Попадос (СИ) - "Inndiliya" - Страница 10

— Позвольте вам не позволить, — ровно сказала я. — Расскажите лучше, — я собралась отвлечь его от кормежки, потому что мне действительно было неприятно и реально страшно от его нахождения в такой близи от меня, мало ли, что ему опять в голову взбредет? О чем же его спросить? Мысли мелькали кавалькадой… Если спросить про его бизнес, подумает, что замахиваюсь на его деньги. А если задать вопрос о любимом досуге? Вполне себе светский разговор… — Расскажите о том, как вы любите проводить свободное время.

— Светская болтовня? Ну что же. Но только в обмен на ваше согласие съесть все, что я предложу. Идёт?

Меня очень пугала такая перемена в его поведении. Резкие перепады от ненависти к страсти, от бешенства к светской беседе. Может, он наркоман?

Вспомнив, что решила его не бесить, и мне необходимо съесть как можно больше, чтобы набраться сил, решила совместить приятное с полезным, раз уж выбора другого не было, качнула головой и мило улыбнулась… лся.

Мэд странно моргнул, увидев мою улыбку.

Раз пошла такая пьянка, надо усыпить его подозрительность и побыть милым мальчиком. Тем более, после съеденного накатило умиротворение, разморенность и сонливость.

Мэд снова поднес наколотый овощ на вилке к моим губам, я аккуратно открыла рот и сняла с вилки предложенное, вежливо и светски жуя, как в лучших домах ЛондОна и Парижа.

— Ну что же. Пока вы едите, я буду рассказывать вам все, что вас интересует, лорд Лау.

Свободного времени у меня никогда не бывает, поэтому я не умею отдыхать. А те короткие перерывы, что появляются между работой, — он наколол что-то похожее по форме на маленькую зеленую кукурузку и поднес ко рту, — заполняю чтением книг.

Я старалась не смотреть в его глаз, не закреплять связь взглядов, мельком поглядывая на его полные губы, прямой нос, широкие брови.

— Я не люблю ходить по магазинам, в основном заказываю товары через виеко.

Он ненадолго прерывался, подавая мне очередной кусочек, задерживая взгляд на моих губах. И неспешно продолжал дальше, поглядывая на выражение моего лица.

— Еще я люблю купаться, но не загорать.

Я опустила взгляд на поднос и с удивлением заметила, что половину блюд он мне скормил незаметно и не торопясь.

— Вы позволите вопрос? — поднося кусочек очередного неизвестного, но сытного блюда, вежливо спросил он.

— Пожалуйста, мистер Кайрино. Я весь внимание, — снова улыбнулся я, глядя ему в лицо.

Эта светская болтовня, которая могла бы быть настоящей, а не искусственной, действовала на меня очень странно. Если бы я не знала, каким он может быть, то сейчас ни за что бы не заподозрила в нем садиста и насильника.

Радовало, что на мои улыбки он реагировал. Но как-то странно. Еще бы понять, что именно он думал при этом — можно было бы воспользоваться этим знанием на благо спасения. Но увы. Мысли я читать не умела, и психологом не была.

— Скажите, лорд Лау, раз уж пошел такой интересный разговор. Я ни разу не заметил страха или брезгливости на вашем лице при взгляде на мой покалеченный глаз или шрамы. Удивление, ненависть, презрение, любопытство, но и только. Так вот ответьте — я действительно не противен вам, лорд Лау? — и он отвел прядь волос, постоянно спадающую на повязку на глазу, внимательно считывая мою реакцию.

Комплекс неполноценности? Ну надо же! Святые белочки, как бы не ляпнуть лишнего…

Я подняла взгляд на Мэда и оглядела его лицо. В глаза бросились ребристые полосочки, оставленные на лбу мокасином, и я не смогла сдержать улыбки, хмыкнув и коротко рассмеявшись.

Мэд опустил руку, лицо его напряглось, губы поджались. Черт-черт-черт. Сейчас он подумает, что я смеюсь над его уродством… А ведь мы только установили нейтралитет!!!

— Простите! Не сдержался! — мой мальчиковый голос помогал мне вслух называть себя мальчиком. Но внутри себя я слышала девчачий голос, поэтому отказаться от своей сущности и перестать называть себя в женском роде не представлялось никакой возможности.

Я протянула руку, отведя непослушную прядь с его лба, и коснулась волнистых красных полосок. — А вам к лицу мои мокасины. — И улыбнулась на пробу.

Интересно — озвереет? Или ему не чуждо чувство юмора и он умеет посмеяться над собой?

Да, я рисковала. Да к черту все! Два раза не помирать, а один не миновать!

Мэд неожиданно раскатисто и громко рассмеялся, перехватив мою руку и, прижимая к губам, поцеловал запястье.

По венам от поцелуя как будто бы пустили ток и рука моя неожиданно дернулась, но Мэд плотнее охватил кисть, не выпуская ее. Провел носом по ладони, вдыхая мой запах.

С ним творилось что-то странное.

Крылья носа трепетали, губы мелко задрожали, он начал сладко прижмуривать свой глаз, лицо поплыло…

«Превращается!» — поняла я.

Представив себе оскаленную морду волка у своего лица, я затряслась, как осиновый лист, и скороговоркой произнесла, пока не случилось непоправимое:

— Есливысобираетесьпревращатьсяотойдитеотменяпожалуйстаявасбоюююююсь!!!

Мэд уставился на меня остекленевшим взглядом, осмысливая произнесенную фразу, потом посмотрел на зазвеневшую посуду на подносе, на мои трясущиеся коленки, перевел взгляд на дрожащие губы.

Я представила, как вытягивается его лицо, формируя волчий оскал, как сквозь мясо волной вылезает густая шерсть, и взвизгнула по-девчачьи, отшатываясь и вжимаясь в подушку.

У меня всегда было живое воображение, поэтому я ужастики не любила. Смотрела, конечно, но не любила. Спать с включенным светом и шугаться своей тени — то еще удовольствие.

Громкий раскатистый смех напугал меня еще больше и я взвизгнула еще раз, прикрываясь свободной рукой в локте.

Отсмеявшись, Мэд спросил: — Вы серьезно? Какое же вы еще дитя! Как в вас совмещается взрослый ум и детское воображение?

Опустив руку и с подозрением глядя, как он водит пальцем по моей ладошке, я медленно успокаивалась. Мне хотелось протараторить то, что и так было известно всем моим знакомым — мне в душе восемнадцать лет, я на них себя и чувствую, невзирая на свои тридцать пять и жизненный опыт. Слава ктулху, что не выпалила все это ему в лицо, а подумала про себя.

Мэд облизал губы и с усилием перевел взгляд на поднос.

— Еще? — предложил он, указывая взглядом на еду.

— Благодарю вас, я наелся.

— Значит, время десерта, — уверенно, не принимая возражений, произнес он и, отпустив мою руку, подхватил одной рукой какую-то вазочку с лимонно-желтой взбитой субстанцией, а второй взял маленькую ложечку.

— Попробуйте юрри. Ваш повар приготовил его по моему личному рецепту и он сегодня удался невероятно вкусным. — Он зачерпнул десерт ложечкой и поднес ко рту, улыбаясь.

Я лизнул угощение, вытянув язык, и проглатывая, мазнул десертом по губам.

— Ммм! Действительно вкусно! Со вкусом апельсина! — проговорилась я. Вряд ли у них здесь водятся апельсины. — Еще! — надо было как-то уводить в сторону от своего ляпа разговор.

Мэд тяжело сглотнул, и поднес еще одну порцию. Я вытянула язык как можно дальше и медленно начала слизывать кончиком лакомство, сознательно отвлекая его, стреляя в него глазками и смущенно опуская взгляд в ложку.

Он велся, как ребенок. Открывал и закрывал рот. Стискивал губы. Дыхание потяжелело.

А что, раз я должна предоставить утром, в день свадьбы, свою девственность, то он меня не тронет, очень уж много он положил на алтарь герцогства, чтобы сейчас все разрушить одним трахом. А чувствовать свою власть над этим грозным и мрачным пиратом очень сладко поглаживало меня мягкой лапкой по тем ранам, что он мне нанес своими словами.

— Не дразни меня, мальчик, — глухо произнес он и, мазнув по моим губам сладким апельсиновым муссом, взял одной рукой за подбородок и, приблизившись, начал слизывать сладость.

Я замерла сусликом, сжав коленки, прижимая дернувшийся член, стараясь утихомирить сбившееся дыхание и зачастившее сердце.

— Ты опять хочешь показать, как у нас могло бы быть? — горько вырвалось у меня, когда он отстранился, чтобы поставить поднос на пол.