Гавр – сладость мести (СИ) - "Ка Lip" - Страница 24

Сегодня все было так же, как и всегда. Тем, кому не хватило места на диване, подставили к столу четыре стула, еще живых, но уже небезопасных в эксплуатации, а остальные разместились на сундуках или стояли, прислонившись к стеллажам.

— Леха, привет, — услышал Алешка возгласы из-за стола, как только зашел.

— Пить будешь?

— Давай к нам, присоединяйся.

— У нас сегодня коньяк французский, "Хеннесси", уж не побрезгуй, выпей с коллективом.

Алеша видел, как, наверное, очень дорогой коньяк, судя по такой красивой бутылке, народ разливает в плохо отмытые чашки из-под чая или в одноразовые пластиковые стаканчики. Из закуски на этом столе лежал полный ассортимент всего, что душе угодно. В центре стола стоял наполовину съеденный торт, рядом — банка открытых соленых огурцов, там же лежал пакет чипсов "Лэйс", недоеденные шпроты, уже чуть увядшие, плавали в банке с маслом. Везде лежала грязная посуда, на одноразовых тарелках оставались остатки торта, пластиковые вилки валялись даже на полу, но никто их не поднимал. Алешку всегда коробил такой вид еды и вся эстетика восприятия людьми дружеских посиделок. Он быстро отвел взгляд от этой компании за столом.

— У меня вечером работа, мне нужно успеть двух своих коней отработать, еще ученик у меня тренируется, я с ним позаниматься должен. И частного коня тоже нужно подвигать…

— Понятно, как всегда, брезгуешь коллективом…

— Неудивительно, ты ведь теперь опять в призах, за этот месяц только и выигрываешь на всех стартах.

Алешку покоробил тон, с которым эти люди обсуждали его за столом, но он промолчал и, быстро переодевшись и захватив часть амуниции, вышел из комнаты.

— Зазнался, — услышав хлопок закрывшейся двери за Алексеем, констатировала факт сидящая за столом женщина лет тридцати, которая здесь тренировала своих учеников.

— С такими, как мы, такой, как он, не пьет, — зло произнесла тетка в объемной жилетке и бриджах, некрасиво сидящих на ее больших габаритах расплывшейся фигуры, она тоже занималась здесь с прокатом.

— Он всегда нас презирал, спортсмен великий. Вообще, непонятно, откуда у него деньги, чтобы двух своих лошадей оплачивать, — молодая девчонка закурила здесь же сигарету и придвинула к себе пепельницу, полную окурков.

— Надь, ну ты что, дура совсем? Как неизвестно, откуда деньги. Он же сказал, вечером у него работа. И так ясно, какая может быть вечером работа, — подружка Нади чиркнула зажигалкой.

— Да и какой он спортсмен. На таких конях любой выиграть сможет. Если бы не эти кони — был бы он никем, — подвела итог еще одна уже немолодая женщина и стала разливать коньяк по уже пустой посуде.

Они еще долго перемывали кости Алешке, это было любимое их занятие, впрочем, как и обсуждение всех остальных, кто не вписался в их коллектив. Позже под критику попала и частница с хорошим конем, которую они тоже считали неумехой, ставшей спортсменкой только из-за коня, и потом еще троих берейторов, которых они тоже считали бездарностями.

Алешка уже заканчивал тренировку своего ученика, который, слушая его подсказки, аккуратно заводил коня на барьер и даже успешно прыгал. Лешка был рад за парня, который постепенно за это время, тренируясь у него, стал показывать неплохие результаты, и теперь они готовились к его первым соревнованиям, пусть и на небольшую высоту, но все равно. Ведь с чего-то нужно было начинать.

Парень отпрыгал и, шагая на коне вокруг стоящего в центре манежа Алешки, слушал его. Леша подробно еще раз разбирал сегодняшнюю тренировку, его ошибки и правильные моменты.

— Алексей, мы тут с конем не можем справиться, на барьер завести. Может, поможешь? Ты ведь у нас спортсмен и тренер, в отличие от нас.

Алеша обернулся на голос. Напротив него стоял парень, которого он встретил с утра в коридоре, и держал в руках поводья коня: высокого, серой масти мерина, который недобро косил глазом на все происходящее в манеже.

Лешка хотел отказаться, но увидел лицо своего ученика, и слова о том, что он тренер, промелькнули в его сознании возложенной на него ответственностью. Отказаться сесть на лошадь при ученике — признать свою некомпетентность как тренера и как спортсмена.

— Хорошо. Как коня зовут?

— Кеша… Контендро, он привозной, голштин по породе. Конкурный, там на нем сто пятьдесят выигрывали, а здесь никто прыгнуть на нем по-нормальному не может. Наверное, опыта езды на хороших лошадях нет. У тебя же тоже немецкая лошадь. Вот ты нам и покажи, как на таких прыгать нужно.

Алешка молча кивнул и, проверив подпруги, легко запрыгнул в седло Кеши.

Сначала все шло как обычно, конь слушался всадника. Алешка для порядка сделал несколько кругов на галопе, потом перевел коня в рысь, затем в шаг и опять поднял в галоп. Конь все выполнял четко, как хорошая немецкая лошадь. Сопротивления или неповиновения не было, и тогда Алеша направил коня на стоящий в центре манежа барьер. Высота была где-то метр десять, то есть совсем небольшая для такого коня. Контендро шел ровно и, как обычно, сгруппировался перед прыжком и оттолкнулся от земли. Вот только траекторию прыжка он взял не как при метре десять, а такую, как будто они стену под два метра прыгают. Алеша был не готов к такому и на верхней точке полета почувствовал, как конь еще и нагнал его поясницей. От такого мощного удара снизу вверх Лешка, как снаряд, вылетел из седла и, сделав эффектный кульбит, со всей высоты плюхнулся на песок манежа. Резкая боль в пояснице на секунду лишила возможности дышать, а в глазах заплясали звездочки.

Наверное, пару минут он точно не мог ни дышать, ни говорить, хотя и видел вокруг себя суетящихся людей. Потом дыхание восстановилось, и он, с помощью подбежавшего народа, поднялся. Сделав пару шагов, сразу понял, что его межпозвоночная грыжа опять воспалилась от такого удара и теперь он может лишь еле идти, подволакивая за собой левую ногу.

Он отказался от предложения вызвать ему скорую, чувствуя, что ничего не сломано и все цело.

Хорошо, что его ученик помог ему расседлать коня, на котором тот занимался, и занялся с амуницией, помыв то, что нужно было вымыть после работы лошади в мойке, и отнеся все остальное на второй этаж в амуничник.

Когда Леша доковылял туда переодеваться, там все уже были в курсе его звездного полета и бурно обсуждали эту тему. Когда он вошел, все замолкли.

Наблюдая, как он, хромая и не сгибаясь, пытается переодеться. Одна из девчонок изрекла:

— Нахрена ты на Контендро полез. С него все летают. А ты, наверное, думал, что все такие дураки и никто не умеет ездить? Хотел повыделываться, всем доказать, что самый крутой. Вот и получил за это.

Народ поддержал эту мысль. И дальше продолжили обсуждать это падение уже при Алешке, не стесняясь его присутствия и делая вид, что не замечают его.

Лешка, сдерживая слезы то ли от боли в спине, то ли от обиды, переодевшись, вышел из комнаты.

Странно, но, несмотря на то, что он здесь уже столько лет и никогда никому ничего плохого не делал, его так и не считали своим. Он это чувствовал, это отторжение коллектива и то, что за его спиной постоянно шепчутся и распускают про него всякие сплетни. Может, это от того, что он не пьет со всеми? Неужели это было основным способом, чтобы не выделяться среди них и влиться в коллектив? Но он не хотел вот так, как они, сидеть и пить. Он приезжал сюда тренировать лошадей и тренироваться самому. Он никогда ни о ком ничего плохого не говорил и никогда не участвовал в постоянных склоках, как здесь всегда было. Тогда почему он так и не вписался сюда, почему он всегда здесь себя чувствует белой вороной?

С такими грустными мыслями и непониманием, почему его ненавидят все, он доковылял до дома, понимая, что в ближайший месяц уже не сможет сесть в седло, да и работать официантом, наверное, неделю не сможет. Кому нужен официант, который еле ноги переставляет и весь перекошенный на одну сторону. На работе придется брать отгул, а коней поручить коноводу, чтобы отгоняла их на корде. А он сам, как пенсионер, будет ходить с шерстяным платком на пояснице и пить таблетки, которые ему тогда, еще в первый раз, врач прописал от таких случаев с его грыжей.