Дети Сталинграда
(Документальная повесть) - Сорокина Лилия Петровна - Страница 18

Недалеко от места, где протекал ручеек, работала московская геолого-разведывательная партия. Показали им котелок с водой. Москвичи сказали:

— В этом районе есть нефть.

К своей стоянке возвращались с радостными криками:

— А мы нефть нашли!

Главный повар сказал сурово:

— Из нефти суп не сваришь. Гони воду.

Те, кто не ходил за водой, завистливо слушали рассказ ребят о том, как они были в гостях у московских геологов, видели настоящие топографические карты и даже держали их в руках.

Ни один, наверное, поход не обходится без приключений. Вода с нефтью — это еще не все. Это было, можно сказать, начало. Главное событие — впереди. Из-за него всем здорово пришлось поволноваться.

Костер пылал вовсю, в ведре аппетитно булькал суп, пахло свежезаваренным чаем и дымом, короче говоря, обед вот-вот будет готов. Ребята устали играть в лапту и присели недалеко от костра. Кто-то запел басом «Широка страна моя родная». Не вытянул до конца. Ребята засмеялись. Кто-то иронически заметил:

— Эх, спасибо скажи, Родд не слышит. А то заплакал бы.

Недавно в гости к дубовским детдомовцам приезжал Родд, друг Поля Робсона. Конечно, он пел знаменитую песню Дунаевского о Родине. Что делалось в зале! В тот вечер ребята увидели постановку с участием Родда. В ней рассказывалось, как линчевали негра за то, что он полюбил белую девушку.

Приезжала к детдомовцам и делегация французских женщин. Всю войну они томились в концлагерях. Француженки рассказывали ребятам о фашистских зверствах. Показывали выколотые номера на своем теле. Эти рассказы очень потрясли ребят. Многие плакали. Тогда француженки взяли детей на руки и запели «Гимн демократической молодежи». Дети угощали их арбузами и фруктами из своего подсобного хозяйства.

Так и сидели ребята в ожидании обеда и вспоминали последние события. Наконец главный повар объявил, что кушать подано (это означало не больше, как суп готов). Быстро расстелили под тремя вербами плащ-палатки, нарезали хлеб, высыпали в общую кучу тети-Тонины сухари. Совсем было собрались суп хлебать, как Иван Дмитриевич объявил:

— Отставить. Почему за столом только двадцать девять? Где еще один человек?

— Да не может быть, Иван Дмитриевич. Вы ошиблись. Все тут.

Стали еще раз считать — одного нет. Кого? Борьки Данилова. Покричали: «Борька! Борька!»

Не отзывается.

— Может, человек до ветру пошел.

Это предположение успокоило всех — и ложки застучали. Однако суп похлебали, а Данилов все не появлялся. Но ребята не теряли надежды.

— К каше наверняка придет.

Съели кашу — Борьки все не было. Иван Дмитриевич всполошился не на шутку. И тут Ваня Арчаков вспомнил, что Борька отказался с ним идти за водой.

— И Борька сказал — один погуляет, — сообщил Ваня.

С тех пор прошло добрых три часа. Решено было идти на розыски. В какую сторону он пошел, Ваня не помнил, вернее, не видел.

Разделились на четыре группы. Пошли в разные стороны. Через полчаса — с докладом к Ивану Дмитриевичу. Нашел, не нашел — все равно.

Ваня Арчаков со своей группой двинулся на север. Пока лазали по балкам, чего только не передумали: «Побежал в Камышин (глупо, почему не в Сталинград), заблудился (в трех соснах, что ли?), волки загрызли (днем не может быть). Может, уснул где?»

Ребята шли и шли, вглядываясь в каждый кустик, в каждую ямку. Время от времени звали Борьку. Устали.

— Вот что, пацаны, айда назад!

— Если вон в той балке нет, то повернем.

Но Борька оказался не в балке. Рядом, справа, ближе к грейдеру, было вспаханное поле. На самом дальнем краю увидели Борьку. Радостно закричали ему:

— Борька! Борька! Жми сюда! Мы тебя ищем!

Но Борька почему-то не вскочил и не побежал. Как сидел, так и сидел. Явно, он был чем-то занят. Когда подбежали поближе, увидели такую картину: Борька сидит верхом на авиационной бомбе, как на хорошо откормленной свинье. Ребята прикинули— метра этак два, два с половиной будет. Так вот, сидит Борька на бомбе и постукивает по ней камушком. Стук-стук.

Ребята подошли поближе. Ваня Арчаков невольно подумал: «Вот бомбы я ни разу не разряжал — пороху там видимо-невидимо». Борька, наверное, давно стукал, но у него ничего не выходило, и Ваня хотел ему совет дать. Или помочь. Но он представил, что будет, если бомба взорвется. Он вспомнил, как бомбили их в Сталинграде. И на него навалился страх, такой, как тогда. Арчаков крикнул изо всех сил:

— Борька! Слезай сейчас же!

Другие тоже закричали:

— Иди сюда! Быстро!

— Ага, я не наигрался, — ответил Борька.

И снова стук-стук. Что делать? Побежали за Иваном Дмитриевичем, доложили. Он побледнел.

— Скорее! Тащите сюда!

— Да он не идет. Сидит себе и стукает.

Побежали все вместе. Борька шел им навстречу. Видимо, наигрался.

Все были так рады, что Борька слез наконец с этой проклятой бомбы, что в первый момент и не ругали его. Через некоторое время Иван Дмитриевич сказал, взяв Борьку покрепче за плечо:

— Что же ты, паршивец, с нами делаешь, а? Ты представляешь, что будет, если взорвется эта чушка?

— Ничего она не взорвется, сколько стукал — никакого толку. Бракованная, должно быть, — ответил Борька как ни в чем не бывало.

— Нет, ты сейчас же дай мне слово, что больше некогда такого не сделаешь, — побледнев, сказал Иван Дмитриевич.

Борька было прикинулся дурачком, но поддержки у ребят не получил. Это его удивило, и он впервые внимательно посмотрел на всех.

— Ладно! Сказал, не буду, значит, не буду!

«Наш детский дом ежегодно участвовал в областных олимпиадах, организуемых облоно для воспитанников детских домов.

Поездка в город доставляла мне огромное наслаждение. Любила я наблюдать за восстановлением нашего города. Помнится, первая олимпиада проходила в Бекетовке. Мы поднимались от Волги по деревянной лестнице. Кругом песок, а наверху разрушенный город — разбросанный кирпич, остатки стен зданий.

А на другой год я с радостью отмечала изменения. Все подобрано, нет нигде кирпича. Что отстраивается, обнесено забором. Театр музыкальной комедии красуется над Волгой. В этом театре потом мы проводили все наши олимпиады.

Подъезжали мы к Сталинграду на больших волжских пароходах. Встречали здесь с духовым оркестром. Нам дарили цветы, развозили на голубых автобусах по школам, где были у нас общежития. А самое интересное впереди — мы будем выступать и смотреть других. Все детские дома выступали хорошо.

Мы покажем „Сказ а зеленых заслонах“. Это как раз был год лесонасаждений. Мы летом тоже работали на лесополосах.

А какие замечательные выставки детских работ были в фойе театра! На что только не способны детские руки!

В нашем детдоме воспитывался Шура Ткаченко. Он очень хорошо вышивал. Его работы всегда были на выставке.

Всегда мы занимали одно из первых мест и увозили домой награды и подарки. Возвращались в Дубовку тоже на пароходе, а нас уже встречали.

На всю жизнь мне запомнились счастливые дни в плавучем лагере на пароходе „Борис Щукин“. Ежегодно после олимпиады он увозил триста-четыреста воспитанников детских домов вверх по Волге до Москвы и обратно. Мне посчастливилось быть в первой группе этого плавучего лагеря.

Торжественным строем, под музыку духовых оркестров шли мы на теплоход. Нас провожала общественность Сталинграда с цветами и приветствиями. Нас называли „дети Сталинграда“.

На пароходе установился режим пионерского лагеря, так как нам нужно было отдохнуть и набраться сил к новому учебному году.

Останавливались мы во всех достопримечательных городах на Волге. Первая остановка — Камышин. Здесь родился и рос Герой Советского Союза А. Маресьев, чье имя носил наш лагерь.

В Саратове были в музее Чернышевского, в Ульяновске — в доме, где жил Владимир Ильич Ленин. В Горьком посетили дом Каширина.

Часто бросали якорь где-нибудь около леса, сходили с парохода и разводили костер. Пели, плясали. Наша музыка эхом отдавалась в лесу. Повеселившись, мы шли на пароход и плыли дальше.