Честь Белого Волка - Белянин Андрей Олегович - Страница 31

Но, хотя позёмка и заносит следы, мы чётко видели две неглубокие рытвины от сапожек Даны, словно рельсы, по которым её увозили вдаль.

— Я прав, эта тварь устала и едва волочит добычу.

— Держись крепче, — стиснув зубы, попросил Центурион и ринулся вперёд.

— Таки я тоже в деле. — Резвая андалузка понеслась было за ним, и только Эд сохранил трезвый разум, не прельстившись азартом погони.

Кудрявый бог выхватил боевой топор, на скаку с размаху врезав по неприметному сугробу слева. Алая кровь фонтаном брызнула вверх, но один из инеистых уже был обезглавлен. Трое оставшихся гигантов преградили нам дорогу.

— Засада, — догадался я.

Хотя, можно подумать, для кого-то здесь это неожиданность? Какого северного мха? Мы даже любим засады, в них куда интереснее драться!

Центурион, не сбавляя шага, грудью ударил в грудь инеистого великана. Тот пошатнулся и на миг потерял бдительность, что дало мне воз­мож­ность, дотянувшись, первым рубануть мечом. Так себе размах, да и сил было немного, но тяжёлое, отточенное до остроты бритвы лезвие перерубило ему сонную артерию.

Мы уже вставали на дыбы для разворота, когда великан схватился за шею, ещё даже не понимая, что для него всё кончено. Я сумел на секундочку отвлечь второго, пока Эд, спрыгнув с седла, подрубил колени третьему. В общем и целом инеистые сумели задержать нас минуты на две короткого боя, не больше.

След всё же был вполне читаемым, но ни баньши, ни похищенной дампир в белом мареве не виделось. Наши кони отважно несли нас сквозь летящий в лицо снег, пока не стало ясно: следы уводят нас прямо в никуда. Или правильнее — в большой сугроб.

Эдакая белая гора максимум на две головы выше Центуриона, скорее даже пригорок, у которого след обрывался так резко, словно его стёрли.

— Куда теперь? — тяжело поводя боками, спросил мой конь.

И, пока я собирался с ответом, северный бог с боевым кличем берсерков направил Ребекку прямо лбом в стену. Один миг, и их не стало. Ровная стена нетронутого снега.

— Не понял? — Центурион повернул голову, недоумённо уставившись на меня.

Я тоже ничего не понял, холод притуплял движение мысли, а жар недавней схватки быстро переходил в плохо контролируемый озноб. Неприятные ощущения, но за Гранями всегда так. Брр...

— Ладно, не истери, разберёмся. Берём разбег и с маху летим в этот же сугроб.

— От слова «гроб». А если мы разобьёмся?

— Тебе не всё ли равно? — искренне удивился я, заглядывая ему в глаза. — Раз там прошли Эд и Ребекка, имеем ли мы право отступить? Нет! А сдохнуть, как они? Да! Ибо это правильно, достойно и благородно, не так ли?

— У всех хозяева как хозяева, а у меня псих какой-то.

— Поговори мне тут! — успел грозно рявкнуть я, когда мой чёрный конь, зажмурившись, с разбегу бросился на снежную гору. Позднее мне подумалось, что это мог быть портал. Очень похоже, согласитесь...

Мы с Центурионом пролетели куда-то внутрь словно в полусне. И попали в очень тёмный коридор, довольно высокий и широкий, где могли бы пройти в ряд трое всадников, не касаясь друг друга стременами. Чёрный болтун мощно втянул воздух трепещущими ноздрями, как пограничная овчарка.

— Ребекка, не останавливаясь, унесла твоего приятеля вперёд. Он тоже не был против. Как ты выражаешься, его колбасило от предвкушения охоты на кого-то там.

— Арьян влетела сюда же? — перебил я.

Верный конь снова обнюхал всё по периметру и удовлетворённо кивнул.

— Да, они все тут! Я запомнил их запах. В конце концов, теория эволюции Дарвина утверж­да­ет, что собаки, волки, гиены, шакалы, лошади и ослы произошли от одного общего предка. Грех не воспользоваться семейными ценностями.

Центурион опустил морду и, жадно принюхиваясь, уверенно пошёл по коридору вперёд. Я без малейших сомнений ослабил поводья, полностью вверяя ему свою жизнь. Во-первых, он явно лучше видит дорогу, а во-вторых, бежать и отступать всё равно некуда, и в-третьих, я же не идиот оставаться здесь один-одинёшенек? По факту даже умирать в компании веселее. Викинги неоднократно это доказывали.

Высота потолка позволяла мне растянуться на спине Центуриона, а он сам шёл вперёд, отлично ориентируясь в темноте и чутко принюхиваясь ко всем запахам. Я абсолютно доверял ему, ибо эта четвероногая скотина могла быть капризной, вредной, обидчивой, сонной, не в настроении, то есть всякой, но... никогда неблагодарной!

Чёрный конь всегда помнил, чем по большому счёту он мне обязан, и вёл себя соответственно. Почти всегда. Исключая те редкие случаи, когда был чрезмерно занят своей книгой и весь окружающий мир его попросту не интересовал. А сейчас чёрный жеребец со всей возможной осторожностью вёз меня по широкому, практически не освещённому проходу куда-то вниз.

— Помнится, в прошлый раз мы так же блуждали подземными коридорами, — на ходу бормотал мой многофунк­цио­наль­ный конь. — Правда, тогда мы бегали от карликов, но сейчас тут цвергами и не пахнет. Кстати, жаль. Я почти привык к этим маленьким греховодникам. Или пакостникам. Или как бы их ещё так обозвать в литературной питерской манере?

Я даже не спрашивал, с чего он это взял. Наверное, за всё то время, пока меня трепала горячка, Хельга тайком проносила ему в конюшню не только книги, но ещё и аудиозапи­си на современном носителе. Дисциплина рухнула в пыль, устав службы повержен, все правила развеяны в прах, вот только не надо меня уверять, что именно так пробивает себе дорогу всё новое и прогрессивное.

— Ставр, там что-то блестит, — резко тормознул Центурион, настороженно втягивая ноздрями холодный воздух.

Я пригляделся, мрак был уже не так глубок, мне казалось, что откуда-то издалека лился призрачный свет. Получается, мы куда-то доехали. Мороз стал совсем лютым, или меня знобило, да и какая разница, понятно же, что под землёй должно быть холоднее, чем на поверхности. Я толкнул пятками коня.

Центурион стоял насмерть, как легионы Рима.

— Не-э, сам иди.

— В смысле?

— Запахи пропали, — нервно фыркнул чёрный гигант лошадиного племени. — Там нет ни Ребекки, ни твоего родственника Эда, ни Даны, ни даже рыдающей курицы, никого. Тебе не кажется это странным?

Я тяжело, с хрипом выдохнул, сползая с седла.

— Друг мой непарнокопытный...

— Ты хрипишь. Болезнь ещё не отпустила?

— Не важно. — Я постучал себя кулаком в грудь. — Сейчас мне гораздо интереснее, что у нас там впереди. Раз уж нас сюда непонятно какой египетской силой занесло, то неужели повернём назад из-за каких-то запахов?

— Которых нет!

— Тем более. Ты со мной?

— Угу, нашёл дурака.

— Значит, позади меня?

— Естественно, — подтвердил он. — Когда я тебя бросал?

Это верно. При всех выше озвученных минусах его непростого характера в любом бою этот философствующий зануда вставал за меня горой!

Скорее Грани расплавились бы под напором лучей весеннего солнышка, чем Центурион бросил своего всадника, господина и друга. Поэтому мы на миг стукнулись лбами, я положил ладонь на рукоять меча и храбро пошёл вперёд, а мой верный конь дышал ячменным теплом мне в затылок.

Сияние приближалось. Через сотню метров из-за поворота открылся вход в большую пещеру с высоким полусводчатым потолком явно не природного, а искусственного происхождения. Пол был выложен чёрными плитами, на первый взгляд из полированного гранита. Но нет, судя по характерному звону под каблуком, это скорее лёд. Только чёрный как смоль и твёрдый как камень.

Свет лился со стен, бледно-голубой, но довольно яркий, и в его сиянии чётко читалась жутковатая картина. Совершено голый, очень красивый мужчина лежит лицом вверх на чёрном камне, испещрённом красными древнескандинавскими рунами. Его руки и ноги скованы белым металлом, возможно, серебром или полированной сталью.

Над ним, словно изваяние, нависает медная змея, с языка которой что-то капает. Черноволосая женщина в простых одеждах держит в руках каменную чашу, стараясь ловить эти капли, чтоб они не попали на тело несчаст­но­го.