Пылающая полночь - Демченко Антон - Страница 34

— Где гарантия, что в этом случае визит к твоему деду не затянется до рассвета? — резонно возразил сосед. И я вновь вынужден был признать его правоту. Но уж завтрак-то мне точно никто и ничто не испортит!

Дед действительно затянул нашу встречу надолго. Пришел я к нему в обед, а уйти смог только после заката. И никакого послеполуденного отдыха! Пробы, соскобы, проверки, разговоры с моим соседом и прочая муть. Счастье еще, что терзавшая духа слабость сошла на нет сама собой, и дед довольно скоро от него отвязался. Как бы то ни было, к моменту, когда старый наконец сообщил, что работа окончена, я готов был на стены лезть. И полез бы, если бы не открытая дедом дверь, ведущая из его лаборатории на свежий воздух.

— «Имперский вестник»! Покупайте «Имперский вестник»! Поместный Собор объявил новый Поход Света! Восточные маркграфы собирают войска! Покупайте «Имперский вестник»! — Чумазый мальчишка с огромной сумкой на плече вручил прохожему газету и, получив от него пару медяков, помчался дальше, выкрикивая заголовки. Когда он пробегал мимо меня, я не удержался и, поймав разносчика за шиворот, тоже приобрел себе один выпуск еженедельника. Не люблю газет, хоть ленбургских, хоть имперских, но не сегодня. Уж очень заинтересовали меня заголовки «Вестника».

Обзаведясь газетой, я огляделся по сторонам и, обнаружив в нескольких шагах от меня большую, оплетенную плющом веранду трактира, решил совместить приятное с полезным. Перекусить и почитать газету. Тем более что мой многострадальный желудок уже вовсю выводил жалобные рулады.

Устроившись за столом и сделав заказ, я развернул мягкие листы еженедельника и погрузился в чтение. Как оказалось, мальчишка не соврал. Поместный Собор действительно поддержал ордонанс императора и объявил о сборе «всех мужей, радеющих о деле Света» для очередного Похода на Пустоши. На самом деле не такая уж редкая штука эти походы, правда, обычно дело ограничивается выступлением нескольких маркграфов при поддержке местных инквизиторов. Но в этот раз все было масштабнее, и очевидно, что решение, принятое императором, не было спонтанным, поскольку в той же статье говорилось о единодушном согласии восточных маркграфов на участие в Походе и о присоединении к Походу Томарского ордена, подтвержденном самим Великим Магистром. С бухты-барахты такого единогласия не добиться, особенно от маркграфов, славящихся своей строптивостью и склочностью. Собственно, в империи есть только один человек, чье решение они могут принять без всякого ропота, — это император. Но даже по поводу способа исполнения этого самого решения маркграфы могут устроить… и устраивают такой гвалт, что императору приходится расписывать им все свои приказы от и до, иначе они будут спорить между собой о каждой мелочи до хрипа. В общем, если судить по статье. Поход готовится уже давно, но только сейчас решение о нем было озвучено для всей империи. А это значит, что до его начала осталось совсем немного.

— Похоже, император решил основательно раздвинуть границы. То-то будет радости у ненаследных дворян, а? Как мотыльки на свет полетят, — дочитав газету и расправившись с принесенным мне жарким, обратился я к соседу. — Вот и стало понятным, зачем вдруг его преосвященству понадобились свободные ходоки.

— Смотри-ка, да ты никак учишься думать и делать выводы, а? — В тоне довольного жизнью соседа явно послышались язвительные нотки. Впрочем, этим он и ограничился. — Похоже, ты прав, Дим. И по поводу давней подготовки Похода, и по поводу желания императора расширить пределы своих владений… и в выводах о возможном привлечении свободных ходоков к этому делу. Действительно, в освоении новых земель их помощь будет неоспоримой. Разведка, зачистка черных пятен… инквизитор вовремя подсуетился, — заметил дух и, чуть подумав, добавил: — Очень вовремя.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился я.

— Ничего, Дим. Так, мысли, э-э… вслух, если можно так выразиться, — отмахнулся сосед, и я не стал настаивать на подробностях: захочет — сам расскажет, а у меня сейчас и других дел полно.

Весь вечер я посвятил чтению документов, что передал отец Тон для круга ходоков. Раньше у меня просто не доходили до них руки. Да и пытаться разобраться в хитросплетении инквизиторских предложений, когда организм идет вразнос, а голова напоминает чугунный колокол, по которому со всей дури долбит церковный служка-неумеха, было просто невозможно. Вот и пришлось отложить это дело напоследок. Что было бы, если бы я не успел прийти в себя к созыву круга? Ничего. От меня же не требуется высказывать свое мнение по предложениям протопресвитера. Я здесь вообще выступаю лишь как гонец, так что и беспокоиться не о чем. Но раз уж выдалась такая возможность, то почему бы и не изучить получше переданные для круга документы?

Сегодня в «Старой жабе» яблоку было негде упасть. В трактир набилось больше трехсот человек, и, если бы не открытые ставни, объединившие основной зал и выходящую в сад веранду, боюсь, ходокам пришлось бы сидеть друг у друга на головах.

Круг собрался сразу после полудня, и сейчас в трактире присутствовали все без исключения свободные ходоки, заслужившие свои прозвища. Отдельной компанией в углу устроились несколько сияющих от радости «мальков». Приглашение в круг — для них это не только знак доверия сообщества ходоков, но и обещание скорого получения прозвища. Впрочем, основная причина их присутствия здесь сегодня — свидетельство. «Мальки» обязаны будут сообщить о решениях круга всем молодым ходокам, еще не получившим признания.

Довольный до ушей Тагир рассекал по залу вместе с подавальщицами, разнося по столам многочисленные кружки с пивом и немудреные закуски. Более крепкие напитки, по традиции, оказались под запретом. Впрочем, на настроении владельца «Старой жабы» этот запрет никак не сказался. Он и на пиве сегодня возьмет как минимум недельную выручку.

Выборы застольной дюжины прошли быстро и без эксцессов. Даже моя кандидатура не вызвала нареканий, чего я, честно говоря, несколько опасался. Но то, что мое имя было названо Толстым Андрэсом и поддержано добрым десятком старейших и уважаемых ходоков, очевидно, сыграло свою роль, так что спустя час после открытия круга я занял свое место за центральным столом. Прошу любить и жаловать, восьмой стольник Ленбургского Круга Свободных Ходоков, Дим Гренадер к вашим услугам.

Обсуждение проблемы, устроенной нам цехом, заняло почти шесть часов. И свою лепту в его решение я внес уже ближе к окончанию. Документы, переданные мною стольникам, вызвали вспышку интереса со стороны окружающих наш стол ходоков, уже изрядно уставших от долгого обсуждения.

— Вот так вот… — Отложив только что зачитанное вслух письмо инквизитора, Толстый задумчиво потер заросший седой щетиной подбородок и усмехнулся. — Довольно своевременное предложение, не находите, судари и сударыни?

— И весьма интересное. В наших обстоятельствах это предложение может стать не только спасением для всех свободных ходоков, но и позволит наладить отношения с властями империи. — В голосе сидящего рядом с ним седого мужчины, явно разменявшего седьмой десяток лет, отчетливо слышался акцент, характерный для жителей юго-западных окраин империи. Как и Андрэс, он входил в плеяду старейших действующих ходоков, но имя его я впервые услышал лишь сегодня. Гезин Полуногий, в отличие от остальных стольников, был назначен общим решением «золотой десятки» без всяких голосований. Может быть, кто-то из круга и возмутился бы таким произволом, но тот факт, что это назначение было поддержано большей частью только что избранных стольников, зашил рты даже самым горластым ходокам. Двенадцатый член застольной дюжины явно был непростым человеком… чем и привлек мое внимание. Невысокий, широкоплечий и грузный, с мощными руками-лопатами и пристальным взглядом серых навыкате глаз, этот ходок производил впечатление говорящей скалы или скорее даже валуна. Такого серого, изрядно побитого тысячелетиями камня, неоднократно отмеченного глубокими шрамами — следами давних ледников, не раз обломавших о него свои ледяные зубы. Собственно, шрамов, как я полагаю, хватало и у самого Полуногого. По крайней мере, за пару-тройку могу ручаться. Один, глубокий и длинный, след от клинка пересекал его левую щеку от виска до нижней челюсти, заставляя удивляться живучести ходока, а еще парочка свидетельств о встрече с какой-то когтистой тварью рваными бороздами украшала правое предплечье. Суровый дядька.