Дуэль умов - Черчилль Питер - Страница 18

Подкатила маленькая машина с экипажем «Галифакса», и внезапно нахлынувшее нервное возбуждение тотчас исчезло. Очевидно, ему передалась спокойная уверенность летчиков.

— Отличная погода для полета, — сказал командир экипажа, — штурман выбросит вас точно там, где ему показали на карте. В полете я не могу покинуть свое место, чтобы попрощаться с вами, поэтому заранее желаю вам большой удачи. — С этими словами он пожал Мишелю руку.

Потом штурман представил выпускающего:

— Это Янек, поляк. Говорит по-английски не блестяще, но все понимает. В нужное время он даст вам бутерброды и кофе с ромом и скажет, когда подойти к люку. Когда будем близко, я включу красный сигнал у люка. Янек поднимет руку и подождет, пока загорится зеленый сигнал. Потом крикнет: «Пошел!» и опустит руку. Он будет также слышать мои указания по переговорному устройству.

Если вы выпрыгнете точно по команде, то приземлитесь самое большое в десяти метрах от места, которое отмечено на карте.

Мишель пожал руку сопровождающему его Андре Симону.

Один мотор уже заработал, и пора было садиться в самолет. Мишель крикнул прямо в ухо Симону:

— Спасибо, что пришли проводить! — И забрался в самолет.

Теперь проверяли сразу все четыре мотора, и «Галифакс» содрогался от напряжения, но оставался на месте, удерживаемый колодками. Затем газ сбросили, и моторы заработали на малых оборотах. Пилот доложил на вышку, что готов выруливать для взлета.

Тормозные колодки убрали, моторы снова взревели, и гигантская птица медленно двинулась по рулежной дорожке к дальнему концу взлетной полосы. Там самолет развернулся и стал ждать разрешения с вышки.

Мишеля попросили пересесть ближе к носу, и через открытые двери кабины ему стала видна взлетная полоса, простирающаяся километра на три прямо перед ними. Он подумал, что для разбега потребуется почти вся полоса, так как в эту ночь не было встречного ветра. Но вот тридцатитонная машина устремилась вперед со все нарастающей скоростью. Огоньки взлетной полосы замелькали и как-то сразу очутились далеко внизу под самолетом, который метр за метром набирал высоту.

Мишель и выпускающий вернулись на свои места, а хвостовой пулеметчик закрыл за собой дверь. Свет в самолете выключили, лишь маленькая красная лампочка светилась над закрытым люком.

Мишель прилег, положив голову на рюкзак. Самолет развернулся, взяв курс на Монпелье. Мишель лежал с полузакрытыми глазами в каком-то странном состоянии. Операция началась, нужно быть готовым ко всяким неожиданностям. В любую минуту их могут атаковать ночные истребители, а над Францией — обстрелять зенитки. Но ему было все безразлично. Если самолет подобьют и он загорится, ему скажут, когда прыгать. По приземлении он будет действовать исходя из обстановки. Что бы ни случилось в полете, его совесть спокойна. Как еще можно относиться к подобным случайностям? Если человек спокойно переходит улицу, а его сбивает машина, нарушившая правила уличного движения, в чем он может упрекнуть себя? Ведь правила нарушил не он! Судьба оказалась несправедливой к нему, но по поводу такой несправедливости даже сам апостол Петр сказал бы, в смущении поглаживая бороду: «Что ж, браг, не повезло. Такое не часто случается…»

Сейчас Мишеля беспокоило лишь то, чтобы в нужный момент набраться решимости и сразу же по команде выброситься из люка. При скорости 230 километров в час каждая секунда промедления означает лишние 80 метров пути пешком…

На этот раз особых затруднений не предвиделось. Через небольшие застекленные щели виднелся полумесяц, ровно освещающий местность. Мишель посмотрел вниз и увидел двигающуюся по земле тень их самолета. Он подумал, что для него ночь слишком уж светлая, зато для штурмана она превосходна.

В застегнутом комбинезоне было жарко, монотонное гудение моторов убаюкивало. Расстегнув карман брюк, Мишель достал пачку сигарет и предложил Янеку закурить. Тот кивнул в знак согласия, но, взяв сигарету, отложил ее. Мишель закурил и глубоко затянулся.

Ла-Манш остался позади, но по-прежнему летели на большой высоте, опасаясь огня зениток. С такой высоты все на земле казалось мирным и спокойным. Мишель улегся поудобнее и крепко заснул.

Когда он проснулся, Янек стоял, наклонившись над ним, протягивая термос и пакет с бутербродами. Кофе был восхитительный и щедро разбавлен ромом. Мишель выпил две чашки этого эликсира и съел бутерброды. Ужин означал, что пора собираться. Мишель вытер руки о комбинезон, закурил и натянул на голову шлем, затянув ремешок под подбородком. Янек тем временем стал открывать дверь парашютного люка. Когда люк был открыт, он рукой подал знак, что все готово. Держась за край бомбодержателя, Мишель добрался до люка. Янек пристегнул карабин вытяжной стропы парашюта к тросу, проходящему по всей длине самолета. Подтолкнув Мишеля, он потянул за стропу, показывая, что карабин надежно пристегнут. Мишель кивнул и, сев на край люка, посмотрел вниз. Они уже летели довольно низко и все еще продолжали снижаться. Вскоре он увидел огни города. «Это, должно быть, Монпелье», — решил Мишель. До прыжка оставалось полторы минуты. Сейчас ровно час. Возможно, самолет снижался, и выпускающий внимательно слушал, что ему говорят в переговорное устройство. Он не отрываясь смотрел на светящуюся панель в ожидании красного сигнала. Туда же были устремлены глаза Мишеля.

Вдруг зажегся предупредительный сигнал. Мишель приготовился прыгать, уголком глаза поглядывая на поднятую руку выпускающего. Он почувствовал, как резко уменьшается скорость самолета, и понял, что опустили подкрылки. Значит, круг делать не будут.

Его охватил знакомый страх. Он сделал глубокий вдох, стараясь подавить волнение. Хорошо практиковаться в прыжках дома, когда внизу ждут друзья. Но сейчас — другое дело. Под ним незнакомая местность, там его никто не встретит, — во всяком случае, из друзей. Эта мысль вихрем пронеслась у него в голове. «Слава богу, — подумал он, — что выпускающий поляк». Англичанина Мишель, пожалуй, попросил бы вытолкнуть его пинком, если он станет колебаться. «Так лучше. Сейчас важно не ударить в грязь лицом, очень важно…»

— Пошел! — крикнул выпускающий, махнув рукой перед лицом Мишеля.

Мишель стиснул зубы и выбросился из люка, закрыв глаза и задержав дыхание. Потоком воздуха его отбросило под хвост самолета. Секунды три, показавшиеся необычайно длинными, его, как пушинку, несло по ветру, пока вдруг резкий рывок не подсказал ему, что купол раскрылся.

Страх прошел. Но тут, к своему ужасу, Мишель почувствовал, что вертится на перекрутившихся стропах. Он схватился руками за обе главные стропы, чтобы, как только они раскрутятся, развести их в стороны и не дать закрутиться в обратную сторону. До земли оставалось каких-нибудь 100–150 метров, и секунд через 15 он будет там, а стропы раскручиваются так медленно… Готовясь к приземлению, он слегка согнул ноги в коленях. Вот уже и последнее переплетение расходится. Он быстро развел стропы. Почти в тот же миг его чем-то сильно ударило по голове, и он потерял сознание.

Очнулся он от нестерпимой боли: в голове словно что-то раскалывалось, перед глазами плыли огненные круги. Осторожно приоткрыл глаза, но, так ничего и не разглядев, снова закрыл. Тошнило. Хотел повернуться на бок, но резкая боль не дала. Надо лежать спокойно, пока боль стихнет хоть немного.

Вскоре, несмотря на звон в ушах, Мишель услышал какое-то монотонное гудение. Он затаил дыхание и прислушался. Ах вот оно что, комары!

Он снова чуть приоткрыл глаза. Круги стали бледнее, и он мог кое-что различить. Прямо перед глазами — виноградная лоза. Она так близко, что почти заслоняет собой яркий месяц…

Одолевали комары. Приподнявшись на локте, Мишель ощутил острую боль в копчике. Хорошо еще, что спина была защищена мягкой резиновой подкладкой. Без нее он неминуемо сломал бы позвоночник. Впрочем, пока нельзя быть уверенным, что не сломал.

Отогнув рукав комбинезона на левой руке, он посмотрел на светящиеся стрелки часов. Было час пятнадцать минут. Почти десять минут он лежал без сознания. Такое с ним впервые. Какая удача, что поблизости нет ни души. Надо поскорее убираться отсюда, а то вдруг кто-нибудь заметил парашют в воздухе и сейчас уже спешит к нему.