Черный Легион (ЛП) - Дембски-Боуден Аарон - Страница 27

Мальчик, – приветствовал он меня.

Я уже сотни лет не был «мальчиком» для Ашур-Кая – дни моей юности в роли подмастерья уже давно прошли – однако Токугра не обращался ко мне никак иначе.

Нагваль зарычал на ворона. Два демонических фамильяра яростно воззрились друг на друга со звериной неприязнью, а затем, как и всегда, ворон взлетел и перебрался подальше от сородича по варпу.

Командная палуба бурлила от тяжело дышащих тел и орущих голосов. Основная активность была сосредоточена вокруг возвышения, где располагался пустующий трон Абаддона. Воины выкрикивали обвинения и опровержения, требовали друг от друга ответов, а от остальных – внимания к своим словам.

– Держись рядом со мной, – велел я Мориане и пропустил это же распоряжение сквозь разумы стерегущих ее рубрикаторов.

В самом центре зала мы прошли под Ультио, Анамнезис. Та изящно повернулась в бледно-лазурной жидкости в своей суспензорной емкости. Она являла собой спокойное око бури, сохраняя безмятежность в своем амниотическом убежище посреди кричащей толпы. Когнитивные кабели, вьющиеся между ее головой и аппаратурой поверх жизнеобеспечивающей темницы, слегка покачивались в искусственной внутриутробной жидкости, образуя змеящийся плюмаж, в котором каждая рукотворная змея разносила ее мысли по рецепторным системам корабля. Жидкость была чистой, ее постоянно фильтровали и насыщали питательными веществами гудящие машины, встроенные в основание высокой стеклянной цистерны.

Она неотрывно глядела перед собой, вообще едва ли видя посредством собственных глаз. Ее зрение было рассредоточено по многим тысячам орудийных камер и корпусных провидческих систем, установленных на зубчатых стенах «Мстительного духа». Когда она говорила, ее рот шевелился, однако в искусственной жидкости не возникало пузырей. Слова произносились по всему мостику голосом, отчасти напоминавшим ее речь до погружения.

Сестра, – передал я ей.

– Эзекиль, – сказала она, и вокс-горгульи из черного камня на стропилах зала перекрыли шум массы. – Искандар, Телемахон и Амураэль вернулись.

При жизни она была Итзарой, юной женщиной с Тизки. В смерти она сперва стала Анамнезис – машинным духом в сердце боевого корабля «Тлалок» – а затем, обретя силу и личность посредством слияния с новым носителем, превратилась в Ультио, сердце «Мстительного духа». Она была самим кораблем, и его корпус служил продолжением ее телу. Его броня покрывала ее кожу, его плазменные реакторы были ее органами.

Она крутанула рукой в жидкости своей гробницы-колыбели. Это было не совсем приветствие. В ее мыслях непрерывно обрабатывались траектории, высчитывались повреждения и низко резонировало восприятие людей на борту управляемого ею корабля. Слишком долгое соприкосновение с разумом такого типа вызывало боль. Он был слишком нечеловеческим.

Абаддон наблюдал с возвышения, где стоял его трон, хотя сам считал командирское кресло немногим более чем декорацией и садился на него лишь в те моменты, когда принимал посланников или просителей из других группировок.

Я еще не успел добраться до трона, когда меня перехватил Саргон. Как и все мы, он был облачен в черненый керамит, только украшенный изодранными свитками, которые я не имел никакого желания читать. Монашеский стихарь, который он носил поверх потрепанного боевого доспеха, был изрешечен и разодран в сражении, а кропотливо выписанные тушью надписи уродовали опаленные дыры.

Он выглядел юным, чуть старше инициата Легиона. Гладкая кожа обладала смуглым оттенком, типичным для тех, кто родился и вырос в Городе Серых Цветов на давно сгинувшей пустынной планете Колхида. Еще задолго до нашей с ним встречи у него уже не было голосовых связок, которых он якобы лишился из-за перерезанного горла во время Осады Императорского Дворца. Несколько лет он полагался исключительно на жесты боевых знаков Легионес Астартес и пользовался своими незамысловатыми психическими силами, чтобы говорить устами любых находящихся рядом трупов.

Со временем эта необходимость сохранилась, но изменился способ. Его наплечники были преображены варпом: с брони щерились рогатые демонические морды из биокерамита, исходившие кровавой слюной и периодически хлеставшие по воздуху чрезмерно длинными языками. Именно посредством этих лиц, гортанные голоса которых звучали в унисон, он и изъяснялся.

– Искандар, – произнесли лица. Ни одно из них не смотрело на меня – по непостижимым причинам глаза обоих были закрыты витками цепей. Они облизывали клыки, что-то чирикая себе под нос в промежутках между словами.

– Саргон, – приветствовал я его. – Что здесь происходит?

– Месть, – сказал он, ведя меня дальше. – Если судить по этому безумию, у Богов есть чувство юмора. Половина наших флотилий еле вернулась к месту сбора. Каждый капитан и военачальник приносит одни и те же вести – сопротивление Легиона. Организованное сопротивление Легиона. Тагус Даравек принял твое последнее покушение на его жизнь близко к сердцу.

Я промолчал, не желая снова говорить о моей неудаче.

– Тебе следовало его убить, Хайон, – сохраняя спокойное выражение на своем молодом лице, Саргон схватил воющую самку зверочеловека за загривок и отшвырнул ее с дороги. Ее сородичи по стаду рассыпались прочь с нашего пути. – Хуже того, – продолжил Саргон, – он расправился с Пастью Бога Войны и Вопящим Маскарадом. Леорвин обвиняет Заиду. Заиду обвиняет Леорвина.

Возможности ответить мне не представилось. Он, не глядя, сшиб в сторону тыльной стороной руки еще одного из экипажа. Сервитор повалился на соседей, и мы вместе протолкнулись через толпу туда, где вокруг возвышения Абаддона собралась большая часть Эзекариона в окружении десятков своих воинов. Здесь окутывающее зал ощущение болезненного поражения достигло апогея.

Заиду и Леор стояли лицом к лицу перед перелаивающимися группами их людей. Заиду, украшавший себя черепами на цепях, был когтистым уродом с повадками птицы. Лезвия на ногах скребли пласталевый пол под ним. Турбины у него на спине взвизгивали, набирая мощность от его ядовитых мыслей. Каждое его движение было внезапным рывком или подергиванием, что усугубляло источаемую им ауру хищной энергии.

Из его обтекаемого шлема исходил трескучий хриплый смех:

– Твои слова, Огненный Кулак, они детское хныканье.

– Не называй меня Огненным Кулаком, – на темном лице Леора, сшитом из лоскутов, показались ряды блестящих металлических зубов. Его била дрожь – признак не страха, а физиологического кощунства и простой потребности в крови. Гвозди вгрызались в его мозг, и он силился сохранить контроль над собой.

Заиду ухитрялся одновременно хихикать и рычать, что выдавало мутацию его горла:

– Твои слова, – повторил он, – они блеяние слабого.

Леор взревел, брызжа слюной с металлических зубов.

– Я потерял людей из-за трусости этой твари, – он направил свой цепной топор на Заиду, однако слова адресовались Абаддону. – По вине этой гарпии мы проиграли бой. Эзекиль, позволь мне убить его.