Ледяная Кровь (ЛП) - Блейк Элли - Страница 25

Я направилась к ним. Пламя исчезло, обугленный капюшон дымился у него под руками. Он стоял на коленях, тяжело дыша и дрожа.

— Отойди, — прошипел Аркус.

— Я сожалею, — прошептала я. — Прости, прости. Я не целилась…

— Нет, — сказал он, снимая, то что осталось от дымящегося капюшона и бросая на землю. — Ты не прицеливалась, не так ли? Даже после всех ваших уроков контроля, ты все ещё дикая.

Его голос дрожал от боли. Мой гнев и тепло ушли, а на их место пришло сожаление.

— Это несправедливо, — сказала я, с мольбой в голосе. — Ты нарочно подгонял меня. И я не думала, что смогу причинить тебе боль. У тебя есть твой холод и лед, чтобы защитить себя.

Он медленно встал и обернулся. Его лицо было раскрыто.

О, его лицо.

Я невольно сделала шаг назад.

— Неужели я выгляжу так, будто я неуязвим? — сказал он, произнося каждое слово резко и точно. — Разве я выгляжу так, будто мне не может быть больно?

Я покачала головой. Моя кожа стала холодной от шока.

— Как ты думаешь, выглядят солдаты? — спросил он. — Те, которых ты обожгла?

Мой рот открылся, но не было слов.

— При всех твоих разговорах об исцелении, — сказал он, безжалостно произнося каждое слово, — ты самый опасный человек из всех, которых я когда-либо встречал. Если бы я не нуждался в тебе так сильно, то дал бы тебе умереть в той тюрьме.

Его глаза впились в меня с холодной ненавистью. Я отшатнулась назад.

Не сказав больше ни слова, он повернулся и направился к аббатству, оставив меня с тошнотворным чувством боли, раскаяния и угрызениями совести.

Я ворочалась той ночью. Всякий раз, когда закрывала глаза, я видела лицо Аркуса, когда он снимал капюшон: смесь полной боли и кипящей ненависти.

Теперь я знала, почему он всегда носил капюшон. Его лицо было сильно обожжено. Его ухо и щека с правой стороны были изуродованы, кожа приобрела неровную форму, как воск, который растаял и застыл. Ожог бежал прямо в его волосы, которые слегка побелели вокруг него. Шрам, рассекавший губу, был изогнут налево. Ни одной части его лица не удалось полностью избежать повреждений.

Внезапно я почувствовала смысл, его угроз, когда мы впервые встретились, его нерешительность, когда он попытался войти в горящее аббатство. Он был в ужасе ото огня, и не зря.

И я обожгла его.

Да, его слова были суровыми, но он просто пытался заставить меня дать волю себя и раскрыть мои способности. Это была моя собственная слабость, которая вызвала у меня ярость, мою неспособность сопротивляться ему или другим Ледокровным, которые истребляют мой народ на равнинах. И я сорвалась. Я обожгла его там, где он уже был ранен.

Это заставило меня понять, что мои чувства к Аркусу изменились с момента моего прибытия в аббатство. Сначала он бы ещё одним Ледокровным. Но он не использовал свой дар, чтобы причинить мне боль. Он использовал его только, чтобы помочь мне овладеть собой, превратить меня в кого-то сильнее. Несмотря на его холодное поведение, несмотря на то, что он напал на меня, я стала уважать его, даже прониклась к нему симпатией. Я ощущала себя более живой в его компании, чем когда-либо с кем-то.

Я не понимаю, как это произошло. Он все время грозился разгромить меня, называл слабой и пристыдил за недостаток мастерства. Но я продолжала видеть что-то под всем этим, часть его, к которой я хотела стать ближе, если только он перестанет на меня злиться.

— Глупая девочка, — прокляла я себя.

Хуже всего было то, что он мог подумать, что мой немой шок, когда я увидела его лицо, был вызван отвращением или ужасом.

Я была в ужасе, но не по причинам, которые он, вероятно, думал. Я была потрясена, тем что он так много пережил, и его лицо было навсегда изуродовано, постоянно напоминая ему о том, от чего он никогда не сможет убежать. Мне было тошно на саму себя, из-за того что напомнила ему обо всем этом.

Пришел рассвет. Оранжевые лучи восходящего солнца переместились с моих рук на мои глаза. Я протерла их и пошла, умываться, гораздо медленнее, чем обычно.

Я была слаба от недостатка сна, и моя лодыжка пульсировала от боли. Брат Гамут предложил мне свой лечебный чай, но я отказалась. Я не чувствовала, что сейчас заслуживаю облегчения. Вместо этого я пробиралась по аббатство как призрак, молчаливый и холодный. Сестра Пастель увидела, меня, когда я проходила мимо библиотеки и махнула рукой. Я помахала в ответ, но не смогла заставить себя улыбнуться.

Я остановился, увидев Брата Тисла в церкви. Он стоял на коленях, склонив голову, и его губы шевелились в молчаливой молитве. Закончив молиться, он посмотрел обожающим взглядом на витражное изображение Темпуса и поднялся, опираясь на трость и пошел, постукивая ей по центральному проходу отбрасывая облака холода.

— Брат Тисл, — сказала я, заставив его остановиться.

— Мисс Отрэра, — сказал он, коротко.

Я скрестила руки. — Я знаю, что вы, должно быть, злитесь на меня. Я тоже в ярости от себя. Но, пожалуйста, поверьте, я не хотела причинить ему боль. Я даже не знала, что смогу.

Он вздохнул. — Я не думаю, что это было намеренно. Однако это было…

— Это было неконтролируемо, опасно и… ужасно. Я знаю. Простите. Я просто хочу сказать это Аркусу. И что я не была расстроена его шрамами, но его словами. Пожалуйста, Брат Тисл. Вы можете сказать мне, где он?

— Он уехал рано утром. Был еще один набег на деревню, на этот раз в Тистуотере.

— Это всего лишь день или два на восток, не так ли? — спросила я с тревогой.

Он кивнул. — Аркус хотел посмотреть, сможет ли он узнать больше о том, почему там были солдаты.

— Думаете, они знают, что я рядом?

— У нас нет причин так думать. Аркус вернется через несколько дней, чтобы рассказать нам.

Мое сердце замерло. — Ой.

Его проницательные голубые глаза смягчились. — Если это облегчит твою совесть, я не думаю, что ты причинили ему боль физически. Ледокровных с таким сильным даром как у него, почти так же трудно сжечь, как и Огнекровных.

— Но он был ранен, — прошептала я.

— Да. Но не тобой. Он сильный. Его холод сильный. То, что ты сделала, напоминало ему о худшем моменте его жизни. Этот до сих пор преследует его во снах.

Я закрыла глаза от сожаления. — Что с ним произошло?

— Не я должен это рассказывать. Аркус может сам тебе рассказать, если захочет.

— Пожалуйста, что я могу сделать?

Он неуклонно смотрел на меня. — Делайте то, о чем мы просим тебя. Научись контролировать свой дар. Заверши свою задачу.

— Я так и сделаю. Я узнаю все, чему вы меня научите.

Я не могу получить прощения Аркуса, но я могу заслужить уважение Брата Тисла. Я сфокусирую все свое внимание на моем обучении с ним. Я буду контролировать себя и свою силу, и принимать каждый урок близко к сердцу.

Потому что, если солдаты приближаются, мое время заканчивается.

***

Потребовалось три дня, чтобы вернулся Аркус, это время казалось бесконечным. Как только я услышала, что он вернулся, то покинула кухню, где помогала Брату Пилу готовить обед и пошла к нему. Я попыталась игнорировать горячие удары моего сердца, когда спешила по грунтовой дороге между кухней и гостевыми домами, сказав себе, что я только хочу извиниться.

Аркус жил в скромном гостевом доме отдельно от главного здания. Я давно задавалась вопросом, что он делает в аббатстве. Сначала я думала, что он наемник, нанятый, чтобы помочь мне убить короля. Но нанятый кем? Я знала из-за нервной одержимости Брата Тисла его бухгалтерскими книгами, что у аббатства нет денег. И монах относился к нему скорее как к сыну, чем как к нанятому помощнику.

Я постучала в дверь и получила короткое — Входите. В ответ.

Аркус седел за маленьким деревянным столом с двумя стульями, перед ним лежала открытая книга. Свеча освещала мягким светом его серую тунику, наполовину прикрытую новым черным плащом с капюшоном, который скрывал его лицо.