Я родилась пятидесятилетней... (СИ) - Веселая Мария - Страница 18

Перед входом в класс Белла Свон пропустила Ньютона вперед и на несколько секунд задержалась. Стеснялась? В столовой она выглядела куда увереннее… Заходя в кабинет, девушка хмуро взглянула на кондиционер и медленно шагнула под поток холодного воздуха, зажмурив глаза.

Мне понадобились доли секунды, чтобы учуять её сводящий с ума запах. Он снёс меня подобно тарану, волна пряного, теплого аромата её крови окутала меня, и моё дыхание из спокойного превратилось в хриплый свист. Я впитывал этот запах всем своим существом. Чтобы не сорваться в тот же миг, я сжал пальцами парту. Тихий хруст и — в моих руках горстка опилок. Я выбросил их, незаметно выравнивая края, чтобы ничего не указывало на чёткие следы пальцев. Не оставлять улик.

Пульс девушки ускорился, разнося толчками ее божественный аромат по всей комнате. Мое горло сокращалось от пустых спазмов, живот свело от голода, а рот наполнился ядом… Мое тело замерло, наблюдая, как обречённая девушка медленно приближается к последней парте. Ближе и ближе ко мне…

Её скованные и медленные движения растягивали мою пытку. Впрочем, она имела право на последние секунды жизни, прежде чем сядет в дюйме от меня, и я с наслаждением запущу свои острые клыки в её белую шею. Мое тело содрогнулось от предвкушения этого удовольствия. Её запах был не просто манящим, он был одуряющим, необычайным, заоблачным, самым восхитительным. Не похожим ни на что. Самое прекрасное сочетание и идеальная терпкость. Да… Если бы я знал о существовании этого запаха раньше, я бы в ту же секунду отправился на его поиски. Обошел бы планету, чтобы найти этот напиток богов. И медленно, с чувством вкушал каждый глоток, наслаждаясь каждой бесценной каплей этой амброзии.

Мои зубы клацкнули, сомкнувшись на пустоте, и в этот момент девушка подняла свои карие глаза на меня. Наши взгляды встретились, и я увидел собственное лицо как в отражении. Лицо монстра. Чудовища с перекошенной от жажды крови мордой. Зверя, учуявшего желанную добычу.

На доли секунды это отрезвило меня. Собственный самоконтроль не мог взять верх над сорвавшимся с цепи монстром, но я стал способен мыслить хоть сколько-нибудь рационально.

Бледное лицо девушки выражало испуг и презрение. Она как будто знала, что я собираюсь сделать. Но она всего лишь смертная девчонка. Она не способна остановить меня. Она слишком слаба, чтобы мне помешать.

И монстру внутри меня это нравилось. Он был в восторге, предвкушая её сдавленный крик, когда я крепко сожму её запястье, оставляя на нём свой кровавый поцелуй, а потом, не давая ей опомниться, примкну губами к шее, туда, где её кровь сладко зовет меня попробовать её волшебный вкус. Она была достойна поклонения, достойна медленного, вдумчивого вкушения. Глотка за глотком. Как самое дорогое и вкусное вино, редкий красный тягучий напиток, идеальный купаж, строгий отбор, безукоризненный. Я не смогу в полной мере насладиться им, если меня прервут. В конце концов, мы не одни.

Восемнадцать учеников и учитель, двадцать человек, включая Беллу. Изабелла… Даже её имя напоминает название изысканного вина. Что ж, мне придётся убить этих людей, ведь я не смогу оставлять свидетелей…

Когда девушка дошла до своего места и села на самый краешек, подальше от меня, я разрабатывал план хладнокровного убийства двадцати невинных людей. Это претило моей совести, так как даже в самые худшие свои времена я выбирал в жертвы отъявленных убийц и негодяев, а отнимая жизнь у них, дарил возможное спасение другим, более честным, более порядочным и добрым людям. Но не сегодня. Сегодня я невозмутимо подсчитывал последние секунды жизни бывших одноклассников, которые были виноваты только в том, что оказались не в то время и не в том месте.

Если я начну убивать с последних парт и буду действовать быстро и тихо, я смогу уложиться в десять секунд, максимум в тринадцать, чтобы не оставить в живых никого кроме девушки. Мистер Баннер отвернулся к доске и расписывает что-то об устройстве одноклеточных. Да, он даже не поймет, что аудитория наполняется трупами, просто не успеет. Он станет одним из них.

— Мистер Баннер! — звонкий голос девушки прервал преподавателя и мои кровожадные мысли.

Я уставился на девушку в изумлении. Что происходит? Чего она хочет? Ах, да… Я не слышу её мысли. Эта исключительно вкусная девушка исключительна и в этом плане тоже. Жаль, что я так и не разгадал загадку её мыслей. И не разгадаю. Но что-то мне подсказывает, что её вкус окупит всё…

— Да, мисс Свон…

Учитель был недоволен, не догадываясь, что девушка продляет короткие секунды его жизни. Во мне всё ещё тлело любопытство… Я был готов потерпеть, чтобы позволить ей сказать свое последнее слово. Сладко предвкушая её неповторимый вкус, я был как никогда щедр… Монстр упивался своей властью над этими короткими мгновениями её уже почти прерванной жизни.

— На улице как раз закончился дождь, может быть, мы просто откроем окна на проветривание и выключим кондиционер? — её шоколадные глаза смотрели с мольбой, как будто от разрешения учителя зависела её судьба.

Она робко улыбнулась, а лёгкий румянец окрасил её кожу в самый восхитительный цвет, который я видел.

Я со свистом втянул воздух, который приобрел ещё более манящий аромат. Божественно… Я чувствовал неповторимый вкус её крови на кончике языка…

— Чем вам не нравится действие кондиционера, мисс Свон? — голос мистера Баннера был недостаточно строг.

Искренность просьбы новой студентки почти обезоружила его.

Изабелла тихо вздохнула и бросила короткий взгляд на меня. О чём она думала в этот момент, встретившись с моим враждебным взглядом?

Я сжал зубы, сглатывая ядовитую слюну…

— Из-за отсутствия необходимой циркуляции в воздухе, мистер Баннер, накапливается углекислый газ, выдыхаемый классом, патогенные вирусы, другие взвеси… — девушка строго посмотрела на учителя, как будто они на несколько секунд поменялись местами, и теперь лекцию читает она. — Прямые потоки холодного воздуха могут спровоцировать ОРВИ, бронхиты и воспалительные процессы в лимфоузлах учащихся. Также к неприятным последствиям воздействия этого чуда техники при неправильной работе с фильтрацией можно отнести аллергию и, как следствие, бронхиальную астму, отёк гортани, пневмонию. Особенно опасны пневмонии, которые развиваются на фоне воздействия размножающихся в кондиционере патогенных микроорганизмов — легионелл…

Девушка явно не договорила, что подобные пневмонии чаще всего заканчиваются летальным исходом. Она беспокоилась о жизни и здоровье незнакомых ей людей… Изабелла Свон могла бы стать прекрасным врачом. Возможно, она смогла бы стать неплохой заменой Карлайлу…

Отец…

Лицо моего создателя, отца, учителя стояло перед моими глазами, не давая совершить непоправимое. Карлайл всегда был моей совестью. Он ни разу не поддался искушению. Он всегда считал, что я лучше, чем я есть на самом деле. Что он подумает, когда поймёт, что его любимый сын хладнокровно убил двадцать невинных людей, девятнадцать из которых — дети? Я почувствовал жгучее отвращение к себе.

И на этот краткий миг я увидел два бледных лица. Разных, как день и ночь.

Одно было моим, точнее когда-то принадлежало мне: красноглазый монстр, забравший столько жизней, что сам сбился со счету. Это были обдуманные и оправданные убийства. Я уничтожал других, более слабых чудовищ. В те дни я был уверен, что мной руководит рука Господня, тогда я подобно Ему решал, кто из них заслужил смертный приговор. Таким образом, я шёл на компромисс с собственной совестью. Я питался человеческой кровью, но для меня это было оправданно. Мои жертвы были не большими людьми, чем я сам.

Другое лицо принадлежало Карлайлу. Да, мы и не должны быть похожи. Ведь Карлайл не был моим биологическим отцом. Мы не были похожи внешне. Разве что, как и у всех вампиров, у нас обоих была белоснежная кожа. А одинаковый цвет глаз отражал наш выбор. Пока мои глаза не окрасятся алой кровью человеческих жертв.

И хотя никаких оснований для нашего сходства не было, я недавно начал представлять себе, что за те семьдесят лет, что я избрал путь Карлайла и верно следовал за ним, моё лицо стало походить на его. Черты лица не изменились, но на меня как будто легла печать его мудрости, его сострадание, которую можно было прочесть в изгибе моих губ, а безграничное терпение — в рисунке бровей.