы…

Что за печаль съедает моё сердце?

— Тебя что-то беспокоит? — Ламонт, сжимая мою ладонь, сбавляет шаг. Остановившись, запускаю босые пальцы в прохладный песок. Ламонт склоняется ко мне. — Я могу чем-нибудь помочь?

Как же приятно, когда о тебе заботятся. Робко улыбаюсь и, не отводя взгляда от серебрящейся реки, тихо говорю:

— Не хочу уезжать. Хорошо у вас.

Краем глаза вижу, как губы Ламонта приподнимаются в грустной улыбке.

— Нет, — в его голосе чарующая вибрация. Но в сравнении с глубокими и многогранными вибрациями голоса Ариана это лишь блеклое подражание. — Дело вовсе не в этом. И моя стая тебе не понравилась. Я же видел выражение твоего лица на трапезах.

Пытаюсь смехом заглушить неловкость, но не получается. Затылок зудит от тяжёлого взгляда Ариана. Этот взгляд почти прожигает, ежесекундно напоминает о своём хозяине. Я и сама будто острее чувствую присутствие Ариана: кожей, сердцем… душой.

— Слишком всё непривычно. — Пытаюсь улыбнуться. — Устала. И мне в самом деле не хочется от вас уезжать, потому что тут спокойно. И ты очень милый.

Осмелев, касаюсь щеки Ламонта. Ариан отзывается рыком. Не глядя на него, бросаю:

— Я мужа выбираю, не мешай.

Запрокинув голову, Ламонт звонко смеётся. Поймав мою ускользающую от щеки ладонь, целует кончики пальцев. С улыбкой поясняет:

— Всё же есть прелесть в даре жрицы: можно лунного воина на место поставить.

— А у тебя смелости на это не хватит, — рокочет Ариан, и в его голосе звенит искренняя злоба. — Разве нет?

Облизнув губы, прикусив нижнюю, Ламонт глухо поясняет:

— У меня выбора нет. Стаю подставлять я права не имею. Даже если очень хочется перегрызть тебе горло.

Ариан усмехается. Ламонт до скрипа стискивает зубы, его передёргивает. И голос звучит ещё глуше:

— Странные игры ты затеваешь, лунный воин. Если нападу на тебя — стая лишится права участвовать в состязании за жрицу. Если отрекусь от семьи ради драки с тобой — лишусь права участвовать в состязании за жрицу. И всё же ты своим дерзким поведением делаешь всё, чтобы именно это я и сделал.

— Стоп. — Поворачиваюсь к ощетинившемуся Ариану. — Это правда?

Ариан молчит, лишь злобно сверкают зеленью глаза. Желудок сжимается от страха. Но я заставляю себя перебороть оторопь и повторяю громче:

— Ты в самом деле пытаешь бесчестно вывести его из состязания?!

— Если этот белобрысый трус хочет драки… — рык Ариана звенит в напряжённом воздухе.

Ламонт подаётся вперёд, и на его хребте прорастает и дыбится шерсть:

— Держи язык за зубами. Легко оскорблять, когда ты неприкосновенен! Легко рычать на того, кто ответить не может.

Отступаю от слишком разгорячённых оборотней. Вскрикиваю:

— Прекратите!

Ариан выглядит дико. Того гляди набросится на Ламонта. Выплёвывает злые слова:

— Если ты такой смелый, я готов отказаться от звания лунного воина и сразиться с тобой. — Ухмылка кривит оскаленную пасть Ариана. — Ну что, рискнешь, трусишка? Или ты только языком трепать да розочки дарить можешь?

Ламонт белым волком кидается вперёд. Штаны спутывают лапы, он приземляется, ткнувшись носом песок. Успевает увернуться от клыков, катится в сторону, избавляясь от пут. Ариан наскакивает следом, щёлкает зубами, целит в нос. Зацепляет ухо, на белую шерсть брызгает кровь.

Волки прыгают друг на друга, сверкают клыки, бешеные глаза. Их рык будоражит кровь.

— Хватит! — Меня захлёстывает жадный восторг, любопытство: как оно у них происходит? Как далеко они готовы пойти? Но разумом боюсь, что Ариан вырастет и просто раздавит Ламонта.