Правило Рори - Черняк Виктор - Страница 13
- Предыдущая
- 13/39
- Следующая
– Найджел, – Килэви потянулся к смычку, поднял его двумя пальцами, принялся описывать в воздухе кругообразные движения, будто дирижер за пюпитром, пытающийся вселить в оркестрантов плавность исполняемой вещи. – Найджел, Чуди был небезразличен к Эвелин, полагаю небезразличен и сейчас.
– Зачем вы мне это говорите? – Сэйерс едва не сорвался на визг.
– Чтобы вы лучше ориентировались. – Килэви приложил смычок к скрипке, извлек серию быстрых, неожиданно виртуозных звуков.
Сэйерс внезапно уяснил, что Чуди все эти дни переживал состояние крайней угнетенности и вовсе не провоцировал Сэйерса, не желал навредить Найджелу, а не ведал, что творит. Найджел мог представить состояние покинутого или отвергнутого с самого начала Чуди. Не позавидуешь – ему приходится каждый день видеть Эвелин. Было у них что-нибудь или нет, не имеет значения; по вечерам ему приходится проскальзывать мимо стульев, на которых, уютно расположившись, тихо, так, что никому не слышно, переговариваются Сэйерс и Эвелин; как раз то, что их не слышно, придает их беседе особенную значительность, даже таинственность; может, Сэйерс не замечал, как в напряженной позе, укрывшись за кустами, прячется Чуди, кусая губы от волнения. Не дай бог самому пережить такое.
Найджел заставил себя смотреть на Килэви приветливо, не допуская раздражения: благодаря Килэви, тому, что тот поведал, оказалось, что никто не обкладывает. Сэйерса, как затравленного волка, он сам все выдумывает – нервы разгулялись, и все.
Сэйерс встретился взглядом с венгром: мджет, как раз Килэви – человек Сиднея на острове? Килэви иммигрант в недавнем прошлом, пришелец из Европы, таким не очень-то доверяют. Чуди, скорее всего, тоже не подходит. Эвелин?.. Если так, тогда он глуп, как щенок, лучше думать, что Эвелин и Чуди не годятся в осведомители, тогда только Уэлси – круглолицый человек с редкими, всегда сально блестящими волосами, расчесанными на косой пробор, с нечистым угреватым лицом и взглядом, который так и норовит ускользнуть от глаз другого.
После сказанного Килэви Сэйерс пришел в себя: он переутомился – это ясно, нужно взять себя в руки, встряхнуться, иначе в голову лезут мысли одна сомнительнее другой, – стоило ему заподозрить Джонатана Уэлси, и воображение нарисовало этого в общем-то безобидного человека омерзительнее не придумаешь. «Итак, никто из окружения Сэйерса не способен тайно работать на Сиднея или… если отбросить пристрастие к сотрудникам, желание видеть их лучшими, чем они есть, если стерильно оценить происходящее, то работать на Сиднея может каждый из его окружения отдельно и вместе», – Сэйерс печально улыбнулся. Он не тянул в таких играх – или перехлестывал, или недооценивал, он не привык различать в людях полутона, с детства разделяя всех или на хороших, или на плохих, но такие не водились ни на острове, ни за его пределами.
Сотрудники Гринтаунского института сожгли копии записей, относящихся к Тихоокеанскому проекту, и материалы переписки с военными, но существовало подозрение, что семнадцать квадратных футов секретных сведений, содержащих ежедневные отчеты, карты, биопробы, описания технологий выращивания вирусов, были скопированы неизвестным лицом или группой неизвестных. Оригиналы, хранящиеся в специальных ящиках со взрывными патронами, позволяющими мгновенно уничтожить содержимое, были вывезены правительством в неизвестном направлении. Тихоокеанский проект стал одним из самых крупных и таинственных предприятий Гринтаунского института почти за полтора века существования.
Тревор Экклз царил в кабинете, рассеянно просматривая эскизы панно, предназначенных для украшения помещений второго этажа; на этом этаже «Региональный центр приверженцев учения Кришны» принимал почетных гостей и устраивал официальные встречи. Посторонние попадали в фирме Экклза только на второй этаж, но никогда на третий, третьего этажа как бы не существовало вовсе. Лифт предусмотрительно оснастили устройством блокирования – в случае подъема неизвестных лиц на третий этаж; лестница со второго этажа на третий была заложена, так что пробраться в покои Экклза, минуя хитроумный лифт, было невозможно. Крыша особняка просматривалась насквозь телекамерой, подававшей сигналы на мониторы дежурному в холл первого этажа и Экклзу в кабинет. На случай пожара – ввиду отсутствия лестничного прохода со второго этажа на третий – со стороны заднего фасада особняка на бетоне лежал надутый мат двухфутовой толщины.
Помощник Экклза Барри Субон, вылощенный, совершенно седой человек среднего роста, со смоляными бровями и черными же густыми усами, отступив от стола, демонстрировал Тревору Экклзу эскизы – три фута на полтора, выполненные гуашью, похоже покрытой сверху лаком.
Барри Субон давно работал с Экклзом и считался правой рукой Тревора. Субон эмигрировал с Кубы, где перед революцией держал игорные заведения. Экс-король зеленого сукна отличался вкрадчивыми манерами, бархатными глазами и пристрастием к золотым перстням и золоту вообще. Сейчас помимо трех перстней его украшали заколка на галстуке с крупным бриллиантом и ручной работы знак Будды, усыпанный изумрудами, который был приколот к лацкану пиджака. Из-под ворота рубашки выползал на шею толстый шрам, добегая почти до уха; происхождение шрама сомнений не вызывало, отчего можно было предположить, что прошлое Субона не всегда отличалось безмятежностью и служением богам.
В глазах Экклза Субон выглядел разряженной рождественской елкой. Раздражение вспыхнуло мгновенно. Экклз – случайно или намеренно? – толкнул ширму, за которой скрывались костыли. Один с шумом упал. Су-бон положил эскиз прямо на ковер, послушно поднял костыль, упрятал за ширму.
Хорошо иметь таких помощников, Тревор придвинул ближе вазу с лотосом, именно Субон придумал занятие богоискательством для прикрытия истинных дел фирмы Экклза. Бизнес не хуже других. Много лет назад Субон, делая предложение, погладил свои перстни, словно живые существа: «Люди всегда будут верить, это вколочено в них накрепко, как желание жить богаче и есть слаще». Тревор помнил все, будто это было вчера.
«Напрасно Тревор унижает меня, – Субон снова поставил эскиз на ребро, – я давно похоронил самолюбие, общаясь с Экклзом, и все же Тревор в случае со мной не прав: зачем испытывать судьбу так часто? Может статься однажды, что его жизнь целиком окажется в моих руках, и тогда все случаи намеренного падения ширмы перевесят желание спасти старого дружка».
Субон улыбнулся так, как умел только он; глядя на него в этот момент, казалось, будто по губам мазнули маслом. «Одно то, что Тревор знает обо мне все, а я о нем ничего, не допускает особенно теплых отношений». Субон еще раз улыбнулся: «Это Тревор думает, что упрятал свое прошлое – не докопаешься», – но сейчас Субон улыбался именно потому, что кое-что и он знал о Треворе и это кое-что стоило немало.
– Слишком ярко, Барри, – Экклз, склоняя голову из стороны в сторону, рассматривал красочное шествие: босоногий господь Шри Кришна Чайтанья в шафрановых одеяниях среди восторженно приветствующих. – И потом слишком женский лик. Все же он мужчина, если я верно понимаю. Излишне женоподобен.
Субон согласно кивнул, предложил вниманию Экклза следующий эскиз:
– Господь Шри Кришна со своей вечной супругой Шримати Радхарани.
Экклз бережно двумя пальцами вытянул лотос из вазы, пощекотал кончик носа:
– Вечная супруга. – Вздохнул, насмешливо повторил: – Вечная! Каково, Барри?
Субон маслено улыбнулся.
– Почему у мужа лицо такое синее? – Экклз вставил лотос в вазу.
– Так надо, наверное, – неуверенно предположил Субон, – зато у вечной супруги цвет лица вполне человеческий.
– А что это за птичка у синих ступней Кришны? Да он весь, оказывается, синий? Вообще, мне это нравится по композиции, и гирлянда цветов на шее бога впечатляет. Только уберите лебедей с заднего плана, а лицо вечной супруги осовременьте, чтобы на нее было приятно смотреть нормальному мужчине. В руках у бога флейта или палочка? Не пойму… и почему желто-зеленый нимб общий над обеими головами, нельзя ли по персональному нимбу? Похоже, художник крохоборничает?
- Предыдущая
- 13/39
- Следующая
