Угасающее солнце: Шон`Джир - Черри Кэролайн Дженис - Страница 33
- Предыдущая
- 33/65
- Следующая
А значит, можно будет хоть чем-то заполнить тишину.
Он встрепенулся на своем ложе, осторожно усевшись так же, как Ньюн: скрестив ноги, руки на коленях. Ньюн правой рукой показал ему, как удержать стержень за кончик.
— Ты должен поймать, — сказал Ньюн и метнул стержень в Дункана, закрутив его. Вздрогнув, Дункан поймал стержень ладонью, а не пальцами, и торец стержня ободрал ему кожу.
Следом полетел второй, пущенный левой рукой Ньюна. Дункан схватил его и уронил. Мри показал ему обе пустые руки.
— Оба одновременно, — сказал Ньюн.
Это было трудно. Это было чрезвычайно трудно. Огрубевшие от работы руки Дункана были менее проворны, чем тонкие пальцы Ньюна, которые никогда не промахивались, которые перехватывали даже неловко брошенные стержни в воздухе и возвращали их почти под тем же углом и с той же скоростью — по одному, пока Дункан не освоил наконец трудные перехваты, а потом — вместе.
— Мы называем это «шон'ай», — сказал Ньюн. — «Шоней» — означает «переход». На твоем языке получается Игра Перехода. Ее воспевает Народ; каждая каста играет по-своему. — Он говорил, и стержни свободно летали туда и обратно между ними; пальцы Дункана стали более уверенными, чем прежде. — У Народа есть три касты: Каты, Келы и Сены. Мы Келы, мы носим черные мантии, мы те, кто сражаются; Сены, ученые — носят желтые мантии, госпожа — белый; Каты — каста женщин, не принадлежащих ни к Келам, ни к Сенам — носят голубые мантии. Дети тоже Каты, пока не изберут касту.
Дункан не успел схватить стержень. Тот ужалил его колено, загремел по полу. Стэн потер колено и возобновил игру: туда и обратно, туда и обратно, по очереди с Ньюном. Это было трудно, слушать и следить за стержнями, но он рискнул еще и разговаривать.
— Мужчины, — сказал он, — которые не принадлежат ни к Келам, ни к Сенам. Что с ними?
Ритм не прервался.
— Они умирают, — ответил Ньюн. — Те, кто не может быть Сенами, те, кто не может быть Келами, те, кто боится, умирают. Некоторые умирают в Игре. Сейчас мы играем с жезлами, как Сены. Келы играют оружием. — Броски стали сильнее, быстрее. — Легко играть вдвоем. Втроем — уже труднее. Чем шире круг, тем сложней игра. Я играл в круге из десяти. Если круг много больше, все зависит от воли случая, от того, как тебе повезет.
Теперь стержни стали невероятно верткими. Дункан резко вскинул руки, чтобы поймать их: один, летящий ему прямо в лицо, он отклонил, но не смог поймать. Тот упал. Другой стержень оказался в его руке. Ритм разрушился, распался.
— Твоя левая рука слаба, — сказал Ньюн. — Но ты не боишься. Мужество. Хорошо. Ты должен обрести сноровку, прежде чем я начну знакомить тебя с ин'ейн, древним оружием. Захен'ейн, современное, ты знаешь не хуже меня; здесь мне нечему тебя учить. Но ин'ейн начинается с шон'ай. Бросай.
Дункан бросил. Ньюн поднял руку и, легко перехватив стержни, бросил их обратно, обращаясь с ними одной рукой. Дункан заморгал, смущенный мастерством мри, прикидывая свое собственное.
— Пора отдохнуть, — сказал тем временем Ньюн. — Мне не нужны твои промахи. — Он заткнул стержни обратно за пояс. — Время, — проговорил он, — нам поговорить. Я не часто буду говорить на твоем языке; мне приказано забыть его, и то же относится к тебе. Ты знаешь несколько слов на му'а, общеразговорном языке; и даже их ты должен забыть, оставив лишь хол'эйри, Высший Язык. Закон требует, чтобы, вступая во Мрак, забывали все, что было в эру Перехода, и му'а, как и многое из этой эпохи Перехода, тоже должен умереть. Так что не смущайся. Иногда есть два слова для обозначения предмета, одно на му'а, другое — на хол'эйри, и ты должен забыть даже слово «мри».
— Ньюн, — Дункан протестующе поднял руку, чтобы тот остановился. — У меня нет достаточного запаса слов.
— Ты выучишь. Времени достаточно.
Дункан нахмурился, посмотрел на мри исподлобья и осторожно спросил то, на что прежде не получал ответа:
— Сколько времени?
Ньюн пожал плечами.
— Госпожа знает? — спросил Дункан.
На глазах Ньюна мигнула перепонка. — У тебя все еще сердце ци'мри.
От подобных ответов мри можно было сойти с ума. Дункан обводил нацарапанный им на полу рисунок, когда рука Ньюна внезапно остановила его. Стэн вырвался, подняв горящие обидой глаза.
— И еще кое-что, — сказал Ньюн. — Кел'ен никогда не читает и не пишет.
— Я пишу и читаю.
— Забудь.
Дункан внимательно посмотрел на него. Ньюн закрыл лицо вуалью и поднялся с изяществом человека, который проводил свою жизнь сидя на земле — еще несколько дней назад он не мог бы этого сделать; Дункан же, попытавшийся подняться и взглянуть ему в лицо, был менее грациозен.
— Послушай, — заговорил было он.
И раздался звук сирены.
На мгновение Дункана охватил ужас. Потом все пришло в норму. Близился переход: они подошли к точке прыжка. Дусы знали. Излучаемые ими страх и отвращение омывали комнату, как морской прилив.
— Яй! — крикнул Ньюн, успокаивая животных. Подойдя к дверному проему, он взялся за ручку двери. Дункан поискал что-нибудь подобное в другом конце комнаты, стараясь казаться спокойным, чего на самом деле не было; все его внутренности сжались от страха перед тем, что вот-вот наступит — и не было наркотиков, ничего. Только пример хладнокровного, неподвижного Ньюна удерживал Стэна от того, чтобы не сползти на пол и ждать.
Сирена умолкла. Потом, по мере того, как курсовая лента продолжала разматываться, автоматы корабля включили сигнал тревоги, и звонок предупредил их о начале прыжка. Они даже не знали, где находятся сейчас. Безымянная желтая звезда по-прежнему одиноко висела на экране. Никаких кораблей. Ничего.
Неожиданно возникло знакомое чувство неопределенности, и стены, пол, время, вещество заструились и лопнули. Потом все повернулось вспять, и чувство безвозвратности заполнило мозг, оставив после себя впечатление непостижимой глубины превращения. Стены вновь стали твердыми. Руки обрели чувствительность. Дыхание и зрение восстанавливались.
Но звонок по-прежнему предупреждал о начале прыжка.
— Что-то произошло! — прокричал Дункан. Он увидел непривычный страх во взгляде Ньюна; мри что-то крикнул ему: нужно было что-то сделать с Мелеин — и убежал.
Чувства дусов затопляли каюту. Все вокруг снова начало таять и покрываться рябью; желудок судорожно сжался, словно Стэн падал с огромной высоты, чтобы разбиться насмерть. Дункан прирос к своему месту, всей душой желая потерять сознание, и не в силах сделать этого. Каюта растаяла.
Появилась вновь.
Звонок по-прежнему не умолкал, и деформация началась в третий раз. Тело дуса рядом излучало ужас. Дункан закричал, разжал пальцы и упал среди животных, слившись с ними в единое целое: звериный разум, звериные чувства и звон. Рябь возникла вновь и вновь утихла… и еще раз… и еще… и еще.
Дункан ощутил под собой твердый пол и окунулся в свет, такие чужие после бездн, которые он прошел.
Он закричал и почувствовал тепло устроившихся рядом дусов, чье удовольствие после всего происшедшего показалось ему непостижимым.
Они помогли ему удержаться. Слившись с ним воедино, они помогли ему пройти все это. На какое-то время Стэн забыл о том, что он человек, и позволил им проникнуть в себя. Рука потянулась, чтобы обнять мощную шею, получая в ответ тепло и удовольствие. Но внезапно, осознав, что он принял их, Стэн выругался и оттолкнул животных. Дусы отодвинулись, и он снова стал самим собой.
Человек, который лежал с дусами, мало чем отличался от них.
Он рывком поднялся на ноги и, шатаясь, направился к двери. Но когда он схватился за ручку, его ноги подкосились, а пальцы оказались слишком слабыми, чтобы удержать ее. Ему показалось, что пол — это стена, и желудок попытался вывернуться, но сил не было даже на это, и Дункан помрачнел.
Он упал навзничь, по-прежнему оставаясь в сознании и желая, чтобы его стошнило — но сил на это не было. Он еще некоторое время лежал, с трудом стараясь отдышаться, и дусы забились в дальний угол, подальше от него, посылая ему лишь собственный страх.
- Предыдущая
- 33/65
- Следующая
