Алеша – путь к мечте (СИ) - "Ка Lip" - Страница 36

Петрович философски относился к таким горе наездникам. Да и что здесь скажешь? Человек платит — он его тренирует. Да вот только человек не хочет учиться и не слышит тренера, но здесь многолетний опыт и выдержка не подводили Петровича. Он спокойно, как на автомате, повторял команды всаднику, а потом, видя, как тот опять все сшибал, не слыша его, прикладывался к чекушке. Он всегда держал ее за пазухой вот на такие тренировки, для сохранения нервной системы в порядке.

Это продолжалось уже минут сорок. Конь под всадником был уже в мыло, от постоянного дерганья его за повод и плюханья ему на спину всадника после каждого прыжка. Всадник был зол и постоянно кричал на коня, списывая на того свое неумение. Петрович был уже достаточно накачен позитивом и спокойно ждал, когда этот час закончится, а Алешка уже звенел, промерзший до костей, весь час бегая по плацу и уже негнущимися пальцами поднимая сбитые жерди.

Наконец, эта пытка для всех закончилась. Алексей забрал коня, чтобы отшагать его и привести в порядок. После того, как он поставил Быстрого в попоне в денник, он хотел брать Вену.

Маха, увидев в проходе конюшни синего от холода Лешку, схватила его за рукав и потянула в каптерку.

— Пошли, чай попьем. Отогреешься хоть немного.

— Да мне еще двоих отработать нужно, — особо не сопротивляясь, проговорил сквозь стучащие зубы Леша.

— От работы кони дохнут, — весело заявила неунывающая Маха и затолкала его в комнату. Там Настя с Соней ели аппетитно пахнущий "Доширак" из пластиковых мисочек.

— Хочешь доЖирака? — спросила Соня и, видя его голодные глаза, дотянулась до упаковки этих супов. Залив лапшу кипятком, она протянула его Алеше.

Он с благодарностью взял миску, отогревая замерзшие пальцы о ее тепло. Долго не выжидая положенного времени, Алеша стал есть обжигающе горячую лапшу с кусочками вроде как мяса и еще непонятно чего. Но это было настолько вкусно, что было уже неважно, из чего состоит эта еда. Главное, она тепло согревала его замерзший организм, возвращая к жизни.

Машка тоже сделала себе лапши и, глядя, как Леха, обжигаясь, ее ест, спросила:

— Ну, как чайник отпрыгал?

Лешка улыбнулся, зная, что всех вот таких горе прыгунов и неумелых наездников называли чайниками. Вспоминая сегодняшнего прыгуна, он был полностью согласен с этим определением.

— Коня жалко, весь рот ему задергал, — грустно сказал он.

— Жалко, что вот у таких уродов деньги есть. Я бы близко их к лошадям не подпускала, — Настя деловито разливала кипяток по четырем чашкам для всей их компании.

— Зато вот у таких уродов деньги и есть, — Соня достала странную длинную шоколадку и, развернув ее, стала резать как колбасу на небольшие дольки. — Ну, чего сидим. Угощайтесь, — она кивнула на шоколадку. — Это "Сникерс". Вкусный, Лех, бери, попробуй.

Он неуверенно протянул руку к кусочку нарезанного батончика и взял один.

Отогревшись дошираком и чаем со "Сникерсом", Алеша пошел доделывать дела. Сегодня Петрович его не тренировал, так как в выходной на плацу было много проката и прыгать было тяжело. После Вены у Алексея был еще Ампер, которого нужно было тоже поседлать и пошагать под верхом, так как в руках его было тяжело контролировать. Конь все пытался резвиться и играть. Под седлом он, конечно, тоже пытался резвиться, но здесь Алеше было проще сдерживать его прущую энергию. После отработки вверенных ему коней, он помог девчонкам перетаскать тюки сена для вечернего кормления и, помня наказ Назара и Ефима, чтобы поздно не возвращался, поехал домой.

После ухода Алексея, Назар долго слонялся по квартире, не находя себе места. Он не хотел думать о происходящем с ним. Он себе запрещал об этом думать и, стараясь отвлечься от мыслей, стал рассматривать корешки книг в комнате Лешиной бабушки. Потом перешел в комнату Леши, с интересом пересмотрев книги на его книжной полке. Казалось, стандартный перечень: Жюль Верн и его основные произведения, Луи Буссенар, Джек Лондон. Он тоже это читал, тогда, когда еще верили в чудеса. Когда мечтал о том, что будет, как герои этих книг, вершить добро, борясь с несправедливостью, и побеждать зло.

Его мысли прервал звонок Ефима. Обсудив все с ним, он, взяв томик Фенимора Купера, углубился в чтение такого любимого им в детстве произведения "Зверобой".

Когда в прихожей провернулся ключ, Назар очнулся ото сна, где он видел индейцев, скачущих на пятнистых лошадях, бледнолицых с винтовками и дикую природу Америки. Сон был настолько красочно-ярким, что он даже не сразу понял, где он. А потом, быстро встав, метнулся в коридор. Там он налетел на Лешу, который стягивал с ног ботинки. Тот в испуге замер, смотря на него.

— Что застыл? Давай есть будем, — Назар уже справился с эмоциями и говорил как всегда ровным голосом.

— А ты не обедал?

— Нет. Тебя ждал.

Алешка улыбнулся такому ответу и, быстро помыв в ванной руки, засуетился на кухне с приготовлением еды. Почему-то он был рад, что Назар дождался его, и сейчас захотел с ним вместе поужинать. После отработки еще двух лошадей и помощи по конюшне, Леша опять был голоден. Дневной "Доширак" и кусочек "Сникерса" давно уже переварились в его молодом организме.

Насытившись первым и уже не так жадно поедая второе, Назар достал из морозилки водку. Он налил себе стопку, но не стал пить, задумчиво смотря на нее.

— Я там твою книжку читал, Купера.

— А ты разве его не читал?

— Читал, всего. Но еще раз захотелось прочесть. Он мне очень нравился…

— Мне тоже, — Лешка вспомнил свои детские мечты о том, как он сбежит в Америку, защищать индейцев и сражаться с бледнолицыми.

— А ты на конюшню-то как попал? — Назар давно хотел ему задать этот вопрос. Ему было интересно, как вот такой городской мальчик пришел к лошадям.

— Мне лошади всегда нравились, сколько себя помню… А потом в зоопарке мама на лошадь посадила верхом. Там фотография есть.

— Я видел. На стене у тебя в комнате висит. Ты там совсем мелкий… смешной.

— Я потом так хотел к лошадям, но мама не разрешала. А я просил и просил. А потом, мне уже двенадцать было, это перед самым мамкиным уездом за границу. Она отвезла меня на ипподром. Там Школа верховой езды работала в манеже, она и сейчас работает, но тогда там все по-другому было. Там такие очереди были, чтобы билетик купить. Касса каждый час открывалась, и в продажу давали несколько билетов с кличками свободных лошадей. Я, наверное, часа три стоял. Думал, так и уедем, а я и не попаду к лошадям, а потом касса открылась, и я купил билетик с кличкой лошади. Я и сейчас помню, как ее звали — Гравюра. Вот тогда в первый раз я сам сидел на лошади и пытался ею управлять, а она вредная была, знала, как таких чайников как я напугать. Я тогда весь час на ней в центре манежа так и просидел. На меня даже никто внимания и не обратил, а мамка сказала, что больше меня сюда не пустит, что лошади — это опасно.

Назар не мешал Алеше говорить, он видел, что тот рассказывает ему о сокровенном, личном, о том, о чем он никому никогда не говорил.

Алеша замолчал, вспоминая, как это было тогда, в первый раз. Как ему было страшно вот так сидеть на этой огромной лошади, которая под ним двигалась, пугая его такими непонятными и непривычными для него ощущениями. Он тогда не знал, как ею управлять и что вообще делать. Он лишь видел, что другие всадники ездят друг за другом по стенке, и у них все получается, а он стоит в центре манежа и ничего не может с этим поделать. А потом, заведя лошадь в денник, какая-то девчонка, видя его растерянность, помогла ему расседлать лошадь и всунула в руки уздечку, сказав, чтобы сходил в туалет, вымыл под краном железку. Он послушно пошел, стараясь сдержать слезы обиды и унижения от того, что он упустил свой шанс научиться ездить, что он струсил. Леша мыл под холодной водой трензель, смывая с него конскую слюну, и старался не расплакаться, но он уже тогда знал, что вернется, обязательно вернется сюда. С этого дня он понял, что не мыслит своей жизни без лошадей.