Взять хотя бы меня - Кэмерон Джулия - Страница 12

Вытащив из подвала пишущую машинку, я вновь начала сочинять рассказы. Я пыталась забыться в хитросплетениях сюжета, но реальная жизнь все время вторгалась в воображаемую. Что, если мама права и Мартин действительно посчитал меня «бракованной»? Пожалуй, настолько драматичный сюжетный поворот я не смогла бы выдумать ни в одной из своих новелл. Прошел день – телефон молчал. Потом еще один день, и еще. К тому времени я уже плохо спала и почти не ела. Пыталась напомнить себе, какими настоящими были наши отношения, – но память подводила, подсовывая размытые, призрачные картинки.

– Вспомни, какой уверенной ты тогда себя чувствовала, – приказывала я себе. – На это и рассчитывай.

Видя мои терзания, мама еще сильнее начинала меня жалеть.

– Может, попробуешь снова писать? – порой спрашивала она.

– Попробую. Думаю, получится.

– Я дам знать, если тебе позвонят.

– Спасибо, мам. Не переживай, он позвонит.

Минуло десять с лишним дней, когда Мартин наконец позвонил. Он скучал по мне. Извинялся, что дела так надолго его задержали, зато теперь шумиха улеглась. Когда я могу прилететь к нему? Через двадцать четыре часа я уже была на пути в Лос-Анджелес. Мартин встретил меня в аэропорту, в своих неизменных синих джинсах и черной футболке, за рулем темно-красного «Лотус-Илан». Машина походила на туфлю-переросток. С трудом запихнув в нее весь мой багаж, мы поехали по холмам «домой», под льющиеся из динамиков звуки «Зигги Стардаст» Дэвида Боуи.

«Домом» оказался особняк в испанском стиле, приютившийся на Малхолланд-драйв; оттуда открывался вид на долину Сан-Фернандо. К дому прилагались маленькая симпатичная лужайка перед окнами и аккуратный, ухоженный задний двор. Двери в особняке оказались стеклянными, раздвижными: ощущение, что живешь прямо среди кактусов. На первом этаже – огромная гостиная, столовая, комната отдыха и кухня с устроенным прямо за ней кинозалом. На втором – три большие спальни. Стены и потолок в главной спальне были вручную расписаны в цвета заката: их оттенки точь-в-точь совпадали с теми, что появлялись на экране в фильме «Алиса здесь больше не живет». Особняк мне понравился. Хотелось только добавить розарий перед окнами и яркие цветные клумбы по периметру двора.

«Таксиста» снимали в Нью-Йорке, но монтаж и остальной постпродакшн делали в Бербанке. По утрам Мартин вскакивал и уезжал на студию, где и пропадал в монтажной почти весь день. Я оставалась дома и писала, глядя на долину, раскинувшуюся за стеклянными дверьми. Своей машины у меня не было, а у Мартина, кроме «лотуса», в гараже стоял только винтажный «корвет», довольно сложный в управлении. Ездить на нем я опасалась и поэтому, по сути, оказалась взаперти. Мне больше ничего не оставалось делать, кроме как писать.

«Джулия, тебе нужно время, чтобы привыкнуть», – успокаивала я себя, но притерпеться к долгим дням в пустом доме что-то никак не получалось. Кроме всего прочего, мне пришлось столкнуться с тем, чего я никак не ожидала. Мартину не нравилось, когда я встречалась со старыми приятелями – многие из которых были мужчинами. Так уж сложилось, что в Лос-Анджелесе у меня было не очень много друзей, а среди тех, кто имелся, в основном оказались писатели и журналисты, бывшие коллеги по Rolling Stone – почти сплошь плохие мальчики, признаю. Обедая с кем-то из этой компании, я неизменно позволяла себе выпить. Мартина это не устраивало. Его беспокоило мое беспечное отношение к алкоголю. Когда мы еще жили в Нью-Йорке, он пытался ограничивать меня, позволяя выпить только один бокал вина за ужином. Вскоре я поняла, что только дразню себя этим: после одного-единственного бокала всегда хотелось еще и еще. Порой я выпивала украдкой – приходила ужинать раньше Мартина и успевала быстро опустошить бокал-другой, прежде чем появлялся Скорсезе и можно было заказать себе «официальный» напиток.

Мне было стыдно за собственное лукавство, и одновременно я бунтовала против установленных «квот». Один бокал белого вина – это просто мизер; да и, в конце концов, кто такой этот Мартин, чтобы указывать мне, пить или не пить? Когда мы познакомились, я уже выпивала. Тогда никто бы не назвал меня алкоголичкой, но позже Мартин как-то признался: посмотрев «Острие бритвы», он всерьез испугался за меня – из-за того, что я очень много пью. Для героини того фильма выпивка оказалась смертельной. Я же по-прежнему воспринимала алкоголь как нечто совершенно нормальное, как часть писательской жизни. Я курила, я пила, я ругалась. Все это было частью моего образа «крутой девчонки». Лилиан Хеллман пила. Дороти Паркер тоже. Да, господи, немного алкоголя еще никому не вредило… но то «немного», а я уже давно перешагнула эту черту.

По мнению Мартина, если кто мне и был нужен, так это парочка понимающих подружек, которым можно было бы довериться. С этой мыслью он познакомил меня с астрологом Дитой Салливан. Она быстро набросала несколько астрологических схем – посмотреть, насколько мы с Мартином совместимы, и заявила: да вы просто созданы друг для друга! Перспективы у нас были чрезвычайно благоприятные. Лучащаяся оптимизмом Дита быстро стала близкой моей подругой. В отличие от меня, она не пила, и одно ее присутствие рядом часто усмиряло мою жажду алкоголя, по крайней мере на какое-то время. С точки зрения Диты и астрологии мой переезд в Лос-Анджелес и отношения с Мартином были предопределены «возвращением Сатурна». Так сложились звезды! Все должно было начаться заново.

Помимо Диты у меня появилась еще одна новая подруга – Сью Менджерс, агент суперзвезд. Представляя интересы Барбары Стрейзанд и ряда ведущих кинорежиссеров, Менджерс всегда была в эпицентре голливудской жизни. Невысокая пухлая блондинка с алыми ногтями и трепетной любовью к восточным платьям, она обратила на меня внимание как на яркую и самоуверенную девушку. Мне она понравилась точно по той же причине. Менджерс слыла безжалостной хищницей, но я вскоре поняла, что могу ей доверять. Сью однажды призналась: «Думала, Мартин связался с маленькой подхалимкой, но потом ты открыла рот, и стало ясно, что я ошибалась».

Это у Менджерс дома меня поприветствовал поцелуем Дэвид Геффен. Та встреча заставила меня задуматься: «Не знаю, хорош ли он в бизнесе, но целоваться точно умеет». Вечеринки у Сью собирали лучших из лучших, настоящих звезд. У Менджерс появлялся Гор Видал. И Франсуа Трюффо. Никогда не угадаешь, с кем ты там столкнешься в следующий раз. На вечеринках у Сью появлялись киношники, музыканты, литераторы. Большинство лиц уже примелькались, но попадались и новички вроде меня. Сью не находила ничего интересного в сборищах ровесников, ей гораздо больше нравились разношерстные компании.

Именно у Сью я как-то засиделась до утра, болтая с Гором Видалом. Мне вообще импонировали встречи у Менджерс – из-за серьезных интересных разговоров, подпитываемых ледяным белым вином. Мартин считал, что я слишком увлеклась этими вечеринками – и был совершенно прав. Я нашла приятное противоядие своему ежедневному одиночеству. В гостях у Сью я чувствовала, что все-таки переехала в живой мир, а не просто в пустой дом с шикарным видом.

Живя в Вашингтоне, я привыкла быть в центре событий. В Лос-Анджелесе, кажется, иного центра событий, чем вечеринки у Сью, просто не существовало. Большую часть дня я писала, а вечера, несмотря на недовольство Мартина, проводила за неспешными ужинами в компании вина и старых друзей.

– Ты как вообще, в порядке? – поинтересовался мой редактор из Playboy, Артур Кречмер. Ему и в голову не приходило, что я могу процветать тут, в своем одиночестве. – Ну давай, говори как есть, – уговаривал он.

– Может, стоит взять парочку-другую заданий? – советовал Крис Ходенфилд, коллега по Rolling Stone. – Думаю, тебе нужна серьезная работа.

Они были совершенно правы. Мне нужна была серьезная работа, но таковой не предвиделось. Влюбившись в Мартина, я смешала бизнес и личную жизнь. Редакторы сомневались, что я могу быть объективной. Слишком сильно Скорсезе на меня влиял, они это чувствовали. Как понять, чьим мнением я делюсь в статье – своим или его? Один известный редактор посоветовал: