Шальная мельница (СИ) - Резниченко Ольга Александровна "Dexo" - Страница 41

— Велау…

— Говорят, Вы отыскали свою сестру?

Обмерла я в стыде. Вскинуть за и против, украдкой взгляд на Знахарку — и несмело киваю.

— Сестру и тетку. У последней — и жили всё это время.

— Всё готово, Анна, — резко перебил наш разговор тот самый мужчина, что и привез нас с Нани (внезапно появившись на пороге).

— А, да. Благодарю. Хельмут?

— Беата с нами тоже пойдет.

Довольно киваю головой, усмехаясь. Быстрый, колкий взгляд на Посланца — не перчит монах, лишь покорно, смиренно, в негодовании, поджимает губы и прожевывает злость.

Суждения Хельмута о причине болезни были полностью верны и, в итоге, подтверждены. Едва сделали разрез и забрались в брюшную полость, как буквально сразу наткнулись на жуткий очаг гноя и инфекции. Замкнутый червеобразный отросток кишки, что сейчас больше напоминал раздутый корнишон, грозился вот-вот лопнуть, приговаривая тем самым всех нас на поражение. Воспаление, конечно, уже успело перекинуться на соседние участки, но до плачевого состояния еще не дошло. И как же убивает осознание того, что такая обыденность (для моего прошлого) как антибиотики, совершенно недостижимая роскошь для нынешних времен. И, увы…. так будет еще очень долго, пока гениальные умы не сотворят обратное.

Вырезать пресловутый, мефитический, практически, бесполезный аппендикс, убрать сие мерзкое порождение хвори; зашить образовавшуюся дыру. А дальше мази, масла Хельмута и отвары Беаты.

Удивительно, несколько дней — и Бауэр заметно пошел на поправку, еще чуть-чуть — и скоро сможет смело пойти в пляс.

Чудо. Для округа Бальга… Анна вновь свершила чудо, хотя…. как и всегда, исключительная заслуга всего того — неоспоримый талант, мастерство, знания Хельмута и Беаты.

Однако, механизм запущен — и шестеренки начали свой ход.

На благо, при всей своей мерзости и гнусности, Фон-Нейман оказался человеком слова — и добровольно свершил всё то, о чем условливались. Так что мы с Нани смогли без опасений остаться в Цинтене, да и к тому же — при приюте.

И вновь привычный труд, по которому я (к собственному удивлению) уже успела безмерно соскучиться. К нашим рядам, воодушевленная увиденным, по своей доброй воле, примкнула и Нани. С радостью и великим запалом я принялась делиться с ней знаниями (хоть и тайно, усердно скрывая от чужих взглядов): причем, не только в плане медицинских (а в этом мне помогали и Беата, и Хельмут), но и в области грамматики, математики и географии.

Не сдержалась и от рассказов о чудном прошлом…. которое я (почему-то) помню вместо того, что было на самом деле со мной. И да, как и прежде, все меня знали и звали Анной. Ни Лилей, ни Эльзой, а — именно Анной. Сему пришлось покориться и Нани. А всё потому, лишь бы не вызывать лишних вопросов и домыслов.

Но как бы не было тепло и уютно в "родном" доме, с дорогими сердцу людьми, душа моя тянулась в иное место. На Бальгу. К Генриху.

Вестей от него не приходило, и сам он не являлся наведать меня. Не знаю, что тому виной. Более того, нет достоверных слухов, там ли он уже, или еще в походе. Часть рыцарей вернулась с войны, а часть — еще нет. И, тем не менее, нет у меня сил больше ждать, гадать, надеяться.

Предупредить Беату (отчасти излив ей душу) — и рвануть изо всех сил… привычной дорогой, страхом выбитой на сердце и в памяти у меня.

… навесной мост и добродушная встреча с Фреджей.

— Нет, — причмокнула женщина, печально закачав головой. — Не было ни Фон-Менделя, ни даже Командора пока. Хотя… есть молва, что со дня на день прибудут. Но какова часть правды во всем этом? Никто не знает. Ждать… остается только ждать.

— Я смотрю, у вас… изменения в штабе помощниц, — кивнула в сторону девушек, что прислуживали Хорсту.

— А, да, — смеется. — Не без твоей помощи.

Обмерла я в удивлении. Молча подначиваю продолжить.

— Слишком много споров стало. Приводили в доводы опыт, полученный в работе с тобой. А это… сама знаешь, как доводит нашего Лекаря. Вот он и решился… изгнать полусестер, полностью заменив на монахинь.

(невольно поморщилась я от злости)

— Всё равно, — задумчиво шепчу, изучая незнакомок взглядом. — Как-то слишком… много их, что ли, стало.

— А… это да. А ты что… так воодушевленно на них смотришь? Небось, есть помыслы примкнуть к ним?

— Не-е-ет, — взревела я, заливаясь смущенным смехом, и лихорадочно закачала головой. Но еще миг — и обмерла, замыслившись. — Не знаю…

— Ладно, Фреджа… С тобой хорошо, но… долг завет. Надеюсь, на днях еще увидимся.

— Давай. Заходи. Знаешь как мы здесь тебе рады!

Улыбаюсь. Взгляд на Хорста.

— О, да. Особенно он.

Хохочет женщина.

— Ну, его доводить… — это исключительное удовольствие… для нас обеих, так что… тоже хороший повод.

Не сдержалась я — и, поморщившись от стыда, залилась звонким смехом.

Услыхал. Бросил колкий взгляд через весь зал на нас, но еще миг — и натянул маску непринужденности и равнодушия, разворот — да пошагал прочь.

И уже же направлялась на выход, и уже же, практически, была за пределами крепости, как вдруг… странный, напряженный знакомый голос заставил обмереть на месте. Еще мгновение — и осознание того, кому он принадлежит, вынудило прижаться к стене и застыть, внимать каждому слову, ловить каждый звук.

— Не переживайте. Всё, что от меня зависит, и даже больше, я непременно свершу. Сначала уберу этого мерзкого пса Менделя, дискредитируя его, а затем и Рихтенберга придет очередь. Оба Генриха к власти отныне не подступятся ни на руту. Прошло их время. Прошло. И теперь править будут достойные, а там где я — и Вам место найдется.

— Но ждать некогда. Не сегодня-завтра они оба прибудут в крепость, и тогда будет поздно уже о чем-то думать.

— И торопиться нельзя. Малейшая прореха — и мы сами скатимся с горы. Доверьтесь мне. Кто, как не я, знается в этом деле…

Заледенела я от ужаса прозрения. Резвый шаг в сторону, но вмиг раздалось за моей спиной.

— Анна?

— После всего… Бауэр. После всего, что я для Вас сделала, о чём… мы договаривались… В-вы… идете на такое, — путаюсь в словах, буквах, заикаюсь от ужаса и шока.

— Анна, — едва слышно шепнул, сильнее сжав за локоть. Мерзко сплевывает, гневно шепчет на ухо. — То, что Вы слышали — враз подписало Вам смертный приговор. Но вместо… загнанного клинка в сердце, я всё еще с Вами церемонюсь. Наш договор это никак не нарушает. То, что касается дел здесь, отнюдь не имеет к Вам никакого прямого отношения. А все Ваши… чертовы темные помыслы мне недоступны, и мне на них плевать. Я Вас отпущу… но если хоть одна живая душа узнает о том, что здесь произошло, что услышали, или сами попытаетесь помешать — не погляжу на добрые заслуги. Сам лично прикончу. Всё ясно? — гневно встряхнул меня, словно тряпичную куклу.

Ядовитый, пронзительный взгляд в глаза — поддаюсь.

Несмело, едва различимо шепчу:

— Ясно.

— То-то же.

Резвое, грубое движение — и пнул меня от себя, словно гнусность.

— И чтобы я Вас здесь больше не видел, иначе тотчас же приму сие за измену.

Едва ли не прожогом добраться, домчать до Цинтена. С глазами бешеного зверя, отыскать в коморке Беату, замереть около нее. Шумно, взволнованно дышать.

— Анна? Что-то произошло? — оторопела та от внезапности.

Несмелое движение на выход, но, тут же, преграждаю ей путь. Глаза в глаза.

— Мне нужна твоя помощь.

— Моя?

— Что угодно, но их надо остановить.

— Кого их?

Взгляд около, за дверь, убедиться, что никто не подслушивает, и едва слышно… выдать всё как на духу.

— И какие идеи? — удивилась та.

— Я думала, ты мне подскажешь.

Пожала плечами девушка. Опустила виновато голову.