Спящие красавицы (ЛП) - Кинг Стивен - Страница 61

— Не будь ребенком, — сказала Мэри.

Джаред смотрел прямо перед собой.

— Тогда хорошо, — сказала Мэри. — Хорошо, детка. Малышу нужна его сосочка. Пошло все к черту. И ты тоже.

— Вы ссоритесь, как мои отец и мать, — сказала Молли, и снова заплакала. — Я хочу, чтобы вы прекратили. Я хочу, чтобы вы снова стали парнем и девушкой.

Мэри вылезла из машины, захлопнула дверь и вышла на подъездную дорожку. Она практически добралась до крыльца, когда Джаред осознал, что существует реальная вероятность того, что в следующий раз, когда он ее увидит, она может быть похоронена под белой оболочкой неизвестного происхождения. Он посмотрел на Молли и сказал:

— Держи глаза открытыми. Если ты заснешь, я тебе накостыляю.

Джаред вылез из машины и побежал за Мэри. Он остановил ее в тот момент, когда она открывала заднюю дверь дома. Она повернулась к нему, удивленная. Облако мотыльков кружило вокруг дверного фонаря, и ее лицо было испещрено сотнями их теней.

— Извини, — сказал он. — Мэри, извини меня. Это просто безумие. Я знаю, что моя мать заснула где-то в машине, и я за неё переживаю, и я не смог достать того, что тебе нужно, извини меня.

— Хорошо, — сказала она.

— Не ложись сегодня спать. Пожалуйста, не надо. — Он прижал ее к себе руками и поцеловал. И чудо чудес — она поцеловала его в ответ, открыла рот, ее дыхание смешалось с его.

— Я официально заявляю, что спать не буду, — сказала она, откинув голову назад, чтобы посмотреть ему в лицо. — Теперь вези Прекрасную Болтушку обратно к ее бабушке.

Он начал спускаться по ступенькам, переосмыслил это, вернулся и поцеловал ее снова.

— Вау, — сказала Молли, вернувшись к машине. Он услышал в ее голосе, что ее настроение резко улучшилось. — Вы, ребята, в натуре сосались.

— Мы просто прощались, разве нет? — Сказал Джаред. Он чувствовал себя ослепленным, незнакомцем в собственном теле. Он все еще чувствовал ее губы и пробовал ее дыхание. — Давай отвезем тебя домой.

Последняя точка этой долгой, странной поездки находилась всего в девяти кварталах, и Джаред проехал этот отрезок пути без происшествий, прокатившись по Тремейн-стрит, мимо пустующих домов. Он заехал на подъездную дорожку миссис Рэнсом. Фары осветили фигуру, сидевшую в шезлонге, тело без лица. Джаред ударил по тормозам. Миссис Рэнсом сидела в ярком свете, как мумия.

Молли начала кричать и Джаред выключил фары. Он развернул Датсун в обратном направлении и поехал через дорогу к своему дому.

После того, как он расстегнул ремень безопасности Молли, Джаред вытащил ребенка из машины и взял её на руки. Она вцепилась в него, и все пришло в норму. Ему было хорошо.

— Не волнуйся, — сказал он, поглаживая ее волосы. Они были в катышках, слипшиеся от пота. — Ты остаешься со мной. Мы всю ночь напролет будем смотреть кино.

Мора Данбартон — когда-то бывшая предметом газетных заголовков, сейчас в основном забытых — сидела на нижней наре в В-11, камере, которую последние четыре года делила с Кейли Роулингз. Дверь камеры была открыта. В Крыле В все двери камер были открыты, и Мора не думала, что сегодня вечером они закроются и будут заблокированы из Будки. Нет, не сегодня. Маленький телевизор на стене был включен и настроен на Америка Ньюс, но Мора выключила звук. Она знала, что происходит; теперь даже самая забитая заключенная в Дулинге знала. БЕСПОРЯДКИ ВНУТРИ СТРАНЫ и за рубежом, бежал заголовок в нижней части экрана. За этим последовал список городов. Большинство из них были американскими, потому что вы, прежде всего, переживали за своих, а потом уже и за более отдаленные места, но Мора также видела Калькутту, Сидней, Москву, Кейптаун, Мехико, Бомбей и Лондон, прежде чем прекратила просмотр.

Было забавно, когда ты об этом думал; к чему все эти люди бунтовали? Чего, по их мнению, они могли добиться? Мора задалась вопросом, были бы бунты, если бы это происходило с другой половиной человеческой расы. Она думала, что маловероятно.

Голова Кейли, завернутая в белый шлем, который пульсировал внутри и снаружи вместе с ее дыханием, лежала на коленях Моры. Мора держала в руке одну из белых рук-перчаток Кейли, но не пыталась сорвать материал. По общей тюремной связи было объявлено о том, что это может представлять опасность, и в новостных передачах было сделано такое же предупреждение. Хотя материал был слегка липким, и очень плотным, Мора все еще чувствовала пальцы Кейли, похороненные внутри этого материала, как карандаши, заключенные в толстый пенал. Они с Кейли были любовницами с того самого времени, как Кейли, будучи моложе, поселилась в В-11, отбывая свой срок за разбой с применением оружия. Разница в возрасте по боку, они прекрасно ладили. Слегка кокетливое чувство юмора Кейли вписывалось в цинизм Моры. Кей была добродушной, заполняя темные ямы, которые были вкраплены в характер Моры тем, что она видела, и тем, что она сделала. Она была умелой любовницей, её поцелуи были легки, и хотя в эти дни они не часто занимались любовью, когда они это делали, было все еще очень приятно. Когда они лежали с переплетенными вместе ногами, на некоторое время не было тюрьмы, и беспутного внешнего мира не было тоже. Были только они.

Кейли также была прекрасной певицей, она выигрывала тюремное шоу талантов три года подряд. В октябре прошлого года в доме не было сухого глаза, когда она закончила петь — a капелла[167] — «В первый раз, когда я увидела твое лицо».[168] Мора предполагала, что теперь всему пришел конец. Люди разговаривали во сне; но мало кто пел во сне. Даже если Кейли надумает спеть, голос будет ну совсем уж приглушенным. А что, если эта хрень была у нее и в горле? И в легких? Возможно, так и было, хотя если бы это было так, как она могла продолжать дышать, было тайной.

Мора подняла одно колено, затем другое, вверх и вниз, еще и еще раз, осторожно раскачивая свою возлюбленную.

— Почему ты заснула, дорогая? Почему не могла подождать?

К этому времени подошли Жанетт и Энджела, толкая перед собой тележку с двумя большими термосами с кофе и двумя большими пластиковыми кувшинами с соком. Мора почувствовала запах их приближения, прежде чем их увидела, потому что чуваки, кофе пахло горечью. Офицер Рэнд Куигли их сопровождал. Море стало интересно, сколько женщин-охранников оставалось в строю. Догадалась, что не много. И мало кто придет на следующую смену. Может и никто.

— Кофе, Мора? — Спросила Энджела. — Это тебя сразу же взбодрит.

— Нет, — сказала Мора. Вверх и вниз двигались колени. Вверх и вниз. Баю-баюшки-баю, Кейли, не ложись на краю.

— Чего ты? Это тебя поддержит. Отвечаю за базар.

— Нет, — повторила Мора. — Валите.

Куигли не понравился тон Моры.

— Следи за своим ртом, заключенная.

— Или что? Ударишь меня палкой по голове, и я засну? Валите дальше. Это единственный способ удержать меня под контролем.

Куигли не ответил. Он выглядел потрепанным. Мора не понимала, почему. Эта херня его не касается, мужчины не несут этого креста.

— У тебя бессонница, да? — Спросила Энджела.

— Да. Точно подметила.

— Везет же тебе, — сказал Энджела.

Неправильно, думал Мора. Мне не везет.

— Это Кейли? — Спросила Жанетт.

— Нет, — сказала Мора. — Это Вупи, блядь, Голдберг,[169] под этим покрывалом.

— Мне так жаль, — сказала Жанетт, и было видно, что она действительно сожалеет, что заставило сердце Моры сжаться, но она не подала виду. Она никогда бы не позволила себе расплакаться перед офицером Куигли или этими молодухами. Она бы не позволила.

— Валите, я же сказала.

Когда они ушли со своим гребаным кофейным вагоном, Мора наклонилась над своей спящей сокамерницей — если бы только она могла заснуть. Но на Мору могло подействовать только какое-нибудь волшебное заклинание.