Гранит науки и немного любви - Романовская Ольга - Страница 44

Из щели тянуло холодом. Одета я была легко – лето же, климат жаркий, поэтому к мурашкам от магии добавились мурашки от холода.

Сплюнув через левое плечо, протиснулась в щель и огляделась.

Огромный зал, посредине которого, как в сказке, – гроб. Только не чёрный, а белый. На подставке с львиными мордами. Как называется такая штука, не знаю, но уж точно не стол и не козлы.

Помимо гроба в зале было много зеркал. И тут мне икнулось: я в них отражалась. Проверила, глянув, если тень на полу – нет. То есть я невидима, но только не для зеркал?

Пол устилали блестящие чёрные плиты. Казалось, будто иду по льду, и боялась поскользнуться. То и дело останавливалась, прислушивалась – но зловещая тишина не думала сменяться топотом ног.

Таинственное нечто, что излучало чары, я не видела, но точно знала, где оно – под гробом. И мне предстояло туда заглянуть… Нет, не под гроб, а в него, чтобы убедиться, что он не пуст.

Уж не знаю, что меня остановило, но в последний момент передумала. Сняла шляпку и на вытянутой руке поднесла к крышке.

Гроб полыхнул синим, не обжигавшим пламенем, и едва не утащил меня в свои недра вместе со шляпкой. Будто водоворот или болотная трясина, засасывающая жертву. Сила невероятная, пришлось отчаянно бороться за свою конечность.

Увы, среагировать молча на такой поворот дела не смогла: вскрикнула. Не истошно, но достаточно, чтобы нарушить хрупкую тишину. Имеющий уши да услышит.

Засуетилась, словно мышь при виде тапка, отчаянно пытаясь найти, куда же спрятаться. Под гроб? Ага, прямо в пасть дракона. Там такие сильные чары, что разорвёт – и ничего не останется. Несомненно, та штучка и подпитывает ловушку.

Кажется, я поняла, каким образом принесут в жертву тех тридцать несчастных: банально заставят заглянуть в гроб. Но, если есть фальшивое обиталище тела, то где-то есть и настоящее. Неплохо бы его найти и схорониться рядом с чужими косточками – тут уж не до фырканья и жеманства, не попасться бы.

Не заботясь о том, сколько шума произвожу, рванула к гробу, обогнула его и юркнула к единственной стене без зеркал. Памятуя о том, что во всех старых домах есть потайные ходы и фальшивые перегородки, начала искать рычажок. Экономя время, нажимала на панели не только руками, но и ногами, плечами, филейной частью. Чуть-чуть не успела…

Дверь распахнулась, и я сделала первое, что пришло в голову, – рухнула на пол. По идее, может пронести, если вошедшие будут смотреть прямо, а не под ноги. Лежу у незеркальной стены, справа, вроде, окна, тоже амальгамы не наблюдается, только вот своё отражения я всё-таки вижу. И это гадко до тролльей отрыжки.

Вошли двое. Оба – послушники. Первым делом глянули на гроб, направились к нему. Чувствуется, что из старых, ещё златорцев: бритые затылки, татуировки с мечом… Нажав на одну из львиных голов, они отодвинули гроб в сторону, открыв зияющий провал. Что там, я не видела и, честно, видеть не желала.

Возникла шальная мысль: по-пластунски добраться до двери, благо пол мою невидимость поддерживал, но остановила мысль о том, что копошащийся тёмный силуэт в зеркале скорее привлечёт внимание, нежели неподвижный.

Нащупала приколотую Ксержиком булавку под одеждой и погладила. Очень-очень хотелось воссоединения с отцом, даже на шее бы у него повисла. Но человек желает, а судьба скалит зубы.

– Глянь, что там такое? – один из послушников напрягся и, недоумённо потерев глаза, ткнул пальцем в мою сторону.

– Где? Я ничего не вижу.

– Да там, у стены. Странно, я тоже теперь не вижу. А в зеркале есть.

– Наверное, от бесовой магии рассудок мутится, – пожал плечами второй послушник, низкорослый и коренастый. – Прочти молитву Бархусу и посыпь нечистого святой пыльцой.

Правильно, я – иллюзия, проделки беса, тьфу, магии! На пыльцу согласна: можешь хоть зарыть. Просто нос зажму – и всё.

Но на мою беду послушник оказался ответственным и решил проверить.

Полог невидимости и некромантские чары – несомненно, вещи качественные, только прозрачной и бестелесной меня не делают. Поэтому не произошло ничего удивительного, когда нога мужчины наткнулась на мой живот. Нет, не поддал, просто упёрся в препятствие.

Туфли всегда были моим излюбленным оружием, и применила я его, не дожидаясь, пока меня сграбастают и отдадут на перевоспитание святым отцам. Тяжеловато будет объяснить, как дурочка, ничегошеньки не знающая про магию, смогла ей воспользоваться. Или позволила зачаровать себя. Учитывая, что мой фантом здесь же, в замке, и не разрушился – иначе тут такой переполох случился бы, – убедительно солгать не получится.

Послушник взвыл от боли, а я ящеркой метнулось между его ног к выходу. Дверь не затворили, прорвусь. Только вот отпускать меня не желали: второй послушник сообразил, что товарища ударила вовсе не нечистая сила, а какое-то существо, принялся это существо ловить. Спасало то, что я всё ещё оставалась невидимой, а постоянно смотреть в зеркало он не мог.

Игра в салки утомляла и становилась опасной. Убежать от одного – положим, можно, а от двух? Первый послушник очухался и теперь принимал активное участие в забаве.

Поганцы пытались взять меня в клещи, оттеснить к стене, желательно зеркальной, и скрутить белы рученьки. И с каждой минутой у них это выходило всё успешнее…

С кислой улыбкой вспомнив утешение всех женщин о спящей ведьме внутри и: «В ярости я страшная», пошла в атаку. Каблуки острые, если в глаз попаду или в шею, то точно обезврежу. А что, есть другой выход? Взяла бы нож – был бы…

Исхитрилась болезненно ударить по плечу низкорослого, но попалась в руки второго. Отреагировала мгновенно: зубы, туфли, ноги. Вы за Бархуса, я – за саму себя.

Не заботясь о том, сколько деталей женского туалета оставлю в цепких пальцах – тряпки же, а не кожа, наживём другие, – рванулась к двери. Мой стремительный полёт прервали через пару мгновений, грубо заставив проехаться носом по полу. Кажется, даже кровь пошла – так я приложилась. Спасибо, ничего не сломала.

Послушники смеялись и злорадно живописали, как обрадуются святые отцы ведьме. Заверяли, что я как раз вовремя, что поспела на самое торжество… А я, словно кошка, отчаянно цеплялась пальцами за гладкие плиты пола. Были бы когти – скрежетала бы, оставляя бороздки.

Треклятое любопытство! Знала ведь, что от него кошка сдохла!

И тут послушники почему-то меня отпустили и во все глаза уставились на дырку в полу, образованную отъехавшим гробом. Я тоже посмотрела и ойкнула: над ней парил дух! Самый настоящий, напоминавший сгусток пара.

С залом начало твориться что-то не то: всё пришло в движение, пол заходил ходуном, постепенно опускаясь, а стена без зеркал отъехала, показав винтовую лестницу.

– Допрыгалась! – иронично шепнули мне в ухо, без спросу подхватили в охапку и потащили к лестнице. Я не сопротивлялась, гадая, как некромант умудряется держаться на ногах, когда всё вокруг качается.

Мельком глянула на послушников: отбивают лбы об пол, вообразив, что им явился Бархус. Но я-то знала, чьих это рук дело.

Оставив меня сидеть в безопасном месте, Ксержик обрёл видимость (ну да, в зеркалах он отражался, но смазано) и направился к послушникам. Моральным я его поступок назвать не могла, хотя умом понимала, что так и надо.

Нет свидетелей – нет проблем. Нет трупов свидетелей – проблем ещё меньше.

Однако некромант поступил иначе, нежели я предполагала. Жутко. Никогда ещё не видела магии смерти и, признаться, больше не хочу видеть.

Он обездвижил их едва заметной, серебрящейся сетью, и снял цепочку с амулетом. Камень тут же налился кровью. Багряные лучи пронзили послушников, лица их исказила гримаса боли. Прошла минута – и брызнула кровь.

Меня чуть не вырвало. Отвернулась и для верности закрыла глаза рукой. Когда решилась обернуться, увидела, что амулет уже вновь на шее Ксержика. Перед ним стояли послушники с остекленевшим взглядом. Ходячие трупы.

Вот тебе и любитель шоколадных конфет…