Попадос (СИ) - "Inndiliya" - Страница 5

— Благодарю вас, мистер Кайрино, уже намного лучше. А ретроградная амнезия на потомство никак не повлияет.

За столом наступила тишина и только звякнула упавшая вилка, которую выронил папа.

Бляяяядь! Ли! Когда ж ты заткнешься, сцук! Опять ляпнула, не подумав.

— Да, да. Биллиатт прав. Амнезия — предмет плохо изученный и может случиться с кем угодно. Память — дело наживное. Ничего страшного, вместе вы постепенно вспомните. Главное — не торопить события. Ну, или создадите свою общую память, память своей семьи. — Доктор стал распоэзиваться о своем предмете, внося в наш разговор много медицинских терминов. — Иногда память может возвращаться кусками, иногда зацепится за знакомый предмет — и вуаля — всплывают картинки, слова, вещи, и целые пласты памяти восстанавливаются одномоментно.

Папа положил руку на предплечье сидящего по левую руку от него доктора. — Кэр, дорогой, у меня от этих медицинских терминов начинает болеть голова, прошу тебя, давай не за столом, а то ты отобьешь аппетит у наших гостей.

— Прошу меня простить, — доктор приложил обе руки к груди, — профессиональная деформация. У нас в провинции так редко бывают гости, что я просто отучился прилично вести себя за столом.

— Лиатт, солнышко, может, ты немного помузицируешь нам, дорогой, — решил соблюсти правила приличия папа, с ласковым прищуром посмотрев на меня через стол.

Йообанаврот! Приплыли. Я и музыка — вещи несовместимые. Было дело, пробовала когда-то на гитаре играть. Еще в студенчестве освоила шесть кубиков и бряцала шансон. Но так это сколько лет прошло… И здесь другие инструменты.

— Лиатт, пожалуйста, — и папа провел широким жестом, рукой указывая мне на темный инструмент, похожий на рояль, стоявший у стены.

Я поднялся и на подгибающихся ногах подошел к… дэррео, так, кажется, его называли.

Так. Открыть крышку. Ютить-колотить! Клавишей до ибениматери. Это тебе не кнопочку в душе нажать…

Оглянулась и затравленным взглядом окинула сидящих за столом мужчин.

Выдох. Вдох. Закрыть глаза. Положить руки на клавиши. Отпустить мозг в свободное плавание.

Медитирую. Моя любимая мелодия… Ла-ла-лалалай… Моя любимая мелодия…

Но, увы. Здесь была только я, Лиана, и этот чертов инопланетный инструмент.

Я произвольно нажала несколько клавиш, в последней надежде вызвать память тела, но вызвала только стон инструмента. Тоскливые печальные звуки стали последней каплей, и я разрыдалась, упав головой на скрещенные руки, на блямкнувшие клавиши, и сорвалась с места, убегая в свою комнату. Истерика, а это была она, очень неприглядное зрелище, чтобы демонстрировать ее всем.

====== 4. ======

Я влетела в свою комнату, забралась на стул с ногами, сжавшись в комок, и рыдала так надрывно, так сильно, так горестно, оплакивая свою неудавшуюся жизнь, неизвестное будущее, всю эту гребаную ловушку, в которую попала неизвестно за какие прегрешения, что не услышала шагов Мэда, пока он не схватил за волосы у шеи, накрутив их на руку и приподнимая лицо кверху.

— Ах ты несчастный рыжий тоу… Такой бедненький… Такой маленький… Такой сладенький… — саркастично говорил он, крепко держа меня за пряди и разглядывая мое лицо нечитаемым взглядом.

Я всхлипывала дрожащими губами, рвано выдыхая, шмыгала носом, вытирала рукавом текущие сопли и никак не могла остановить эту шарманку. Завод у истерики все не кончался и не кончался. Дергая головой, крупно вздрагивая всем телом, я начала подвывать мужским голосом, чувствуя всю пиздецовость ситуации. Понимая, что контроль утерян и не могу остановиться, злилась еще больше, что добавляло драматизма и потоки слез. Да у этого омеги внутри целое озеро Байкал из слёз, что ли? Откуда они берутся?

Меня пробрал смех, и вдобавок к этому слёзно-сопливому трешу я начала смеяться, неотрывно глядя в глаз моему будущему мужу, трясясь, как припадочная, и хватаясь за заболевший живот двумя руками. Из носа предательски надулась булька и звонко лопнула, повиснув ниточкой.

— Аааааыыыыыы, — взвыла я, трясясь, вытирая мокрым рукавом нос, чувствуя к себе отвращение и желание провалиться сквозь землю.

— Заканчивай этот балаган, — тихо, но жестко произнес Мэд, приблизив свое лицо к моему вплотную.

Представляю, что он сейчас видит — расплывшееся от слез красное лицо, раздувшийся, натертый нос, вместо губ две расползшиеся сардельки…

Но внезапно он прикрыл глаз, принюхиваясь, и провел носом у меня за ухом, слабо застонав на выдохе.

Мэд резко выпрямился, подняв меня со стула, крепко прижав к себе, и обхватил мои трясущиеся губы своими.

Тело продолжало трястись, стенать и извергать Байкал глазами, остаточное явление в виде смеха все еще потряхивало меня, но что-то неуловимо изменилось.

Горячие губы пробовали меня на вкус, я смотрела в зажмуренный глаз Мэда, а тело как-то странно стало выкручивать наизнанку, как будто оно старалось вытолкнуть наружу через грудину что-то яркое, теплое, красивое, как цветок.

Это еще чтозанах????

И тут я впервые почувствовала отторжение. Почувствовала, что это не мое тело. И никогда не было моим. Внутри находилась я, а тело — оболочка — было чужим, и совершенно не реагировало на меня, зато реагировало на этого пирата.

Да, целовался он хорошо, вкусно, нежно, даже без языка, и поцелуй не был чем-то интимным, но тело… Если бы Мэд не держал меня за затылок одной рукой, а второй не вдавливал в себя, ухватив за спину, то я бы откинула голову, подставляя шею, и сползла бы по нему желейной аморфной массой, даже не пробуя цепляться ложноножками, вначале на пол, а потом — в глубокий обморок.

Это какая-то магия? Я целовалась с разными мужиками. И даже с девушкой один раз, но это… это была вершина всех поцелуев. Причем я, Лиана, почувствовала свой возраст на все свои тридцать пять прожитых лет, и никак, совсем никак не могла повлиять на эту тушку, расплывшуюся в руках одноглазого проныры медузой. Даже пальцем не могла пошевелить.

Это меня испугало до усрачки. Может, и хорошо, что я телом не владею, а то еще наделала бы делов от такого поцелуя, вцепившись ногами за талию женишка. Как будто мало мне бульки из носа…

И когда Мэд открыл глаз и оторвался от меня, напоследок проведя носом по скуле и втягивая мой запах, у меня на лице было написано такое удивление, что он не удержался и хмыкнул, мол «ну как я тебе? хорош? то-то же! знай наших».

Мэд опустил меня на стул, отнюдь не нежно, а я все не могла оторвать охуевшего в третьей степени взгляда от его лица.

— Ну что, тоу, успокоился? — хрипло поинтересовался он, все так же пристально разглядывая меня.

— Ты что сейчас сделал? Это магия? Ты колдовал? — с испугом в голосе спросила у него. «Чем черт не шутит? — подумала я. — Если бывают беременные мужики, может, у них и магия водится».

— Ты серьезно? — он цепко и коротко вгляделся в мое лицо, и, не заметив там насмешки или подвоха, завел глаз вверх, показывая крайнюю степень раздражения.

— У кого-то скоро течка, и этот кто-то даже не целовался ни разу? — На его лице возникло задумчивое выражение, меняющееся на скептическое, а затем на недоверчивое.

— Спасибо, что остановил истерику, — все еще сжавшись на стуле и даже не пытаясь встать на непослушные ноги, поблагодарила его. — Мы неправильно начали наше общение, и я хотел бы с тобой поговорить начистоту.

— И правда, память потерял. Забыл уже мои слова, на чем я вертел твои советы и оправдания? — и он невзначай поправил бугорок в штанах.

Ну, как, бугорок… Примерно как палочка копченой колбасы у него лежала в штанах. На килограмм так…

— Эй-эй! — Мэд пощелкал у меня перед глазами пальцами, приводя в сознание и заставляя оторвать взгляд от этой сюрреалистической картины, и указательным пальцем приподнял мою челюсть, захлопывая рот.

Я медленно-медленно подняла на него остекленевший взгляд, заливаясь краской по самую макушку, тяжело сглатывая и вжимаясь спиной в стул, сползла по нему как можно ниже, рискуя свалиться на пол.