Любовь вопреки (СИ) - "chate" - Страница 13

- Так, парень, нужно тебя переодеть, а то в мокрых шмотках ты быстро подхватишь лихорадку.

Юри хотел спросить, почему они ему помогают, но из сорванного криком горла раздался только хрип.

- Тюбир та еще сволочь, он тебе солгал, - стаскивая с Юри мокрую рубашку ответил Ласи на невысказанный вопрос. - Допрос не должен был идти с пытками. Король услал куда-то нашего графа, оттого его помощник и почувствовал себя главным. Ты прости, но против Тюбира я пойти не могу, меня же первым найдут утром с перерезанным горлом в канаве. Да еще и скажут, что это я сам себя так уделал. Мы со Сваном тебе поможем, чем сможем, а дальше… Прости… Я слышал граф должен вернуться через месяц. Если ты все еще будешь здесь, сможешь ему все рассказать.

Юри очень сомневался, что доживет до возвращения графа. Еще один такой допрос и… Юри с содроганием посмотрел на свои руки. Пальцы распухли и практически не шевелились, но боль постепенно отступала, видимо травки помогли.

Когда его избавили от мокрой одежды, Ласи так же помог ему надеть другую, явно большую по размеру, зато сухую и чистую.

- Твою я постираю и верну, Сван тебе передаст. Он же будет передавать тебе обезболивающие травы дважды в день вместе с едой. Если получится, я тебе и мазь передам, будешь в руки втирать, чтобы снять боль и отек. В ближайшие три дня на допрос тебя вряд ли вызовут, так что отдыхай и набирайся сил.

Потом мужчины ушли, унеся с собой и масляный светильник, так что Юри остался в полной темноте. Все, что он мог, это лежать и думать, вспоминать. То, что Ирдан не предал его, не отдал на расправу, как утверждал Тюбир, немного согрело его замерзшее сердце. Через несколько часов, когда пальцы стало ощутимо ломить, дверь в камеру отворилась, и вошел уже знакомый стражник, неся в руках миску, кусок хлеба, кружку и свернутое одеяло подмышкой.

- Ложки арестантам не положены, - буркнул стражник, отдавая еду Юри, а потом сам накинул ему на плечи одеяло. Снаружи хоть и было тепло, но в подземельях камни совсем не грели. Благодарно кивнув, поскольку говорить было все еще больно, Юри выпил содержимое миски, оказавшееся жидкой кашей, затем запил еду травяным напитком и вернул посуду стражнику, оставив себе хлеб.

- Захочешь в туалет – в дальнем углу дырка на такой случай, - все так же недовольно буркнул стражник, уходя.

Дырку Юри нашел, несмотря на отсутствие света. Он просто чуть не упал, угодив туда ногой и больно ушибив пальцы. Хорошо, что дырка была слишком маленькой, чтобы нога могла в нее провалиться. И вновь потянулись часы в темноте. Иногда Юри впадал в какое-то странное состояние, когда казалось, что душа отделяется от тела, и он смотрит на себя со стороны. Время в темноте камеры отмерялось едой. Через два кормления стражник принес ему его одежду, а еще через восемь за ним вновь пришли. К тому времени обезболивающие травы он уже прекратил пить, да и отек с пальцев спал, вот только иногда они еще болели. В такие моменты Юри обхватывал себя руками, пряча пальцы в подмышки, а когда они там немного согревались, становилось чуточку легче.

Когда вместе со знакомым стражником в камеру вошел еще один незнакомый человек Юри испугался, решил, что его вновь поведут на допрос, но этот человек развернул бумагу и прочел приговор. Поскольку Юри участия в заговоре не принимал, его признавали невиновным. Однако он состоял в родстве с заговорщиками, а посему лишался всех титулов и званий, и, согласно закону, его продадут с аукциона, что состоится на площади в воскресный день. Деньги же поступят в казну для покрытия расходов короны.

Закончив читать приговор, мужчина свернул свиток и ушел, а Юри окликнул закрывающего дверь стражника.

- Какой сегодня день?

- Завтра воскресенье, - ответил стражник. – Объявления о твоей продаже висят по всему городу, так что народу завтра будет много.

***

Народу действительно собралось много. После темноты камеры Юри долго моргал слезящимися глазами, прежде чем смог рассмотреть лица людей перед помостом. Никогда еще он не присутствовал на таком большом сборище. Причем все пялились на него, кто с интересом, кто со злорадством. Еще бы, ведь настоящий баронет теперь будет чьим-то рабом. Поежившись под взглядом нескольких сотен глаз, Юри привычно сунул пальцы в подмышки, стараясь сохранить хотя бы видимость спокойствия. В основном на площади собрались зажиточные горожане, решившие если не приобрести себе раба для каких-либо нужд, так поглазеть на то, как будут торговаться другие. Однако одно лицо в третьем ряду было Юри хорошо знакомо.

- Мирий, - прошептал Юри одними губами, когда их взгляды встретились. Горшечник кивнул ему, а потом показал кошель, что держал в руках, и сердце Юри радостно забилось. Мирий пришел, чтобы купить его! Юри едва не расплакался от счастья. Однако скользнув взглядом вправо, Юри замер испуганной птичкой. Там, в первом ряду, стоял Тюбир. В глазах сразу потемнело от его улыбки-оскала, и Юри пошатнулся, с трудом устояв на ногах. Надежда растаяла, как снег по весне, не состязаться горшечнику с офицером тайной стражи.

Когда торги начались, сразу два десятка рук взметнулись, готовые выложить за будущего раба два десятка золотых. Когда цена дошла до четырех десятков, Мирий покаянно опустил голову, признавая поражение. Когда за Юри запросили сто золотых, невиданную для любого горожанина сумму, остались только двое конкурентов: Тюбир и еще какой-то мужчина, одетый как горожанин средней руки. Причем Тюбир явно злился, кидая на горожанина угрожающие взгляды, но тот был совершенно спокоен, раз за разом поднимая цену. В результате Юри продали горожанину за сто пятьдесят золотых. Разозленный Тюбир убрался с площади раньше, чем была подписана купчая, а Юри только и мог что облегченно вздохнуть. По крайней мере, у него осталась надежда на то, что его приобрел не такой сумасшедший любитель причинять боль, каким был Тюбир.

Когда документы были подписаны и на Юри застегнули ошейник с цепочкой, переданной в руки хозяину, он нашел взглядом утирающего слезы Мирия и едва заметно кивнул ему, благодаря за все, что тот сделал для него.

- Удачи, - прочел Юри по губам горшечника, когда спускался с помоста следом за хозяином, а потом людское море разделило их.

На краю площади хозяина ожидала крытая повозка с парой лошадей и кучером. Заняв место в повозке, хозяин приказал Юри сесть напротив. На этом их общение и закончилось. Хозяин ничего не говорил, даже имени своего не назвал, не говоря уже о цели покупки, а Юри не спешил первым нарушать молчание. Через пару часов, когда они уже покинули столицу и быстро ехали куда-то на север, Юри сморил сон. А когда повозка остановилась, разбудив его, на небе уже горели звезды и тонкий серп молодого месяца.

Хозяин покинул повозку и тут же окликнул кого-то:

- Гастер, принимай пополнение. Господин велел, чтобы ты позаботился о мальчишке, так что пристрой его куда-нибудь, а мне подай ужин и смени лошадей. К утру мне нужно вернуться в столицу.

Юри выбрался следом за мужчиной, уже понимая, что тот ему не хозяин, а лишь посредник выкупивший раба и привезший на место, и огляделся. Они стояли перед небольшим замком с широким двором мощеным камнем и высоким забором вокруг него. По стенам горели факелы, дававшие достаточно света, чтобы осмотреться. Замок был немногим меньше того, где вырос Юри, зато каменные стены казались выше.

- Тебе, Камиль, мы всегда рады, - пока Юри оглядывался, со ступенек к ним спустился полноватый мужчина, приветливо кивнувший привезшему Юри мужчине. – А мальчишку куда?

Гастер с сомнением осмотрел Юри, задержав взгляд на его ошейнике.

- Пристрой к делу, чтобы зря хлеб не ел, а там вернется хозяин – сам разберется.

- Ну, разве что на конюшню, Шан давно помощника просил. Эй, Шан, иди сюда, тут тебе помощника привезли.

Шан оказался седым мужчиной, слегка прихрамывающим на правую ногу. Он молча поманил Юри за собой, уведя в конюшню, а там указал ему на кучу сена в пустом деннике, дал одеяло, почесал затылок, соображая, что еще может понадобиться, а потом махнул рукой и велел ложиться спать. Покормить его никто не подумал, но уже привыкший за время заключения довольствоваться мизерной порцией еды, Юри промолчал, только напился из ведра, в котором Шан принес воду для лошадей, привезших поздних и столь неожиданных гостей.