Одинокие сердца (ЛП) - "Savva" - Страница 24

— Довольно, — над головой неожиданно прозвучал знакомый баритон, и сильные руки подняли её с могилы.

— Люциус, — прошептала Гермиона, изо всех сил прильнув к нему.

«Вот он — тёплый, настоящий, живой!»

Эта близость в тот же миг наполнила её жизнь смыслом. Сейчас, крепко прижатая к его груди, она обрела утешение и покой, которых так долго и, казалось, безнадёжно ждала. Больше не имело смысла спорить с собой и бороться с ним. Гермионе было хорошо сейчас. Вдыхая исходящий от Люциуса аромат дорогого одеколона и оживая под защитой его объятий, она только позволила сердцу успокоиться, как вдруг услышала ещё один знакомый голос:

— Убери руки, Малфой, — и сразу же почувствовала, что Люциус ещё крепче прижимает её к себе.

— Гарри, что ты здесь делаешь?

Обернувшись, Гермиона увидела, что её буквально насквозь прожигают зелёные, горящие праведной яростью глаза Гарри Поттера.

— Я везде тебя искал. Думал, может, тебе после суда нужна поддержка друга, но теперь вижу, что ты уже нашла и поддержку, и… друга. Ты ведь говорила, что между вами всё кончено!

Взгляд его полыхал осуждением, а голос поднимался всё выше, по мере того как росло разочарование.

— Я прекрасно помню, что говорила, Гарри, — прошептала Гермиона.

Она отчаянно пыталась подобрать слова, чтобы объяснить происходящее. Слова, которые помогли бы другу понять её.

— Гарри, я…

Спокойный голос прервал её.

— Думаю, твои опасения неуместны, а присутствие совершенно излишне, Поттер. Предлагаю тебе поступить разумно: попрощаться и оставить подругу в покое. Как ты мог заметить, о миссис Уизли есть кому позаботиться.

Гарри сжал кулаки и с явным неодобрением, ядом сочившимся из каждого слова, произнёс:

— Что ты творишь, Гермиона? Совсем с ума сошла?

Она лишь медленно покачала головой и прошептала:

— Прости меня, Гарри. Давай поговорим позже. А сейчас я очень устала, — и снова уткнулась лицом в грудь Люциуса.

В следующую же секунду она почувствовала, как их затягивает воронка аппарации.

Среда, 28 сентября. Раннее утро. Малфой-Мэнор

Люциус Малфой открыл глаза и увидел на подушке перед собой пышную гриву вьющихся каштановых локонов. Мягкое соблазнительное тело мирно покоилось в его объятьях: Гермиона всё ещё спала.

Вчера она была настолько вымотана переживаниями, что уснула прежде, чем эльф принёс чай. Единственное, что Люциус смог сделать — подарить ей тепло и покой, прижав к груди и согрев собственным телом. Конечно, он-то надеялся совсем на другую близость этой ночью… Зато сейчас она лежала рядом, в его объятиях, и Малфой был полон оптимизма. Он надеялся, что Гермиона проснётся отдохнувшей, полной сил и желания. Тихий вздох объявил о её пробуждении, спустя минуту глаза цвета дикого мёда нашли его, и она ласково улыбнулась.

Люциус мягко протянул:

— Доброе утро, — после чего продолжил наблюдать за Гермионой, отчётливо вспоминая то злополучное утро двухмесячной давности, когда они расстались.

Она улыбнулась еще радостней и ответила:

— Доброе утро, — нежно проследив кончиками пальцев линию его подбородка.

Дальнейшего приглашения не потребовалось. Переполненный желанием, он накинулся с поцелуями на губы Гермионы, и она ответила с той же страстью, запустив пальцы в ухоженные, гладкие волосы и прижимаясь к нему всем телом. В нетерпении Люциус резким движением скинул шёлковые простыни, укрывавшие их.

— Наконец-то, ведьма, наконец-то! — выдохнул он.

Его губы и руки ласкали податливое тело, не оставляя без внимания ни дюйма бархатистой кожи.

— Как ты могла столь долго мучить меня? Ведь всё это время я с ума сходил, желая быть с тобой рядом!

В ответ она лишь простонала что-то, пытаясь ещё сильней вжаться в него, стать единым целым.

Влюбленные потерялись друг в друге, и комнату наполнила музыка низкого шёпота Люциуса и тихих стонов Гермионы.

— Такая вкусная… Такая сочная, — тихо бормотал он, касаясь тонкой, полупрозрачной кожи губами. — Хочу попробовать тебя на вкус… Откройся, Гермиона, позволь вкусить твоей сладости. Ты вызываешь во мне неутолимый голод… Я жажду тебя… Доверься мне, милая… Откройся для меня…

Его рот настойчиво продвигался всё ниже, лаская желанное тело. И его мягкие уговоры возымели успех: Гермиона раскрыла для него бёдра. Однако во всех её движениях чувствовалась необычная неуверенность, а щёки покрыл нежный румянец. В замешательстве Люциус взглянул на неё, и застенчивое выражение карих глаз всё ему объяснило. Ведьма была молода, и, видимо, покойный муж не успел осилить этот конкретный навык. Издав низкий смешок, он прошептал:

— Не волнуйся, мой маленький книжный червь. Я научу тебя всему.

Горящим взглядом Люциус медленно обласкал тело Гермионы, и она ощутила, как обнажённую кожу опаляет огонь неукротимого желания.

— Всему, — повторил он, — что знаю сам… — и склонился между стройных бёдер.

У неё перехватило дыхание, и она покорилась неистовому напору…

Практическое занятие оказалось довольно продолжительным, хотя чему тут удивляться: Гермиона всегда тянулась к новым знаниям, а Люциуса отличала готовность делиться опытом.

Позже, чрезвычайно довольный и удовлетворённый, наслаждаясь приятной истомой, он подумал, что утро действительно закончилось… идеально. Голос Гермионы, мягкий и расслабленный после интимной близости, вырвал его из полудрёмы:

— Хм, в комнате что-то изменилось… Цвет… Ты поменял цвет?

— Я решил заново покрасить стены.

Люциус лениво накручивал на палец упругий локон шоколадного цвета.

— Да, теперь я вижу, — Гермиона внимательно изучила комнату и, обернувшись, посмотрела на него сияющими, словно нагретый на солнце янтарь, глазами.

— Для слизеринца ты выбрал странную цветовую палитру.

— Хотелось вокруг чего-то янтарного и шоколадного… — в бездонных серых омутах мерцали тёплые опаловые крапинки, когда он тихо признался: — Я так скучал по тебе…

У Гермионы перехватило дыхание. Не в силах оторвать взгляда от губ, произнёсших это откровение, она, как заворожённая, медленно склонялась всё ниже и ниже…

Увы, в следующую секунду где-то в поместье пробили часы, и она, придя в себя, вскрикнула:

— Который час? Чёрт! Я опаздываю! О, Мерлин, я жутко опаздываю на работу! Мне пора бежать!

Она попыталась выскочить из постели, однако Люциус, тут же заключивший её в крепкие объятья, не позволил этого сделать.

— Ш-ш-ш, ты никуда не опоздала. Отдыхай, Гермиона. На работе тебя никто не ждёт. Ни сегодня, ни следующие четыре дня. Вчера я взял на себя смелость отправить в Министерство сову. Так что, дорогая, до понедельника можешь наслаждаться столь необходимым в твоём положении отдыхом.

На губах его заиграла самодовольная усмешка.

— Прошу прощения… ЧТО ты сделал?

Внезапно изменившийся тон голоса и подозрительный взгляд не предвещали ничего хорошего, и Малфой нахмурился.

— Это невероятно! Кто тебе разрешил совать свой длинный аристократичный нос в мою работу, Люциус? Отвечай! Потому что я точно знаю, что я тебе такого права не давала… — возмущённо выкрикивая всю эту чепуху, Гермиона одновременно старалась вывернуться из сильных рук.

Не обращая внимания на её попытки освободиться, Малфой всё крепче прижимал бунтарку к себе, пока та совершенно не выбилась из сил и не затихла.

— Ш-ш-ш… Что я сделал плохого, Гермиона?.. Ты устала, ослабла и в таком состоянии просто не способна работать полноценно. Вот я и организовал для тебя небольшой отпуск. Именно так поступают любящие и заботливые мужчины, не так ли? — бормотал он, одновременно нежно целуя и покусывая кожу шеи. — И, кроме того, разве мог я отказаться от возможности безраздельно владеть тобой целых пять дней, милая? Прости, но это оказалось сильней меня.

Прерывисто вздохнув, Гермиона сдалась и склонила голову, предоставляя ему больший простор для ласк.

— Никогда больше так не делай, — пробормотала она, без особой, впрочем, убеждённости.