Против князя Владимира. Книга первая. За Новгород (СИ) - Ли В. Б. - Страница 17

Не стал подниматься к Милаве, после ужина отправился во двор. До заката солнца убирался здесь, почистил и задал корма коням, полил в огороде посаженные женой овощи. Когда же стемнело, направился к соседке — первая решимость прервать связь скоро ушла, сменилась мыслью: семь бед — один ответ, хуже не будет. Сказалось и вернувшееся вожделение к налитому страстью женскому телу — молодица заметно выигрывала статью перед девичьи тонкой Милавой. Стучать в ворота не понадобилось — калитка оказалась не заперта, прошел к видневшейся в глубине двора бане. Ее дверь оставалась приоткрытой, Варяжко встал в проеме, пытаясь разглядеть в темноте Любаву. Услышал ее приглушенный голос: — Иди ко мне, я здесь.

Юноша брал истосковавшуюся по мужской ласке молодицу раз за разом, мял груди и пышные бока, все не мог насытиться ею от непреходящей страсти. Такого он не испытывал с женой, все еще робкой в постели, а сейчас, с наступлением беременности, ставшей сдержанной на любое безумство. С Любавой же он отпустил все тормоза, вытворял все, что требовала его возбужденная плоть. А та только больше разгоралась, прося еще и еще, сама не уставала трудиться. Ушел от страстной молодицы заполночь, отдав все силы — даже покачивался от усталости, пока шел к себе. Умылся в своем дворе, а потом тихо поднялся наверх в покои. Лег с краю, стараясь не беспокоить спящую Милаву, она тут же отвернулась, отодвинулась к другому краю просторной кровати.

На следующее утро увидел опухшие от слез глаза жены, она молча приготовила завтрак, отвечала на его вопросы односложно, с заметной обидой. Времени на разговор с ней не оставалось — подошла пора уже выходить, перенес на вечер. А там снова повторилось — Варяжко с непреодолимой силой потянуло к соседке. Та же как чувствовала — опять ждала в бане, эта ночь вновь прошла в любовных безумствах. Так продолжалось целую неделю, пока нежность и жалость к молча страдающей любимой не преодолели греховное вожделение. Варяжко пообещал себе и жене, что больше к соблазнительнице шагу не ступит.

Слово сдержал, но иногда только неимоверным усилием воли перебарывал свою плоть, подавлял встающее перед глазами видение ненасытного тела молодицы. Спустя время, когда вернулся из поездки сосед, тот и слова не проронил о связи своей жены с Варяжко. Хотя, как не безосновательно считал юноша, вряд ли ему не рассказали о ней, только увидел в глазах того лукавую усмешку. Тогда и пришла мысль, что его просто использовали — купец со своей младшей женой сговорились завлечь его для зачатия нужного им дитя.

Но обиды на них не держал — не со злого же умысла, а ради себя из-за нужды. Да и сам он от того ничего не потерял, если не считать то напряжение, которое ему приходилось терпеть каждый раз при виде Любавы. Милава понемногу смирилась с происшедшим, вновь потянулась к мужу, но больше домой соседок не приглашала, особенно молодых. Когда же почувствовала под грудью бьющееся сердце дитя, то счастье вернулось к ней в полной мере — на лице зацвела бесконечная радость и нежность к растущему в ней чуду.

Глава 6

До поры до времени Варяжко не встревал в серьезные разборки между купцами или с ними, да они и не обращались к нему, обходились сами или решали со старшиной. Первым таким важным делом, с которым ему пришлось столкнуться, стал конфликт, возникший между местными купцами и гостями с той стороны Варяжского моря и Померании. Те прежде сбывали оптом весь свой товар — шерстяные ткани, вина, украшения и монеты из серебра, стеклянные поделки. Новгородчане торговали им уже в розницу или везли для перепродажи в Киев, другие русские города и дальше, к хазарам и булгарам на Волге, в Византию. Со временем гостей такой расклад не устроил, открыли в Новгороде свою торговлю. Те же готские купцы, составлявшие большую их часть, завели в городе собственный торговый двор с лавками и складами.

Кое-кто из новгородчан сами отправились со своим товаром — мехами, медом, воском, пользовавшихся спросом у приезжих купцов, к острову Готланд на другой стороне Варяжского моря, через который шла основная торговля северных стран. Но то, что привозили они оттуда, составило малую долю от продаваемого гостями, так что те снимали основной навар за свой ходовой товар. Недовольство местных время от времени выплескивалось в разных стычках, доходило до драк, порчи имущества и других чинимых ими пакостей. Гости не раз обращались с жалобой в верха, доходили до князя или оставляемого им посадника, но особого толка не добились — после недолгого затишья все продолжалось, как прежде.

Как-то в начале лета наместник вызвал к себе Варяжко. Вначале похвалил за работу на торге — порядка там стало гораздо больше. Купцы, другие торговцы, горожане отзывались о произошедших там переменах добрым словом, о чем и высказался боярин. Но тут же перевел речь о поступившей ему жалобе от готских купцов — вчера ночью неизвестные колобродники забросали камнями их подворье, побили окна, испортили товар. Да и кое-кому из них тоже досталось, когда выскочили на шум — одному камень угодил прямо в голову, у других также есть ушибы. Поймать злоумышленников не удалось — те убежали, когда охрана подворья бросилась за ними. Подозревают, что не обошлось без участия старых недругов — местных купцов, хотя прямых улик нет.

Собственно, дело напрямую самого Варяжко не касалось — происшествие случилось не на торге, да и боярин не обвинял в чем-то своего соглядатая. Но коль в нем подозревались купцы из подведомого тому заведения, то Истислав и поручил разобраться с ним. Первое, что предпринял юноша, вернувшись в торг, переговорил со знающими людьми — старшиной, доверенными купцами. И Видогост, и Горан, другие, с кем он обсуждал случившееся на готском подворье, косвенно подтвердили подозрение о причастности местных торгашей. Конечно, прямо о том никто не признался, но по довольному тону, ухмылкам, проскакивающим иногда оговоркам вроде — так им и надо, — дали ему повод утвердиться в этом мнении.

Замять такое дело, спустить на тормозах не мог — оно наносило немалый урон чести Новгорода в глазах иноземных гостей, могло отвратить кого-то из них от ведения дел здесь. Допустить же подобного власти не могли — страдала слава открытого для всех торгового города, да и пошлина на заморские товары составляла немалую часть казны. Хотя по меркам иноземных торгов была весьма скромной — гривна с ладьи, за съестные припасы — и того меньше. Кроме того, что требовалось найти виновных в совершенном нападении на готский двор, не меньшую задачу составлял поиск приемлемого обеим сторонам компромисса, иначе подобные конфликты будут повторяться раз за разом.

Искать, кто конкретно науськал лихих людей на готов, Варяжко не стал, да и вряд ли купеческое сообщество выдало бы кого-нибудь из своих. Пошел по тому же пути, как и в стычке между словенами и кривичами, предложил наместнику переложить взыскание виры и откупа на общину, пусть она сама разбирается — с кого именно. Кроме того, посоветовал принять договор с иноземцами о правилах торговли в городе. В нем оговорить, что те могут торговать только оптом, причем новгородским купцам, остальным лишь излишнюю часть. Взамен же обещать защиту от подобных случившемуся нападений, поджогов и прочих напастей, наносящих урон их жизни или имуществу. Если же такое произойдет, то город выплатит пострадавшему убытки по установленной в договоре цене.

Переговоры по договору шли трудно — день за днем, неделю за неделей представители готских и померанских купцов, других гостей вели торг с новгородскими за каждую цифру. С общими условиями согласились почти сразу, после первых споров все стороны признали нужность таких правил. Так же, как и с выплатой суммы за уже причиненный ущерб готам. Варяжко и уважаемые купцы вместе с пострадавшими посчитали убытки, после община оплатила их под давлением наместника — правда, особо не упираясь. С кого она потом взыскала — не стал выяснять, это их собственное дело. Через месяц стороны все же пришли к согласию и заключили первый в истории Новгорода торговый договор.