Невыносимые противоречия (СИ) - Stochastic Аноним - Страница 17
- Предыдущая
- 17/160
- Следующая
Когда Генри выбрался на берег, Анхель скривился и ударил его прикладом автомата в живот.
- Ты видел? - закричал Анхель своему приятелю. Тот стоял спиной и мочился в кусты. - Ублюдок пытался сбежать! Думал, ломанется через лес, а я не замечу!
Анхелю лишь нужен был повод, избить, унизить, отвести душу. Пока он валял Генри в песке, второй охранник ковырял веткой в зубах.
- Пора возвращаться, - наконец бросил он и повернулся к лесу.
Генри вернулся будто и не мылся. Шеннон бросилась стирать кровь у него под носом своей армейской курткой. Хотела использовать питьевую воду, но Анхель наорал на нее:
- Сегодня больше воды не получите!
- Оставь, - Генри посмотрел на бутылку, а потом на мать. В ее глазах дрожали слезы.
- Это я во всем виновата. Я не должна была на тебя давить. Не должна была таскать за собой. Мне давно стоило оставить тебя в покое. Может, ты так часто оставался ночевать у друзей, потому что я слишком сильно на тебя давила. Может, и наркотиками поэтому баловался. Сможешь ли ты меня простить за то, что я сказала полиции? За то что заставила их поверить, что сумка с кислотой принадлежала тебе?
Она выглядела отчаявшейся и испуганной, Генри не мог ответить по-другому:
- Ты ни в чем не виновата. Мне не за что тебя прощать. Я вел себя как дурак.
Шеннон прислонилась к его груди и расплакалась. Ее волосы пахли речным илом. Неподалеку один мальчишка с автоматом хлопнул по ладони другого - как подростки на школьном дворе. Генри попытался вспомнить сколько дней прошло с похищения и не смог. Но путаница во времени пугала меньше, чем слезы Шеннон. Они были слишком горячими и быстро исякли, на смену им пришли сухие рыдания и болезненная дрожь.
Шеннон дрожала и во сне. Дрожала и что-то бормотала. Генри не разобрал ни слова.
На следующее утро Генри развязали руки. Их ждал новый переход. Короче, чем предыдущий. В обед они вышли к большому лагерю, разделенному на две части полосой деревьев. Широколистные и низкорослые, они напоминали декоративные пальмы около гостиницы. "Четыре сезона". Президент Варгас забронировал для Шеннон с сыном огромный угловой люкс.
Наравне с брезентовыми навесами в лагере были деревянные. А еще здесь были другие заложники. Восемь человек с посеревшими лицами, кругами под глазами и отросшими волосами. Но страшней всего были их движения: то медлительные и тормознутые, то резкие и дёрганые, как у сломанных механических игрушек.
Заложников держали в двух группах, по четверо в каждой. Генри и Шеннон создали новую группу. Каждая группа сидела под брезентовым навесом. Вставать на ноги не разрешалось. Разговаривать не разрешалось. В туалет водили по расписанию.
У четверых заложников вокруг щиколоток болтались цепи. Охранники дергали за них, когда водили пленных в кусты, а по возвращении пристегивали к опоре навеса. Дешевым велосипедным замком. Такой легко перекусить плоскогубцами. Сами цепи напоминали те, что надевают на шины машин для езды по бездорожью. Звенья цепей покрывали ржавчина и грязь.
- Эти люди не военные, не туристы и не журналисты, - Шеннон кивнула на обувь заложников.
Пять мужчин и трое женщин носили кожаные туфли.
- Скорей, сотрудники какой-то компании.
Генри кивнул, люди, и правда, напоминали офисных сотрудников: кожаная обувь, рубашки и брюки - некогда выглаженные, а теперь грязные и мятые.
- Их похитили с расчетом, что компания уплатит выкуп. Возможно, они иностранцы типа того американца с семьей, что был на приеме у президента. Не помню его фамилию. То ли Гудисон, то ли Гудини, - Шеннон нервно засмеялась. - Цепи и Гудини. Если на нас напялят цепь, поздно будет думать о побеге.
Генри вздохнул. Лучше всего о побеге думалось ночью. Днем эта мысль пряталась, словно боялась, что охранники нащупают её автоматами как высокочувствительными зондами. Унюхают, узнают, выследят и прикончат.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил Генри. На щеках Шеннон проступил лихорадочный румянец.
- Головокружение, слабость. Это от плохого питания и сна. Генри, мы не набираемся здесь сил, а теряем их, - она кивнула на цепи на ногах заложников.
Генри понимал, что она имеет в виду. Ночью они почти не спали. Наблюдали, прислушивались. Оставалось принять решение. Отважиться. Попытаться. Не думать о джунглях вокруг, забыть, что до городов и людей несколько дней пути, не думать о том, что сделают с тобой, если поймают. Заменить мысли яростью, гневом, ненавистью и презрением. Ненавидеть плен, презирать похитителей, злиться за угрозы, избиение, пинки и связанные руки. Развить и раздуть свою ярость, чтобы она подтолкнула тебя к действию. Шеннон права, дальше будет только хуже. Скоро Генри и Шеннон будут двигаться, как заложники в кожаных туфлях, торомознуто и дёргано.
Рассматривая их, Генри весь день готовился к побегу.
Вечер пришёл из земли, будто темнота была еще одним пищащим, кричащим, щелкающим и ухающим лесным зверем. Выползла из грязи у корней и полезла к небу, цепляясь за стволы и листья деревьев. Прогибая и те, и другие под себя.
Шеннон и Генри лежали животами на досках и ждали, когда лагерь уснет. Когда игроки в карты заткнутся, перестанет греметь посуда, умолкнет радио, заскрипят подвешенные к деревьям гамаки, зашуршат спальные мешки, ботинки выставят за грязные москитные сетки.
В отличие от похитителей заложники вырубались без приготовлений. Мужчина с бородой завалился на бок, другой уткнулся головой в колени, сползла на спину женщина. Пленники засыпали, как умирали от болезни. Кто знает сколько времени они просидели на цепи и как это отравляет?
Шеннон кусала губы. Генри восхищался её стойкостью. Она не сдавалась. Никогда не сдавалась. Неужели раньше её неумение уступать пугало его? Давным-давно, в другой жизни, из-за её неумения уступать его заперли в клинике для наркоманов.
План был прост, глуп, отчаян. Ползком до леса, мимо охраны, пятьдесят выдохов и бежать. Ровно пятьдесят. Если не продумать такую штуку, велик риск, что так и останешься лежать мордой в землю - страх исказит время, расстояние и парализует. Власть страха, лёжа под навесом для пленников, Генри ощущал каждой клеткой тела.
- Мы можем потерять друг друга, - Шеннон впилась ногтями в его запястье.
- Нет, если поползём рядом.
- Если потеряешь меня, обещай, что не станешь останавливаться.
- Нет. Мы привяжем себя друг к другу.
Он разорвал на полосы рукава своей рубашки и смастерил подобие ленты, около метра длинной, обмотал вокруг своего запястья и запястья Шеннон. Вдали закричала птица. За ней заголосили мелкие обезьяны.
Шеннон кивнула, ее глаза светились. Лента из рубашки оказалась достаточно длинной, чтобы, меся грязь локтями и коленями, они не толкали друг друга. Около деревьев Генри понял, что недооценил темноту. Он обернулся на лагерь и не узнал его. Обонул ползком первый ствол и перестал видеть. Подергал ленту на запястье, получил два рывка в ответ. Шеннон отстала - темнота стала для неё дополнительной преградой и грузом. Сбивала координацию движений и тормозила волю. Генри темнота тоже сбила с толку и заставила усомниться в себе. Как определить в какую сторону ползти и где лагерь, если единственный доступный ориентир твое прижатое к земле тело?
- Предыдущая
- 17/160
- Следующая