Янтарное имя - Мазова Наталия Михайловна - Страница 3

Но, как водится, холодно было сердце прекрасной девы, и ни одному из тех, кто стал жертвой ее чар, не отвечала она взаимностью. Многие упрекали ее за это, но она отвечала: «Что могу я поделать? Сердцу не прикажешь. И не петь я тоже не могу, вся моя жизнь – в моих песнях….»

И так жила она, окруженная теми, кому дарил радость ее голос, и сама не знала печали…. Не знала, пока не явился в Зеленые Леса один из сыновей короля Сумеречной земли, красавец и великий маг. Но никакая магия не уберегла его от чар, что навевала своим голосом Поющая.

«Беги, скройся из этих земель,» – говорили ему, – «пока не зашло слишком далеко твое помрачение! Ибо полюбивший эту женщину обречен на безответные страдания.» «Пусть так,» – отвечал маг, – «но я уже не мыслю жизни без нее. Так или иначе, но не уйду я, не попытавшись растопить лед и согреть камень!»

И поначалу казалось, что удача сопутствует ему – Поющая принимала его знаки внимания с большой благосклонностью. Но не любовь двигала ею, ей всего лишь было лестно иметь такую власть над одним из лучших, кого когда-либо рождали матери лаилей….

Настал день, когда гость из Сумеречной земли преклонил колено перед Поющей и, замирая, спросил: «Согласна ли ты стать моей женой, о прекраснейшая из лаилле?» И услышал в ответ:

«Лучше тебе забыть меня, мой друг. Быть твоей женой – великая честь, но я не люблю тебя, а сердцу не прикажешь!»

В отчаянии покинул маг Зеленые Леса и долго скитался по свету, пытаясь забыть красавицу с ледяным сердцем – но где бы он ни был, всюду сияли перед ним необыкновенные глаза и звучал дивный голос, и ни в бою, ни в плену, ни на вершине торжества не мог он вырвать из сердца Поющую.

И в один из дней, изнемогая от бессилия, достал он колдовской хрустальный шар, желая видеть ее – и увидел, что и тень печали не омрачает ее лица, и как прежде, поет она, слыша во всем мире лишь себя….

– Так будь же ты проклята! – воскликнул маг в гневе. – Отныне не будет больше у тебя этой власти над лаилями и смертными, и ни один, услыхавший тебя, не скажет более, что ты умеешь петь! И лишь тот, кто ответит любовью на ТВОЮ любовь, услышит твой голос таким, каким слышал его я!

Сказал – и стало по слову его, ибо дарована была ему власть над многими силами мироздания…. И скоро, очень скоро изведала горький вкус одиночества та, которую прежде называли Поющей.

Дальше рассказывают разное. Но почти все сходятся на том, что и до сей поры скитается по мирозданию несчастная, ища, с кем разделить любовь, и любит она, и любят ее, вот только никогда это не совпадает, и даже сама она успела позабыть, как когда-то были покорны ее голосу силы стихий и сердца людей.

Того же, кого полюбит, она рано или поздно начинает ненавидеть – за то, что не пожелал стать избавителем! – и тогда незавидна делается судьба его….

Однако жители Опалии, слушая такие рассказы, только посмеиваются – они-то знают, как все было на самом деле!..

– Эй, добрые люди, подходите, не стесняйтесь! Все-все вам расскажу – и что было, и что будет!

Звучный голос гадалки, грузной, но энергичной женщины лет пятидесяти, без труда покрывал разноголосицу большой весенней ярмарки. Под тентом из выцветшей ткани в клетку стояли три больших чаши с песком – белым, желтым и черным – и огромное блюдо из красной обожженной глины. Вокруг всего этого хозяйства суетился помощник гадалки, мальчишка лет двенадцати – скорее внук, чем сын. Сама прорицательница, в черном свободном платье, расшитом золотыми треугольниками, как-то очень несолидно покачивалась на раскладном стульчике, который чудом не разваливался под ее немалым весом.

– Дева, дева, не проходи мимо! Неужели не хочешь на жениха погадать?

– Ну давайте, – тоненькая миловидная девушка в одежде пастухов предгорий опустилась на корточки перед гадалкой. – Что, выйду ли я замуж этой осенью, и кто ко мне посватается?

Привлеченный зрелищем, Гинтабар присоединился к толпе, окружавшей ворожею, и стал смотреть, как мальчишка, получив от девушки монетку, по очереди набирает по две горсти песка из каждого чана и ту, что в правой руке, бросает на блюдо резким движением, а ту, что в левой, сыплет тонкой струйкой, зажмурив глаза….

Гадалка наклонилась над блюдом – как стульчик под ней не опрокинется, оставалось совершенно непостижимым. Протянула над песком ладони с растопыренными пальцами, тоже закрыла глаза и начала легко поводить руками…. и, повинуясь текущей с них непонятной силе, песок задвигался, потек и начал сам собой складываться в странный асимметричный узор. Девушка следила за движением песка, совершенно очарованная этой картиной. Наконец гадалка резко встряхнула руками и открыла глаза.

– Ну-ка, ну-ка, посмотрим, чего у нас там вышло…. Так, моя красавица, видишь эту дугу и под ней три палочки?

– Вижу, – завороженно ответила девушка.

– Дуга эта – месяц Арки, и посватаются к тебе трое в этот месяц. О первом и говорить не будем – палочка короткая, значит, и жених нестоящий. А вот вторая…. Две палочки белые, а эта желтая – выделяешь ты его из иных прочих…. Любишь, небось?

Есть у тебя тот, кого ты любишь?

– Не совсем люблю, – девушка скромно опустила ресницы. – Так…. смотрю часто. Выделять – так кто ж его не выделяет, красивый он, и на лошади скачет – одно загляденье….

– Это хорошо, что не любишь, – бесцеремонно перебила ее гадалка. – Ненадежный он – видишь, палочка нечеткая, как бы размытая? И доверять ему не стоит, красивому твоему. Знаю я таких – нагулявшись, женится, да и после женитьбы ни одного подола не пропустит. Ты ему откажи, как ни лестно, ты третьего дождись. Вон, словно венчик у него над головой, он и есть твой суженый. Если сейчас и не замечаешь, так после свадьбы оценишь, он того стоит, ты уж поверь старой толстой Сатрэнне!

Гинтабар смотрел на это представление, а в душе у него вызревала странная мысль….

Уже больше месяца находился он в этом мире. Поначалу и не торопился его покидать, зная, что по Закону Цели всегда сумеет прийти, куда и когда нужно. Тем более что говорили в этой стране, именуемой Силлек, на каком-то диалекте Языка Служения, освоить который не составило никакого труда. Впрочем, и классический дайрэн аовэллин тут понимали, хотя считали, что говорят так где-то далеко на юго-западе. Он не спорил – с юга, так с юга. Тем более что и волосы у него были соответствующие – светлые, сильно вьющиеся, с обычным для его родины, но редким в этих землях медовым отливом….

На первый взгляд мир казался вполне обыкновенным и даже скучноватым, но Гинтабар быстро понял, что почти во всех своих проявлениях мир этот тонко и, главное, неявно приправлен магией. На осторожные расспросы по поводу странного замка он получил ответ, что жила там давным-давно не то колдунья, не то вообще Нездешняя, но уже лет двести как сгинула (произнося это слово, любой из говорящих обязательно поднимал палец вверх – о! – и делал многозначительное лицо). А что там творится сейчас, так этого мирные жители не знали, и знать не желали, и ему не рекомендовали….

Постепенно им овладевала тревога. Он устал играть в кошки мышки со здешней непростотой, когда самые обычные вещи ни с того ни с сего начинают казаться причудливо-странными. И неотвязной болью колотился в виски вопрос: КАКОВО ЖЕ МОЕ НАРЕЧЕННОЕ ИМЯ? Он прекрасно помнил все – кроме этого, и с каждым днем это беспокоило сильнее и сильнее.

В один прекрасный день он сделал попытку уйти в родной мир по Закону Цели – и холодея от ужаса, понял, что не может. Ни в свой родной, ни в какой иной – ткань мироздания, раньше легко разрывавшаяся по его слову и желанию, теперь попросту не реагировала на него. При этом он четко осознавал, что не утратил ничего из своих сил и способностей мотальца – прочитал ведь он вывеску трактира в первом же селении, никогда доселе не видав таких письмен…. И сразу же понял, еще не говоря с людьми, что Силлек расположен в южном полушарии, и потому здесь чем севернее, тем теплее….

Но если дело не в нем – тогда в чем же?