Замужем за олигархом - Лобановская Ирина Игоревна - Страница 10

— Нёма, что такое ты рассказываешь ребенку? — вмешалась тетя Бела. — Это все не для детских ушей.

Дядя сурово глянул на нее, и тетя сразу умолкла. Потом он оценивающе оглядел Мишу:

— Он не ребенок. Пусть привыкает к жизни и познает ее во всех подробностях. Чем раньше, тем лучше. Брат долго потом лечил Митюшу, потратил уйму денег на врачей, залез в долги… У мальчика были даже смещены позвонки. Сломано два зуба. И все время болели уши.

— Чай, кофе? — спросила тетя Бела.

— Чай, — отозвался дядя, и тетя вышла. — Знаешь, Мишук, я когда-то в молодости мечтал найти способ своеобразного уединения, ухода от мира с его жестокостью и нелепостью. Возможно, у нас действительно страна глухих, но никак не немых. Все обожают потрепаться да посплетничать. И на монахов никто тоже не походит… Да, никто, — задумчиво повторил дядя. — Поэтому каких только ярлыков на окружающих не понавешают… Сколько лет прошло с тех пор, как я понял, что ничего у меня не получится? — Дядя на мгновение задумался. — Не помню… А малыша Денисика привела домой три года назад незнакомая женщина. Она встретила Дени на рынке, где тот довольно ловко лазил по чужим карманам. Дама, оказавшаяся сотрудником милиции, сначала решила, что Денисик вообще беспризорник. А что еще можно было подумать? Хотя мальчик был прекрасно одет. Дени страдал клептоманией и рос совершенно уличным ребенком: родители-дипломаты жили все время за рубежом, а бабушка, актриса на пенсии, справиться с малышом не могла. Он, правда, и по сей день продолжает приворовывать, но благодаря стараниям и усилиям все той же милицейской дамы, оказавшейся весьма заботливой, и школы — там замечательная дирекция — его кражи стали большой редкостью и почти не доставляют малышу радости. Понял, нет?

Миша растерянно вертел в руках мандарин.

— Не так чтобы очень, не очень чтоб так, — признался он. — Очень сложно сформулировать…

— Да ну их, эти формулировки! Зачем они тебе? Для чего постоянно пытаться все объяснять? Четкость вредна своей категоричностью и безусловностью. А самой большой неточностью отличаются наиболее четкие, на первый взгляд, чуть ли не программные определения. И как чудесна приблизительность и нелогичность! — неожиданно заключил дядя Наум.

— Не исключено… — пробормотал совершенно замороченный Миша.

Дядя вновь улыбнулся:

— Ты скоро пообтешешься здесь. Не грусти…

На следующий день Михаил опять заявился в школу раньше всех. Он боялся идти вместе со всеми, с этой галдящей, опасно двигающейся, непредсказуемой толпой. Такой чужой и страшной… Вообще шумная, жадная, непрерывная суета московского бытия Мишу раздражала. Люди ходили здесь так быстро, точно их срочно вызвали куда-то и они спешили, боясь опоздать к сроку.

Рано утром школа еще дремала, готовясь к будущим урокам, дракам на переменах и конфликтам в учительской. Умудренное жизнью старое школьное здание было готово ко всему. Так же, как теперь Миша.

Он осторожно, бочком вошел в школу, робко раскланялся с охранником и почти на цыпочках поднялся по лестнице на третий этаж. Подошел к своему классу, уже собираясь открыть дверь, и вдруг услышал где-то неподалеку тихие звуки музыки. Михаил постоял в недоумении, а потом нерешительно двинулся по коридору на эти звуки.

Оказалось, что это из-за соседней двери… И там не орала какая-нибудь рок-группа, а звучало что-то негромкое, мелодичное. Вальс, подумал Миша. Но музыка чем-то мешала ему. И одновременно манила к себе и зазывала. Он смущенно потоптался на месте, но, увидев в конце коридора фигуру какой-то учительницы и боясь суровых вопросов: «Что ты тут делаешь? Почему топчешься под дверью?» — испуганно и торопливо рывком открыл дверь и вошел. Возле доски отрешенно кружилась маленькая, почти игрушечная девушка-статуэтка, положив узкую бледную ладонь на плечо партнера. Девушка не заметила вошедшего — она вообще никого не видела. Она только слышала музыку. Рядом играл плеер. Растерявшийся Миша постоял немного и заторопился уйти. В коридоре он тотчас наткнулся на Митеньку. Очевидно, светлый мальчик тоже приходил в школу ни свет ни заря.

— Каждый день у вас так? — поинтересовался Миша, кивнув на музыкальный класс.

Митенька хмыкнул, чарующе улыбнулся и потупил синие очи.

— Почти…

— А почему вальс умеют танцевать? Кружок бального танца открыли?

— Да никто сначала не умел. Дашка всех научила. Пришла и научила.

— А Дашка — это кто? — осторожно спросил Миша.

— Дочка станционного смотрителя, — четко прозвучало в ответ.

— Не понял… Кто?

Смеется фарфоровый мальчик, что ли? Нет, он с привычной манерной застенчивостью вновь опустил длиннющие ресницы.

— Дочка станционного смотрителя. — Митенька явно не шутил. — Объясняю как тупому! У Пушкина звалась Дуней. Родилась на свет, чтобы улаживать конфликты. Всех вздорных ребят теперь выводим на нее — действует безотказно. Вообще она у нас подрядилась и в школьную газету — информашки строит. У нас очень интересная своя газета выходит. Я тебе покажу. А Дарья тебе понравилась, на минуточку? С первого взгляда чего-то в душе завелось? Познакомить? Але! Да что ты, подруга, все время спишь на ходу?

Миша сделал вид, что не расслышал вопросов. Даша… Красивое имя. И пишет, наверное, хорошо. И учится тоже… И танцует здорово… А главное — характер. Ни у одной из встреченных им до сих пор девушек такого не было. Какие уж там Дуни! Сплошные сватьи бабы Бабарихи. Девчонки в родном Калязине напропалую матерились, не желая ни в чем отставать от парней, уже в седьмом классе, а то и раньше, начинали курить, пробовали водку… Жуть фиолетовая… Разве в Москве они другие? Или светлый мальчик обманул Мишу насчет Даши? Он ведь такой скользкий, непонятный тип…

Правда, раньше калязинские девушки попросту ошеломляли и ослепляли подросшего Мишу, пусть не слишком умело подкрашенные, зато с немалым вкусом раздетые. Почти голые даже зимой, они нехотя делали некоторую уступку климатическим условиям и небрежно накидывали на плечики недорогие шубки и пальтишки, подметавшие при каждом шаге грязные заплеванные полы и собиравшие уличные окурки. Девицы охотно прижимались к любому мужчине где угодно: на лестницах, в подъездах, в магазинах. Похоже, они готовы были отдаться первому, кто поманил бы пальцем: просто из любви к искусству. Впрочем, действительно ли об искусстве здесь шла речь? Проверять не хотелось.

Соседка по двору Леночка Игнатьева с выпирающими из-под облегающей маечки сиськами и в чисто условной юбчонке как-то подошла к Михаилу в коридоре на перемене.

— Почему ты все один да один? — капризно протянула она тоненьким голоском. — У Матониной в субботу пьянка — день рождения. Приглашаем! Придешь?

— Исключено! — сухо и решительно отказался Миша. — Я занимаюсь.

— Не читай столько книжечек с бабушкой, «ботаном» станешь! — доброжелательно посоветовала Леночка. — Так жить нельзя! Ты плохо кончишь! Приходи, Каховский! — почти приказала бесцеремонная Леночка. В ее голосе прозвучали ненавистные для Миши командирские интонации. — Выпьем! Потанцуем! Развлечемся!

Михаил никуда не пошел. Но с тех пор Леночка, имеющая о такте достаточно смутные представления, называла Мишу не иначе как медведь.

— Эй, косолапый! Имя долго себе выбирал? — развязно кричала она при встречах и заставляла мучительно краснеть от громогласного напоминания о кривых ногах и неправильной походке. — Ты чего меня так боишься? Я по жизни девственниками не интересуюсь! А вот тебе уже пора всерьез задуматься о своем невеселом будущем, недотепа! Или мечтаешь умереть целкой?

Насчет невеселого будущего Леночка как в воду глядела, но Миша дружескому совету не внял и о грядущем не побеспокоился.

Митенька безучастно улыбнулся, но синие его очи почему-то стали прохладными и даже неприятно застывшими. Он опустил нежную льняную голову и ласково погладил Мишу по тонкой руке, глядя искоса, но внимательно. Миша отшатнулся. Снова начинается вчерашнее представление?! Ох и достали его уже новые одноклассники! В один момент! Успели всего за один день!