Источник Шиюна - Черри Кэролайн Дженис - Страница 15
- Предыдущая
- 15/59
- Следующая
— Где Рох? — спросил он.
— Я не знаю. Действительно не знаю. Он ничего не сказал. Просто уехал.
Вейни смотрел на нее, взвешивая ее ответ, и она отвернулась от него, словно ей не нравилось выражение его лица.
— Иди спать, — наконец неожиданно сказал он и поднялся, тем не менее посматривая назад, чтобы быть уверенным, что она не убежит. Но Джиран осталась на месте.
Он сидел на камне возле костра так, чтобы видеть ее. Некоторое время она продолжала смотреть на него сквозь языки пламени. Затем резко отвернулась и закуталась в плащ. А он сложил руки на рукоятке Подменыша, опершись на нее, и весь его мир был перевернут тем, что она сказала ему. Он понимал ее расположение к Роху, даже несмотря на то, что был для нее чужаком. Он знал манеры своего кузена, тот путь, которым он овладевал сердцами тех, кто с ним встречался. Точно так же Рох однажды расположил к себе и его, несмотря на все другие свои недостатки. Было больно знать, что этот человек не изменился, сохранив свою былую мягкость и честность, все благородство, какое было в нем. Ведь это была лишь иллюзия. Душа Роха не могла выжить. Моргейн уверяла его в этом — значит, это было так. Можешь вернуть это ему, — сказала Моргейн, вооружая его.
Он думал об этой ее встрече с Рохом, и другой ночной кошмар вернулся к нему. Двор в Моридже. Блеск клинков, смерть брата, в которой он был виноват. Разрушить, осквернить этим клинком дом, в котором от Роха осталось лишь лицо и голос — вот что ожидало его, к чему он должен был себя готовить. О небеса, думал он, и болезнь вновь возвращалась к нему. Это всего лишь его внешность.
Девочка сказала: он был добр ко мне, он ушел ничего не взяв, даже того, в чем нуждался. Но в кваджле не могло быть никакой доброты, в кваджле, который ради собственной жизни забрал жизнь Роха. Ничто так не просто и человечно, как доброта. Высокорожденный воин, лорд, не унизился до воровства даже при великой нужде. Это не было характерной чертой кваджла, который лгал, убивал и воровал три поколения подряд. Великодушие и щедрость были ему неведомы. Это был не кваджл. Это были манеры самого кайя Роха, более доброго, чем практичного, в жилах которого текла кровь, которую оба они разделили. Это был сам Рох.
— Вейни, — услышал он шепот и с замирающим сердцем повернулся к темной фигуре, даже будучи уверен, что это всего лишь Моргейн. Он немного испугался того, что не заметил ее движения, хотя она и была приемной кайя и двигалась очень тихо, но больше всего его беспокоили те мысли, во время которых она подошла к нему. И то, что он нарушил клятву, в то время как она верила ему. На мгновение он почувствовал, что она изучает его. А затем, пожав плечами, она села у огня.
— Мне вовсе не хочется спать, — сказала она.
Страдание и неприязнь — вот что мешало ему разговаривать с ней. Ее глаза встретились с его глазами, вызывая в нем страх. Она была способна к иррациональному. Зная это, он все же оставался с ней и вспоминал: он не единственный, кто шел на это. На ее совести было куда больше крови друзей, чем врагов. Она убивала больше тех, кто разделял с ней хлеб, чем тех, кому желала смерти. Рох был одним из этих последних, кто таким образом пересек ее путь — и он был достоин жалости. Вейни подумал о Рохе и о самом себе и вдруг ощутил как бы огромное расстояние между собой и Моргейн.
Он выкинул Роха из головы.
— Мы отправляемся в путь? — спросил он ее.
Это было рискованно, и он знал это, поскольку в нынешнем настроении Моргейн могла ухватиться за эту мысль. Он видел, что это очень соблазняет ее. Но поскольку это предложение исходило от него, она должна была ответить разумно.
— Мы выезжаем рано утром, — сказала она, — иди, отдыхай.
Он был рад этому прощению, зная ее состояние сейчас, и глаза его болели от усталости. Он взял меч в руки и передал ей, радуясь, что избавляется от него, чувствуя, что ее страдание было как бы сосредоточено в этом мече. Может быть, подумал он, это и мешало ей сейчас спать. Держа меч, она наклонилась к огню, устраиваясь поудобнее.
— Все было спокойно, — сказал он.
— Хорошо, — ответила она и перед тем, как он встал на ноги, спросила: — Вейни?
— Да?
Он опять опустился на свое место, желая и не желая разделить ее мысли.
— Ты веришь тому, что она сказала?
Значит, она слышала все, что происходило. Он почувствовал раздражение, пытаясь вспомнить, о чем говорил вслух, а что сдержал в своем сердце. Он взглянул на Джиран, которая спокойно спала или же притворялась.
— Я думаю, что это было правдой, — сказал он. — Она слишком невинна для нас, для того, что нас заботит. Мне кажется, лучше отпустить ее утром.
— А я думаю, что она будет в большей безопасности в нашей компании, — ответила Моргейн.
— Нет, — запротестовал он. Ему в голову пришли мысли, которые он не отваживался высказать вслух, болезненные мысли, которые напоминали, что их обществе не может быть безопасной ни для кого.
— Но для нас так будет лучше, — ответила она стальным голосом, не допускающим возражений.
— Да, — с трудом произнес он, ощущая какую-то пустоту и плохое предчувствие. Ему трудно было дышать.
— Пойди отдохни, — сказала Моргейн.
Вейни удалился от огня в поисках того теплого местечка, которое она только что покинула. Когда он лег среди их утвари и укрылся жестким одеялом, каждый мускул его дрожал от напряжения.
Ему хотелось, чтобы дочь Эла убежала, когда они будут ехать вместе, или, еще лучше, чтобы они потерялись в тумане и никогда бы не встретились. Он перевернулся на другой бок и уставился в слепую тьму, вспоминая дом и другие леса, зная, что теперь находится в ссылке, из которой возврата нет.
Все Врата, ведущие назад, были запечатаны. И идти отсюда можно было только дальше вперед. «И теперь его судьба такова, — думал он со все возрастающей тревогой, — что он никогда не узнает, куда же они идут». Висящее у него на поясе оружие, Моргейн и украденный эндарский конь — вот все, что было здесь от того мира, который он знал. И был еще Рох, и этот ребенок, который принес с собой дурные предчувствия о мире, которого он знать не хотел. Это был теперь его собственный груз — Джиран, дочь Эла. И он сожалел о том мгновении, когда подловил ее на дороге, чего она могла бы избежать, если бы пошла другим путем.
— Вейни, — он проснулся от прикосновения руки Моргейн к его руке, пробуждаясь от сна более глубокого, чем он того желал. — Приготовь лошадей, — сказала она.
Ветер дул свирепо, качая ветви над головой, развевая в темноте ее волшебные волосы.
— Уже скоро рассвет. Я позволила тебе спать по возможности подольше, но погода заставляет нас двигаться.
Он невнятно забормотал в ответ, поднимаясь и протирая глаза. Когда он взглянул на небо, то увидел на севере, за безжизненными деревьями, вспышки молний. Ветер холодно дул сквозь листья. Моргейн уже свернула их одеяла и упаковывала их. Ему нужно было затушить огонь и отыскать тропинку с холма, среди каменных развалин, через узкие проходы, а затем опять подняться сюда так, чтобы лошади тоже могли пройти. Лошади заволновались при его приближении, уже встревоженные погодой. Но Сиптах узнал его, и он нежно погладил коня. Серый Сиптах был более благородный конь, чем его собственный эндарский. Он взял за поводья серого и домашнего пони Джиран и повел их назад тем путем, которым спускался из руин. Джиран уже проснулась. Он увидел ее стоящей у огня и подошел к ней, чтобы спросить о чем-нибудь, но Моргейн перебила его, забирая поводья лошадей.
— Я подержу их, — сказала она резко, — сходи за своим.
Он колебался, глядя через плечо на испуганное лицо Джиран, и почувствовал глубокое волнение от того, что оставил ее на попечение Моргейн. Но не было ни времени, ни права на споры. Он повернулся и опять углубился в тень, делая то, что обязан был делать, и не зная, что ожидать от непредсказуемой Моргейн.
Наступал рассвет. Он легко отыскал своего коня в сумерках, которые уже почти рассеялись, несмотря на то, что клубящиеся тучи заметно заглушали солнечный свет. Он отвязал лошадь, быстро взнуздал ее и, закинув повод на спину, быстро перевел через ручей и опять вверх, к руинам.
- Предыдущая
- 15/59
- Следующая
