Двойная игра (СИ) - Русанов Владислав Адольфович - Страница 2

— А ты, никак, за трувера себя выдаешь? — Ласка поправила выбившуюся прядь русых волос.

— Что значит «выдаю»? — возмутился Виллим.

— Молод ты еще для настоящего мастерства. Разве что так — подпасок…

— Да что ты знаешь о настоящем мастерстве? Я, если хочешь знать, при дворе самого герцога Ландорского… — он замолчал, понимая, что сболтнул лишнее.

— Герцога Ландорского, говоришь?

— Ну, герцога или не совсем… И вообще не при дворе…

— Спой, трувер, — с лукавой улыбкой попросила вдруг девушка. — Или при дворе герцога ты тоже только объяснял всем, какой ты знаменитый?

— Изволь, — Виллим так и не сообразил — смеется над ним Ласка или серьезно говорит.

Тонкие длинные пальцы привычно коснулись струн и цитра отозвалась вкрадчивым, слегка шелестящим звуком. Виллим откашлялся, голос уже не звучал так унизительно-противно, как в разговоре с шепелявым.

— Умеешь, трувер… — проговорила девушка после недолгого молчания.

— Виллим, — напомнил молодой человек, подсаживаясь поближе.

— Умеешь, Виллим, — машинально повторила она и вдруг спохватилась. — А ну, на место, шустрик! Ишь, герой-любовник выискался.

— И в мыслях не было, — Виллим в мгновение ока оказался на своем месте — слишком ярко в его памяти запечатлелись недвижные тела ловких и нахальных убийц.

— «И в мыслях не было», — передразнила Ласка. — Будешь мне теперь рассказывать, что не знаешь, за что на тебя охотились. Небось баронскую дочку забрюхатил. Или ты уже до герцогини добрался?

— Теперь глупости говоришь как раз ты, — внутренне улыбаясь проговорил трувер. — Никого я не брюхатил…

Скептический смешок.

— …но если тебе охота так думать — пожалуйста. Думать не возбраняется.

Воцарилась немного неловкая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием сухого хвороста в пламени костра.

— Все. Хватит полуночничать. Завтра идти и идти, — подвела итог девушка. — Спать. И каждый на своей стороне кострища.

И она принялась забрасывать багровые угли землей.

Виллим проснулся, как от толчка. Открыл глаза. Рассветало. Как всегда раскаленная докрасна после еженощного поединка с Подземным Владыкой, колесница Хортала упрямо выкарабкивалась на небесный свод. Трувер с хрустом потянулся и встретился глазами с хитрым прищуром серых очей Ласки. Она стояла, улыбаясь чему-то своему, и сматывала на локоть длинный волосяной аркан. На удивленно приподнятую бровь Виллима ответила:

— Старшая Сестра входит в полнолуние. Младшая — в последнюю четверть. Нечисть обнаглела в край.

— И чем же спас нас твой аркан? — Виллим, как бы невзначай отвернувшись, поправил на груди под кафтаном небольшой увесистый кошель.

— Ну, чудак! Неужели не знаешь — конский волос нежить и нелюдь держит. Потому как над лошадьми пребывает благодать Матери Коней. Ходят вокруг, ходят. Злятся-ярятся. А сделать ничего не могут.

— Так ты из Айрока? — догадался молодой человек. — Из почитателей Матери Коней!

— Не важно, — отрезала девушка разом посуровев. — Хватит болтать. Пора в путь.

— А перекусить? — трувер потянулся за спину к тощему мешку, на дне которого еще оставалось немного вяленой оленины и сухарей.

— На ходу, певец. На ходу. Следующая ночь похлеще будет. И я мечтаю провести ее с крышей над головой.

И она снова, не дожидаясь спутника, двинулась по дороге пружинистым широким шагом опытного ходока.

Чтобы догнать ее Виллиму пришлось даже слегка пробежаться. Пристроившись рядом, он спросил:

— А почему имя у тебя такое? Ласка должна быть тихой. Сидеть около мамки, прясть, вышивать крестиком и жениха дожидаться. А ты с дубиной по дорогам шастаешь.

Спросил и пожалел. Девушка глянула на него, как на блаженного:

— Откуда ты такой выискался? Любопытный.

— Не хочешь — не говори. Я так — разговор поддержать.

— Ты городской, наверное?

Виллим пожал плечами.

— Да уж наверняка, — продолжала она. — В деревнях да хуторах лесных всяк знает: нет зверя страшнее ласки. В курятник залезет — всем несушкам головы поотгрызет. Лосю в ухо забирается и мозги выедает…

— Змея что ли какая?

— Сам ты — змея. Зверек такой. Навроде хорька или горностая, каких в Дар-Кхосисе богатые дамы для забавы держат. Только меньше.

— И что — лося завалить может?

— Сама не видела. Но люди так говорят.

Беседа постепенно перешла на крупного — красного — зверя. Потом на манеры охотиться каллеронских лендлордов, песни, которые предпочитают их жены… Несколько раз Виллим перевешивал цитру из-за спины на грудь, подтверждая свое мнение десятком строчек известных певцов древности и дней нынешних.

Дорога то вилась среди могучих раскидистых вязов и буков, то ныряла в заросли боярышника и лещины, а то и вовсе выбегала на открытые прогалины в пару тысяч шагов поперечником.

Светило близилось к зениту, когда им пришлось юркнуть в кусты. По дороге скорой рысью протарахтел десяток груженых повозок, сопровождаемый добротно вооруженной стражей. Виллим заикнулся было, что не худо де к обозу бы присоединиться, но довольно прозрачный намек Ласки на вчерашних головорезов отбил у него сразу всю тягу высовываться перед незнакомыми людьми.

В кустах пришлось сидеть долго. Девушка шипела и все прикидывала — поспеют к какому-никакому хутору к вечеру или не поспеют. По всему вышло — не поспеют. Поэтому ее настроение напрочь испортилось, на шутки Виллима она больше не отвечала звонким смехом, а зыркала, как боевой кот. Разговор больше не клеился.

Ближе к вечеру небо заволокло тучами. Начался мелкий, нудный до противности дождь. Виллим запрятал цитру под плащ и уныло шагал дальше, с трудом поспевая за целеустремленной, как атака конногвардейцев, Лаской. Холодные капли скатывались по волосам и, попадая за ворот, заставляли вздрагивать и ежиться.

Снова место для ночлега, по одной ей видимым приметам, выбрала девушка. На этот раз костра не разводили. Такая попытка была бы не только безуспешна, но и попросту глупа. Хворост и валежник успел изрядно пропитаться влагой. Поэтому, обнаружив дерево, под которым не было по крайней мере луж, Ласка окружила ствол веревкой из конского волоса и уселась, привалившись спиной к серовато-коричневой шершавой коре. Виллим примостился рядом. Почти вплотную. Девушка не отстранялась, погруженная в свои мысли. И даже не сделала попытки прикрикнуть на него. Виллим хотел рассказать по случаю историю о двух горцах, выживших в метель, укрываясь одним плащом, когда их товарищи замерзли насмерть каждый под своим, но вовремя вспомнил смертоносный посох и сдержался от греха подальше.

Сон пришел незаметно. Беспокойный и чуткий. Поэтому легкого тычка локтем под ребра хватило для мгновенного пробуждения.

Дождь прекратился. От кустов и травы поднимался пар. Небольшая поляна, открывшаяся взору, вся была залита зеленоватым светом Старшей Сестры, сиявшей в южной части небесной сферы. Левее и ниже, подобно глазу неведомого хищника сияла желтоватая половинка Младшей Сестры. Капли воды на острых зубчиках листьев окружающего поляну кустарника сияли бриллиантами императорской короны.

«Какая красота!» — хотел воскликнуть Виллим, но осекся, заметив напряженно-неподвижный профиль Ласки. Проследил за ее взглядом… Тугой комок подступил от низа живота к грудине, затрепетал в унисон попытавшемуся выпрыгнуть из груди сердцу, а руки и ноги разом ослабели так, словно из них выдернули все кости.