Разведка идет впереди - Мильчаков Владимир Андреевич - Страница 10

Генерал внимательно всматривался в обозначенный на карте участок и несколько минут молчал. Затем он усмехнулся:

- Простите, лейтенант, но я не думаю, чтобы вы были так наивны и поверили тому, что я вам расскажу.

- А все же я вам поверю,- холодно ответил Чернов. - Ведь на этом участке мы будем переходить через линию фронта. И учтите, что в случае неудачного перехода первым будете убиты вы. А удачным переход будет только тогда, когда я буду знать все, что у вас здесь есть. Повторяю, при малейшей неудаче мы будем вынуждены вас уничтожить. - Проговорив это, Чернов спокойно вытащил из ножен трофейный кинжал, когда-то добытый им в бою и, нарушая все правила хорошего тона, начал чистить им ногти. Генерал хорошо знал эти эсесовские широкие кинжалы в черных лакированных ножнах, с орлом и свастикой на рукояти. Широкий клинок кинжала тускло поблескивал в зеленой полутьме зарослей. По спине фашиста пробежали мурашки. Он вдруг ясно представил себе, что произойдет в случае неудачного перехода линии фронта. Русский офицер и его солдаты, конечно, погибнут, но, прежде чем они будут убиты, широкий матовый клинок с надписью «Все для Германии» войдет ему в живот. Генерал даже почувствовал боль в том месте, куда, как ему казалось, будет нанесен удар.

Чернов кончил чистить ногти и ловко ударил острием кинжала по стволу молодой осины. Остро отточенный кинжал прошел по древесине, как по сливочному маслу, и осинка повалилась. Генерал округлившимися оловянными глазами следил за движением клинка в руке русского офицера. Потянув к себе срубленное деревцо, лейтенант стал обстругивать его и, казалось, совсем забыл про своего собеседника. Не дострогав, он отбросил осинку в сторону, резко кинул в ножны кинжал и неожиданно громко спросил:

- Ну, что ж, будем говорить откровенно?

С минуту генерал молчал, затем, пристально взглянув на Чернова, ответил:

- Ваши аргументы, господин лейтенант, настолько убедительны, что я не вижу иного выхода, как сообщить вам все.

Чернов развернул свою карту.

- Вот имение, где был ваш штаб. Это Варшавское шоссе, а здесь позавчера проходила линия фронта. Меня интересует вот этот участок.

Пленный рассказал все. На участке полка, в котором служили разведчики, немецких танков не было. Значит, там, вероятнее всего, обстановка старая. Но вся бронированная громада нависла над соседним полком дивизии. Генерал не говорил. зачем его танки пришли сюда, ясно было и так. Но где и когда будет нанесен удар? Чернов еще раз внимательно рассмотрел карту. Там, где стоял его полк, берега реки были сильно заболочены, но несколько ниже по течению болота отступали и правый берег реки повышался. Карта показывала, что здесь, на шоссе, был мост, и как раз в этом месте фронт соседнего полка далеко не доходил до речки.

Чернов знал, что еще позавчера от переднего края этого полка до реки было не менее восьми километров, и сейчас ему стало ясно, что удар будет нанесен именно здесь. Лейтенант еще раз пристально взглянул на злополучный квадрат карты, изображавший ту местность, которая в недалеком будущем, может быть, через десять-двенадцать часов станет ареной жесточайшего боя.

- Хитро придумано, - усмехнулся лейтенант, взглянув на генерала. - Объяснять не трудитесь, понятно и так. Но все же откройте еще один секрет. Когда вся эта свора будет спущена с цепи?

Генерал молчал.

- Когда? - резко повторил Чернов.

Пленный вздрогнул. Голова его инстинктивно

втянулась в плечи и жирные складки на затылке стали багровыми. Не поднимая опущенных глаз, он хрипло ответил:

- Господин лейтенант, вас интересует участок перехода через фронт, а дальнейшим займутся в вашем штабе. Я вам не скажу здесь ничего. Доставляйте меня в свой штаб. - И, подняв на лейтенанта глаза, с откровенной издевкой добавил: - А я и не рассчитывал, что так скоро увижусь с фельдмаршалом Паулюсом. Неплохо, говорят, он живет под Москвой. Кстати за доставку такого языка, как я, вас хорошо наградят?

В груди у Чернова вскипела ярость. Сжимая рукоятку кинжала, он зло проговорил:

- Может быть, твои банды завтра на рассвете на нас полезут, а я должен с комфортом такую, как ты, фашистскую обезьяну через фронт тащить?

И, повернувшись к разведчикам, сказал;

- В ружье!

Разведчики вскочили. Пленный растерянно смотрел то на разъяренного офицера, то на спокойно готовившихся в путь солдат.

- А я… а как же я, господин лейтенант? - залепетал он испуганно. - Ведь со мной…

- Да, конечно, с вами, ваше превосходительство, днем прорыв невозможен. Вам придется остаться здесь. Живым отпустить вас мы, конечно, не можем. И вечера ждать не будем. Карты нужно в штаб доставить сегодня же. А там и без вас разберутся, в каком месте из ваших танков лапшу сделать.

Солнечный день померк в глазах генерала, и все вокруг приняло серый, пепельный оттенок. Он задохнулся. Скрюченные пальцы рук царапали грудь, выпученные глаза с мольбой и отчаянием смотрели на лейтенанта. Уже чувствуя себя мертвым, он, то взвизгивая, то понижая голос до горячего шепота, поспешно заговорил:

- Господин лейтенант. Я еще не все сказал. Я еще скажу кое-что. Я скажу такое, что сразу изменит ваши намерения. Садитесь. Прошу вас. Клянусь честью немецкого офицера, я вам сделаю важное сообщение.

Генерал не соврал. Его последнее сообщение совершенно изменило все намерения Чернова. В первую минуту после этого сообщения Чернов и его разведчики были сами поражены фантастичностью одновременно мелькнувшего в их голове замысла, а затем они переглянулись, и, вероятно, каждый из них подумал, что эта сумасшедшая мысль явилась только у него. Чернов встал и, приказав: - Накормите вояку! - отошел в сторону, лег на свою плащ-палатку и глубоко задумался.

Взвесив все «за» и «против» нового плана, который он думал теперь осуществить, и мысленно сказав себе: «Мои орлы да не сделают», Чернов решительно встряхнул головой и сел писать донесение командиру полка.

Сообщив командиру все, рассказанное немецким генералом, Чернов подробно доложил о своих дальнейших намерениях и в заключение просил подполковника не ругать его за очередной «фортель», подробно объяснив все преимущества для наших войск в случае удачи этого «фортеля».

Затем Чернов еще раз углубился в карту. Тонкие прожилки перелесков выводили прямо к полю, от которого начиналась памятная долина с туманами. Он измерил расстояние. Не более пяти километров. Взад и вперед десять. А до моста отсюда семь. Итого семнадцать. «Если выйти за час до темноты и в первой половине ночи переправить донесение через фронт, то безусловно успеем», - подумал он и, решительно захлопнув планшет, вскочил на ноги.

За час до заката, когда пленный, снова связанный, лежал на земле, Чернов,- отведя Нурбаева в сторону, дал ему последние указания.

- Рассчитываю, что вернемся к 24.00. Если не придем, действуй по обстановке, но пленного живым не выпускай. Смотри, Нурбаев, в оба. Зверь этот, хотя и трусливый, но очень вредный. Ну, все пока, оставайся! - И лейтенант протянул сержанту руку.

Прощаясь, оба заглянули друг другу в глаза и вдруг без слов крепко обнялись и поцеловались.

Капитал Розиков с самого утра был в плохом настроении. Сначала он распушил старшину роты за то, что у солдат грязные подворотнички, затем разнес командира первого взвода лейтенанта Мальцева за разбитый неделю тому назад в бою бинокль и, наконец, всей роте досталось за то, что, она, по его мнению, совсем не имеет лихого гвардейского вида.

- Что сегодня с нашим капитаном?- недоумевал лейтенант Мальцев.

Мальцев только под Брестом пришел в роту из госпиталя и еще недостаточно изучил характер ротного командира. Старший сержант Гопоненко усмехнулся:

- Сегодня, брат, капитану под руку не попадайся. Он нынче до самого вечера злой будет.